Читать интересную книгу Второе пророчество - Татьяна Устименко

Спуск длился бесконечно. Мои пальцы онемели, а ноги — затекли. Я отрешилась от любых мыслей, опасаясь лишь одного — закономерного возникновения судорог, способных заставить меня разжать руки и камнем упасть вниз. Где-то подо мной скабрезно ругался Игорь, уговаривая нас потерпеть еще немного, а выше, словно заведенная, хныкала Галка, пафосно желающая умереть во цвете лет, но зато немедленно избавиться от этого невыносимого мучения. Я безмолвно внушала себе мысль о невозможности существования подобной глубины, но факт оставался фактом — спуск не заканчивался…

Наконец, сами не поняв как, мы достигли дна колодца.

— Прошло ровно пятьдесят семь минут, — шокировано констатировал Игорь, глядя на часы. — Я засек время. Не знаю, с какой скоростью мы двигались, но, уверен, сейчас мы находимся на охрененной глубине…

— Неужто здесь больше тридцати метров набралось? — невольно ужаснулась я.

— Это всего-то с десятиэтажный дом получится, — рассудительно произнес диггер. — Нет, тут значительно глубже. Я как-то видел парня, сиганувшего с десятого этажа, так он недолго летел…

— И какой у него был мотив? — не в тему поинтересовалась любопытная, будто кошка, Галина.

— Какой еще, на фиг, мотив, дура?! — вспылил Игорь. — Не Кобзон, молча упал!

Я насмешливо фыркнула — все-таки чувство юмора, как и умение хладнокровно вести себя в экстремальной ситуации, присуще не каждому.

— Ладно, хватит уже на мне свое остроумие оттачивать. — Диггер с кряхтением потер натруженные колени. — Если верить указаниям Силыча, то сейчас мы впритык подошли к Грани. Вот только где же она?

— Уж не это ли? — Носком сапожка я указала на круглый люк, явственно различимый в центре той самой площадки, на которой мы и стояли в настоящий момент. Люк запирался огромным винтом в виде железного штурвала…

— Ого, — потрясенно крякнул диггер, — без вашей помощи мне с ним не справиться. А ну-ка налегли!

Мы дружно навалились на штурвал, пытаясь повернуть его вокруг своей оси. Облившись потом и основательно измазавшись в липкой слизи, обволакивающей и стены, и люк, мы сумели-таки провернуть заржавевший винт и открыть почти неподъемную крышку. С мрачным грохотом она рухнула на каменный пол, являя нашим взорам уходящий вниз провал, заглянув в который я ощутила — идущий из подземелья светлый зов стал намного сильнее…

— Хотелось бы мне знать, кто такую махину соорудить сумел, — уважительно протянула Галка, пальцами измеряя толщину свороченной нами крышки. — Наверное, это сделано для того, чтобы никто вниз не лазил…

— Или чтобы снизу никто не вылез… — мрачно добавила я.

Галка выразительно постучала себя пальцем по виску, делая большие глаза и намекая: «Да оттуда только мокрицы вылезти могут. Ева, ты сошла с ума!»

— Так ты ведь вроде в мистику не веришь? — криво усмехнулся Игорь, специально наводя на мое бледное, измазанное грязью лицо свой фонарик и ожидая предсказуемой реакции. — Или как?

Но я сердито отвернулась, уходя от ответа. Ломка скептицизма — процесс долгий и болезненный, да к тому же еще и весьма интимный.

Принципы, вера и внутренний кодекс чести — вот, пожалуй, и есть все те немногочисленные движущие факторы, которые формируют наш менталитет, влияя на образ жизни, удерживая людей от падения в пучину безнравственности. Утративший их человек уподобляется зверю. И поэтому стоит пристально присмотреться к окружающим нас людям, чтобы удостовериться, сколь многие из них являются всего лишь животными, при малейшем удобном случае готовыми рвать и убивать. При этом некоторые умудряются довольно длительное время сохранять человекоподобную внешность, обманывая доверчивых людей, а другие, напротив, даже и не заморачиваются обременительной проблемой маскировки той хищной твари, коя безудержно рвется на волю из недр их темной души.

Силыч спал, младенчески причмокивая губами и пуская вязкие ниточки слюны, медленно скатывающиеся по его седой бороде. Ему снилась супруга Алевтина, скончавшаяся несколько десятков лет назад. Но сейчас она явилась к нему вновь молодой и цветущей, одетая в любимое, усыпанное крупными оранжевыми горошками, платье. Бегущая по летнему лугу жена призывно распахивала обнаженные руки, смеялась воркующим грудным смехом и звала: «Вася! Василек, пойдем со мной…» А в безбрежном голубом небе над ее головой постепенно скапливались набухшие дождевые тучки, предвещавшие приближение грозы. Поэтому Силыч ничуть не удивился, увидев интуитивно ожидаемую вспышку иззубренной сиреневой молнии и услышав близкие громовые раскаты…

— Аля? — Старый бомж растерянно завозился на рассохшемся диване, с трудом вырываясь из объятий сладкого сна и еще не вполне адекватно воспринимая реальную действительность. Уж слишком ярким и объемным оказался сонный морок, не желая отпускать опального профессора обратно в мир живых и властно напоминая: его время почти истекло. Силычу казалось, что он еще ощущает аромат прибитых дождем луговых цветов и слышит тот гром — почему-то такой оглушительный и настоящий…

Очередной громовой раскат гулко прозвучал под сводом подземного зала, переплетаясь с паническими воплями его растревоженных обитателей. Картонная стенка, отгораживающая уголок Летописца, не выдержала напора чьей-то бесцеремонной руки и рухнула, рассыпавшись, словно карточный домик. Испуганно моргающий и ничего не понимающий спросонья старик робко взирал на представшего перед ним человека, комкая край потертого пледа и беззвучно разевая рот. Дерзкий пришелец, ведущий себя с хозяйской непосредственностью, шагнул к дивану и схватил Силыча за грудки, обдавая жаром вонючего дыхания с резким запахом псины.

— Где они? — требовательно выдохнул мужчина, наклоняясь ниже и заглядывая старику прямо в глаза. — Куда они пошли?

Летописец внутренне содрогнулся, сразу подметив и нечеловеческие зрачки незнакомца, и его густые каштановые волосы, длинными бакенбардами переходящие на скулы, и сильные, покрытые бурой шерстью запястья.

— Ну? — нетерпеливо рыкнул мужчина, приставляя к виску бомжа дуло пистолета. — Ты хочешь жить, животное?

— Я не животное! — твердо ответил Летописец, чуть запоздало догадавшись, кто именно находится перед ним, но при этом не испытывая ни капли страха, а лишь гадливость и отвращение. — Меня предупреждали о тех, кто станет преследовать королеву. Можешь меня убить, но я не скажу тебе ничего, потому что я человек, в отличие от тебя, пес смердящий!

Пришелец гортанно расхохотался, к ужасу Летописца угрожающе посверкивая внезапно удлинившимися клыками. По лицу шатена прошла волна судороги, уши заострились, челюсти начали вытягиваться вперед, но усилием воли он успешно остановил едва набирающую темп трансформацию, возвращая себе прежний человеческий облик.

— А тебя не предупреждали о плачевных последствиях встречи со мной? — иронизировал полузверь, перемещая ладонь на горло старика. — Скажи мне, куда они ушли, и я подарю тебе милость безболезненной смерти. А иначе ты быстро пожалеешь о необдуманно проявленном упорстве, ибо познаешь мучения, способные сломить и более крепких, чем ты, людей…

— Ничего я тебе не скажу! — придушенно просипел Силыч, удивляясь собственной смелости. — Тебе ее не догнать.

Из-за спины звероподобного шатена выступили еще трое мужчин, одетых в камуфляжную форму и сжимающих в руках автоматы. Они напомнили старику матрешек — настолько однотипными казались их лица, грубые и равнодушные, словно вырубленные из гранита, с узенькими лбами прирожденных, привыкших не рассуждать убийц, с тяжелыми квадратными подбородками. «Не русские», — мгновенно понял Силыч, подметив явное сходство сопровождающих шатена боевиков с пленными немцами, виденными им когда-то давным-давно. Один из мордоворотов вскинул автомат к потолку и дал короткую очередь, ранее принятую стариком за громовые раскаты.

— По бродягам стреляй! — безжалостно приказал шатен.

С захолонувшим сердцем Силыч наблюдал, как автоматчики беспощадно выкашивают его не успевших разбежаться собратьев, а бетонный пол подвала покрывался лужами свежей дымящейся крови.

— Говори! — продолжал требовать пришелец, крепче сжимая пальцы. — Или…

— Нет! — упрямо шептал старик, превозмогая разливающийся в голове звон, вызванный все нарастающим удушьем.

— Стас! — Громкий крик донесся с противоположной стороны подземелья. — Кончай эту падаль без промедления, я нашел открытую дверь. Они ушли туда… — Невидимый отсюда мужчина говорил с сильным иностранным акцентом, произнося русские слова слишком отрывисто и проглатывая мягкие согласные звуки.

Названный Стасом мужчина чертыхнулся, умело сдавил пальцы, одним движением вывихивая Летописцу гортань, и бросил его на диван так небрежно, будто он сейчас и не человека убил вовсе, а просто раздавил никчемное старое насекомое. Мутная слезинка вытекла из правого глаза беспомощного старика, напоминая каплю смолы, выступившую на начавшей мироточить иконе, а полузверь ушел, не оглядываясь, предоставив профессору последнее право в жизни — медленно умирать, корчиться от боли, хрипеть изуродованным горлом и захлебываться пузырящейся на губах пеной. Сытые жестокие хищники просто убивают ради собственного удовольствия, стремясь причинить безответной жертве максимальные страдания, ибо милосердие зверям неведомо…