же, дура неопытная, ушла в своих политических требованиях так далеко от дома, что искали мы её целый день. И только соседка напротив ближе к вечеру, когда нашему отчаянию не было предела, сказала нам, что видела, как Дуся залезла под лестницу у парадного входа. Мы на радостях с пакетиком сухого корма и криками “Кис-кис” бросились к этой злосчастной дырке под лестницей и выманили её на свет Божий. Это уже позже мы поняли, что Дуся, таким образом, решила отметить День партизана и подпольщика, о существовании которого мы узнали из вечерних новостей.
Так вот, жена мне в ночи и говорит:
– Я, – говорит, – дырку эту под лестницей заделала.
А я ей сквозь сон и говорю:
– Напрасно, – говорю, – ты это сделала. Она-то эту дырку знает и в следующий раз в экстренных случаях спрячется там от собак или ещё от кого. А так дырка будет заделана и она от удивления может растеряться.
– Да, – говорит жена, – Ты прав, камни надо убрать.
Встает, надевает халат и выходит из спальни.
Тут до меня доходит, что мы-то на даче, а дырка под лестницей в нашем подмосковном доме. А это очень далеко – сто с лишним километров отсюда. Да и потом ночь кругом.
И я, проснувшись окончательно, кричу ей вдогонку:
– Ира, ты куда, подожди до утра. Утром разберешь.
Жена вернулась из кухни со стаканом воды, и в её взгляде я прочитал, что моя реакция на её слова была несколько неадекватная.
– Князь, где твой дом, а где Кура! – закончила мизансцену жена классической фразой из “Ханумы”. Я только развел руками, признавая свою неправоту.
Выпив воды, жена легла и наконец-то выключила настольную лампу. Заснула она быстро, я это понял по её ровному дыханию. Ко мне же сон не шёл. Все попытки вернуться на заливной луг ни к чему не приводили. Да ещё этот матрац из далекого социалистического прошлого никак не хотел принимать форму моего тела, выставляя напоказ свои неровности. Через полчаса моих бесконечных ёрзаний я понял, что и сам не засну и жене спать не дам. Встав в ночи, я перешел в большую комнату и улегся на диване, на ощупь, отыскав плед и натянув его на ноги. В голову лезли мысли никак не связанные благостным мироощущением субботнего вечера (вернее, ночи). В голову лезла всякая ерунда из разряда “почему люди не летают”.
Так прошло ещё полчаса. Вдруг среди тишины ночи я услышал, что кровать в спальне скрипнула, и в пятне дверного проема увидел силуэт жены. Она, не включая свет, прошла через большую комнату на кухню. – Наверное, бедная, так заработалась, что жажда мучает, – подумал я, поворачиваясь на другой бок. Через несколько минут опять же в темноте, жена вышла из кухни и стала подниматься по лестнице на второй этаж. (На втором этаже у нас небольшая комната с кроватью и диваном, где ночуют дети или друзья, когда остаются на даче на ночь.) Ира включила свет, и он сверху через лестничный проем проник в большую комнату. Я проснулся окончательно, тем более что Ирина что– то наверху явно искала, судя по шумам, Было слышно, как она открывала шифоньер и поднимала диванную лежанку.
Я понял, что и здесь, на диване, не засну. Решил, что лучше вернуться в спальню. Раз Ирины там нет, то и мешать я ей не буду. Я перешел в спальню и лег в кровать на свое место. Шум сверху прекратился, и я стал медленно погружаться в сон. Заливные луга стали проступать сквозь синий туман. Жена стояла рядом в сарафане, но уже без кокошника.
И вдруг – бац! Солнце ярким пятном разогнало чудное видение. Я проснулся и открыл глаза. На пороге стояла жена в позе радостного археолога, нашедшего пропавший артефакт. Люстра под потолком горела всеми шестью лампами.
– Ты где был? – радостно – восхищенно спросила Ирина, – Где можно спрятаться на маленькой даче, да и зачем? Я полчаса рыскаю по дому, заглядываю под кровати, в шифоньеры и шкафы. Смотрела даже в комоде. Где ты был!?
В три часа ночи я ей подробно изложил ход событий, заверив её, что и в мыслях не было прятаться. Так получилось. И пора бы уже спать.
Легли. Но уже в половину пятого из окна полились трели соловья и, поскольку, форточка была открыта, вся спальня наполнилась чудесными звуками птичьего пения. Тут уже не до сна. Тут слушать надо.
– Что ж они так орут, – сквозь сон пробормотала жена. Не любит она, когда её по утрам будят. Ну, спи, спи, родная.