Со стороны двери раздался шорох. Ника вздрогнула и повернулась. Перед ней стоял кто-то в темно-зеленом балахоне, подпоясанном простой веревкой. На голове вошедшего был капюшон, полностью скрывающий лицо. Руки он прятал в широких рукавах. Если бы не цвет одеяния, Ника приняла бы его за какого-нибудь киношного монаха.
— Мне велено передать госпоже, что ее одежда находится в шкафу. Если госпоже понадобится помощь, ей пришлют служанку.
Голос говорящего был низок и мягок. Ника молча разглядывала его балахон.
— Служанка… да что ты говоришь, — язвительно заметила она. — А если мне понадобятся услуги визажиста? Да и от массажа я бы не отказалась.
— Желания госпожи будут переданы.
С этими словами «монах» удалился, не забыв, однако, снова запереть дверь.
— Мать твою! — только и смогла сказать Ника и в сердцах швырнула в каменную стену чашку.
Несчастная чашка разлетелась на черепки, но легче от этого не стало. Девушка опустилась на пол и тихонько заплакала.
Сколько она пролежала на полу, Ника не помнила. Привели ее в себя голоса, неожиданно и настойчиво зазвучавшие у нее в голове. Сначала они гомонили хором, потом девушка начала разбирать отдельные слова. Ника сжала руками голову и застонала. Что это? Она сходит с ума? Или ей вкололи какие-то наркотики? Голоса на мгновение замолчали, а потом она явственно услышала приказ встать и одеться.
Ника была слишком ошарашена происходящим, чтобы сопротивляться. Она послушно подошла к шкафу и раскрыла его. Платьев было великое множество. На какой-то момент Никины глаза блеснули типично женским интересом, но тут же погасли. Девушка замерла в нерешительности, потом сняла одно из платьев с вешалки. Оно оказалось длинным, чуть приталенным, темно-зеленого тяжелого бархата. Подобную одежду она видела только в кино или на театральной сцене. Платье было какое-то — Ника с трудом подобрала подходящее слово — древнее. Нет, оно выглядело чистым — вряд ли когда-то его надевали. Но Ника шестым чувством знала, что этому платью невесть сколько лет.
Забытые было голоса в голове вновь ожили и одобрили ее выбор. Ника положила платье на постель, погладила приятную, кажущуюся теплой ткань и в тот же момент ощутила чье-то присутствие. Она повернулась. Дверь была открыта, и в ее комнату вошли пятеро. Две высокие женщины, одетые в длинные платья, похожие на то, что лежало на кровати. И трое мужчин. Один — высокий осанистый старик с посохом в руке. Второй — блондин в синей одежде. А третий… Ника замерла. Третьим был Аэдан Шиен. На нем были светлые штаны, заправленные в коричневые сапоги по колено, длинная рубашка, подпоясанная широким кожаным поясом, а сверху — тоже длинная безрукавка, отороченная мехом, очень нарядная. Голову его венчал тонкий серебристый обруч. А вид у него был… величественный что ли. Он казался еще более высоким. Он казался чужим и суровым незнакомцем. Ника было обрадовано подалась к нему, но, встретившись с ним взглядом, замерла будто натолкнувшись на неприступную каменную стену. Глаза его были ледяными и равнодушными. Боль, резкая и неожиданная, пронзила душу девушки. И она как-то сразу сникла.
Голоса в голове дали понять, что гостей следует приветствовать со всей возможной почтительностью. Ника не стала спорить и безропотно поклонилась. Она здесь пленница или заложница и вести себя надо соответственно. Старик шагнул к ней и, взяв за подбородок, поднял к себе ее лицо. Ника не успела даже помыслить о сопротивлении. Разум девушки оказался во власти этого жуткого создания. Ей сделалось так страшно, как никогда в жизни не было. Ее забил жестокий озноб. Старик тараном проник в ее суть. Ника почувствовала себя нагой и разбитой, растерзанной и совершенно беззащитной и, самое ужасное, никому ненужной. Она не могла противиться, не могла ни о чем думать, кроме своего животного страха. Лишь одна мысль жила в ней, мысль, появившаяся ниоткуда, — только смерть избавит ее от этой пытки. Избавит раз и навсегда.
Старик отпустил ее. Ника обессилено сползла на пол. Ее беспощадно трясло. Ладони стали мокрыми, по спине стекал противный холодный пот. Краешком глаза она увидела, как Дан прошел вдоль стены и встал напротив, спиной к ней. Она начала в мыслях взывать к нему, умолять помочь, объяснить хоть что-то. Но он не поворачивался, он ее не слышал, ему было все равно.
— Поднимите ее и переоденьте, — приказал тем временем старик. — Она не притронулась к еде. Заставьте ее поесть. Она нужна нам сильной и здоровой.
Женщины шагнули к Нике, под руки подняли ее с пола и быстро лишили всей одежды. Нике было все равно. Она стояла и смотрела в спину Дану. Мерзкие голоса в голове смеялись, издевались. Они уверяли ее, что Дану все равно. Что он целенаправленно обрек ее на мучения, напоминали ей, что он не человек, и она сама виновата, что отнеслась к нему как к человеку.
Женщины взяли с кровати платье.
— Подождите, — остановил их старик и что-то сказал стоящему рядом с ним блондину.
Они оба приблизились к Нике, начали ее разглядывать, поворачивая кругом. Старик коснулся ледяными пальцами плеча девушки и провел рукой по татуировке, показывая ее блондину. Тот тоже провел по ней рукой, разглядывая рисунок и письмена. Переговаривались они между собой на совершенно непонятном языке.
Старик закончил свой осмотр и, кивая собственным мыслям, отошел от девушки. Блондин остался стоять рядом. Ника подняла голову и почти ничего не видящими от тихих горьких слез глазами взглянула на него. Он был весьма хорош собой. Взгляд его не излучал ни презрения, ни ненависти. Просто спокойный взгляд, теплый и, как ни странно, полный симпатии и сочувствия. Он поднял руку и провел рукой по Никиной щеке, вытирая слезы, погладил ее по плечу. От этого ласкового прикосновения девушка словно очнулась, ее руки в инстинктивном жесте прикрыли груди.
Ника вдруг осознала, что стоит нагая в окружении вампиров. Она непроизвольно шагнула назад. Светловолосый вампир придержал ее за руку, потом притянул к себе и поцеловал в губы.
— Кеннет! Не сейчас! — одернул его старик, и тот тут же отступил.
Девушка схватила с кровати платье и прикрылась им. Голоса в голове, было смолкнувшие, принялись радостно сообщать, что скоро ее отдадут светловолосому вампиру для утех или еще кому-нибудь. Потому что негоже такой человеческой красоте пропадать зря. Она тщетно старалась не прислушиваться к сальным подробностям, которыми наперебой делились невидимые дьявольские мучители.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});