Зверь, я зверь; мажор, не знающий берега. И неудачник. Кем лучше быть, тем или другим? И что даст эта громовая смесь в сочетании? Ибо теперь, если я выживу, с обоими мною в одной черепушке, прежним Рикардо уже не буду. Не смогу вспарывать брюхо крестьянам, давить детей да задирать подолы тем, кто ниже в иерархии (а это не только крепостные, я тут вообще почти всемогущ, меня осудить могут только за коронное преступление; я почти любого могу убить, если он не состоит на королевской службе). Но что сможет Ричи, имея опыт Ромы? Имея его лунтиковские ценности в этом суровом жестоком магическом средневековье? Опыт, как проебать всё, что имеешь, взять взаймы и снова проебать?
Нет, хватит. Не хочу. Рикардо убила ведьма-травница. Её ученица. И заслуженно убила - нечего графёнышу было ей ноги раздвигать. Берега знать надо. Да и Ромой быть не хочу. Синий контакт, красный контакт, запуск программы. Переключить контакты на вторую пару, запуск программы. Коричневый провод, включить автоматы. Прозвон самих автоматов... И это работа, полученная через знакомых, благодаря родственным связям!
К чёрту. Всё к чёрту. Не хочу. Ничего. Ни быть грёбанным Лунтиком, ни чудовищем Пуэбло. Говорят того света нет, нет рая и ада - тебе просто дают второй шанс, возможность переродиться. Вот так же я и хочу - вдруг получится? 'Пускай живёшь ты дворником - родишься вновь прорабом. А после прораба и до министра дорастёшь!' Семёныч в корень зрил. Пусть они оба перевозродятся... Кем-то. Может у них у обоих получится лучше, чем сейчас? 'Но если ж туп, как дерево, родишься баобабом, и баобабом будешь тыщщу лет, пока помрёшь'. Да хоть бы и баобабом. От него хотя бы вреда нет, только польза.
...Я умирал. Понимал это, и даже радовался. Чувствовал, как силы оставляли меня. Я принял решение, успокоился, а значит...
Да пофигу, что значит! В детстве как-то был чехословацкий фильм, 'Три орешка для Золушки'. Так у чехов своя сказка, отличная от общепринятой. Там нет феи Крёстной, и вся магия от трёх грёбанных орешков, которые фартом принесло бедной протагонистке. Рома вытащил свой орешек, и отправился на собственный бал перед ноутбуком, и это для него, наверное, стало облегчением. Ибо если бы остался - расписался бы Вике, маме и отцу, что он ничтожество, после чего останется только потеря самоуважения и заслуженная депрессуха. Из которой одна дорога - в алкоголь.
Ричи тоже открыл свой орешек. Он не хотел жить. Ибо остался один, не способный взвалить на себя тяжёлую ношу. И вместо поиска путей, ударился в тот самый алкоголь - чтоб забыться. И начал творить поистине ужасные вещи. 'Поистине' потому, что просто ужасные и до этого творил, эти дети, раздавленные копытами, будут сниться каждую ночь, сколько мне там осталось. За три месяца его (моя) компания по пьянкам запытала пятерых крестьянок из ближайшей деревни. И ещё трёх в ближайшем городе, причём только две были крепостными, одна - вольная горожанка, жена ремесленника. Просто мы по улице шли, и она нам понравилась. Ах да, у неё дети оставались... Ричи и его дружкам-ублюдкам на детей насрать было, отпихнули от кареты, и в путь. А потом, после, лишь денег дали - отступные. И только за горожанку.
Так что с травницей Ричи вытащил свой орешек. И мне его не жалко. Даже Рому жальче, хотя чего жалеть того, кто и так опустил руки? И сейчас остался третий, последний орешек. Я должен уйти. Просто уйти. Потому, что пришло время. Моё время. Их время. И это правильное решение.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
- Ричи! Рикардо, милый! Очнись, открой глаза!
Задолбали! Полежать и умереть спокойно не дают.
- Ричи, братик, любимый! Ну пожалуйста, не бросай меня! Открой глаза!
Вика или Астрид? Голос знакомый. И родной. Оставить и бросить её я не мог. А ещё Она, обладательница голоса... Плакала. А это уже выше моих сил. И я открыл глаза, уже налившиеся тяжёлым свинцом.
Рыжик! Лисёнок! Моя шебутная любимая сестрёнка Астрид, партнёр по всем мыслимым проказам... Как же я рад тебя видеть! Лишь бы это не глюк, лишь бы на самом деле!..
- Пей! Пей, Ричи, это приказ! - командовала Рыжик тоном, которому нельзя противиться. Есть у неё такой в арсенале.
Мне что-то полилось в горло. Сил сопротивляться, как и вставать, не было, и, начав закашливаться, я непроизвольно глотнул. Раз, другой. Что-то липкое, противное и горячее. И оттого втройне противное, что горячее. Но было всё равно - вкуса не чувствовал. Я пил, и пил жадно, ибо от питья, даже такого уродского, чувствовал себя лучше. Я ещё я понял, со мной рядом ОНА, человек, которому я нужен. Я не один, у меня ещё остались люди, ради которых стоит жить. А значит жить - стоит.
- Молодец, - похвалила она, погладив остатки не сгоревших волос. - А теперь запей. Пей, говорю, это вода! Просто вода.
Да, это была вода. Обжигающе холодная, аж ломило зубы. Но, блин, приятная.
- Иди ко мне! - Она обнимала меня, обхватив голову, и рыдала. На ней было красивое розовое платье с неплотно зашнурованным корсетом. Спешила, не зашнуровала... Плевать.
Вдруг меня начало трусить - то, чего я опасался. Приближение приступа. Но его почувствовала и она.
- В глаза мне смотри! - проревела Астрид, как обычно рычат в саванне пантеры. - Смотри в глаза! А теперь настраивайся! Настраивайся, говорю! Держи щиты! Щиты, мать твою, Рикардо! Держись! Я с тобой! С тобой я, только не подведи!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
- ...Да, больно! - рычала она. - Но надо! Через 'немогу' надо! Ты удержишь, я в тебя верю!