Это было не так–то легко, так как вид наш был слишком непрезентабельный и появление полуоборванцев в такой роскошной гостинице, как Большая Московская, не могло пройти незамеченным.
Однако Холмс нашелся и тут.
Среди его платья нашлось два довольно приличных пальто и две мягких английских шапки.
Надев на себя это одеяние, мы стали довольно приличны. Затем, захватив в карманы рваные, засаленные картузы, мы вышли из номера.
Но и этот вид показался подозрительным старшему швейцару.
— Откуда? — грубо окрикнул он нас.
— Из номера пятьдесят третьего! — не задумываясь ответил Холмс. — От английского подданного Холмса.
Этот определенный ответ, видимо, успокоил швейцара.
По всей вероятности, он, знавший о настоящей профессии Холмса, принял нас за нужных ему людей, и мы свободно вышли на улицу.
В одном из глухих переулков мы незаметно переменили наши шляпы на рваные картузы и слегка замазали грязью пальто.
И только приняв такой вид, мы направились к трактиру, служившему нам наблюдательным пунктом.
Было не более пяти часов дня, когда мы наконец заняли свои места.
X
Сидя у окна, мы впивались взорами в окно книжного магазина.
Несколько раз Гаврюшка подходил к окну, и я заметил по его лицу, что он чем–то сильно озабочен.
Сидя за чаем, мы поддерживали для вида беззаботный разговор и кое–как дотянули до семи часов.
Едва только стрелка моих часов остановилась на семи, как дверь трактира отворилась и в зал вошел Фомка.
Вид у него был озабоченный и пасмурный.
Подойдя к половому, он заказал чай и сел за столик в самом дальнем углу, повернувшись к нам спиной.
Через несколько минут мы заметили, что Гаврюшка в сопровождении двух служащих вышел из магазина и стал его запирать. Проделав эту операцию, он подозрительно огляделся по сторонам и, сказав что–то служащим, юркнул в трактир.
Он сразу заметил сидящего в углу Фомку и прямо подошел к нему.
Затем, убедившись, что на них никто не смотрит, он наклонился к Фомке, что–то прошептал ему на ухо и, быстро выйдя из трактира, скрылся среди сновавшей взад и вперед публики.
Подождав несколько минут, Фомка расплатился и в свою очередь вышел из трактира.
В ту же минуту мы последовали за ним.
Дойдя до Страстного монастыря, Фомка вскочил на конку, идущую к Устинскому мосту.
Взяв извозчика, мы приказали ему ехать потише, не теряя конки из виду.
Доехав до Яузы, Фомка соскочил и вошел в один из скверных трактиров, расположенных на берегу этой вонючей речонки.
— Нам следует подождать его здесь! — произнес Холмс. — Наше появление может возбудить его подозрение.
Между тем тьма надвигалась все больше и больше, и нам пришлось порядочно–таки приблизиться к трактиру, чтобы не упустить из виду Фомки, когда он станет выходить.
Где–то на колокольне пробило девять часов.
Немного спустя на пороге трактира появилась знакомая нам фигура Гаврюшки.
Осторожно оглянувшись по сторонам, он вошел в трактир и через минуту снова появился на улице в сопровождении Фомки.
Повернув направо, они направились вдоль берега реки, и мы, пользуясь полным отсутствием фонарей в этом месте, неслышно двинулись за ними.
Так прошли мы несколько сот шагов и наконец очутились в совершенно глухой и пустынной местности.
С трудом различали мы фигуры Гаврюшки и Фомки, шедших молча впереди.
Но вот, наконец, они остановились и тихо стали спускаться с берега к самой реке.
— Ползите! — шепнул Холмс.
Распластавшись на земле, мы, словно змеи, неслышно сползли вниз и подползли к ним шагов на двадцать пять.
Ночная тьма способствовала нам. Гаврюшка о чем–то говорил Фомке, и до нас долетали лишь отрывки тихо произносимых фраз.
— Завтра… не упущу проклятого… вот–вот… «Петергоф»… ты подделай руку под Ефимова…
Иногда он яростно рычал, и видно было, что он не на шутку беснуется.
Фомка отвечал коротко и односложно, совершенно хладнокровным тоном.
— Значит, завтра в три часа в «Петергофе»… — донеслось до нас.
Затем они снова заговорили очень тихо, и мы услышали лишь конец их разговора:
— Все разбежались… ну, да это и хорошо! Пущай ищут свидетелей!
Пошептавшись еще о чем–то, они поднялись на берег.
XI
— Итак, дорогой Ватсон, до завтра. В три часа дня мы, вероятно, увидим в ресторане «Петергоф» что–нибудь любопытное.
Противники наши скрылись, и мы не преследовали их дальше.
Возвратившись в город, мы прямо направились к Клюкину.
— Вероятно, принесли что–нибудь новенькое? — спросил он, встречая нас.
— Я не хочу предупреждать события, — ответил Холмс, улыбаясь, — и пришел только для того, чтобы попросить вас кое о чем.
— Я вас слушаю.
— Завтра вы, вероятно, получите, в том или другом виде, какое–нибудь известие, относящееся к ресторану «Петергоф». Кто бы вам ни говорил или ни писал про него, будьте настороже и ничего не предпринимайте и никуда не уходите, не предупредив меня тотчас же.
— Это все? — спросил Максим Васильевич, улыбаясь.
— Пока да. Относительно же Гаврюшки и Семенова, я рекомендую вам сейчас же распорядиться, чтобы все грузы, посланные ими куда бы то ни было, были задержаны в дороге.
— Я это уже сделал, — ответил Максим Васильевич.
— Вот это прекрасно. Это будет только лишним доказательством против них. Впрочем, вряд ли после завтрашнего дня потребуется большего.
Поговорив еще несколько минут, мы простились с Максимом Васильевичем и удалились домой.
Швейцар, видевший нас уже раньше в таком виде, пропустил нас беспрепятственно.
Войдя в номер, Холмс стал быстро переодеваться в приличный костюм, посоветовав мне сделать то же самое.
Ничего не понимая, я исполнил все, что он ни говорил мне, и вскоре мы были совершенно готовы.
Снова вышли мы из гостиницы, и, подозвав извозчика, Холмс приказал везти нас в ресторан «Петергоф».
Зал был полон, так как было уже немного за полночь, и мы едва отыскали свободный столик.
Заказав легкий ужин, мы принялись за еду, но по глазам Холмса я видел прекрасно, что еда служила ему лишь предлогом.
Прошло около получаса, как вдруг я увидел в двери, ведущей в коридор с кабинетами, промелькнувшую фигуру Гаврюшки.
В тот же момент Холмс кинулся за ним.
Возвратясь через минуту, он спокойно сел за стол, тихо проговорив:
— Ну, теперь не уйдут от нас.
Ресторан уже закрывался, и мы, не дождавшись ничего, вместе с остальными ужинавшими вышли на подъезд.
Одновременно с нами вышли и Гаврюшка с Фомкой.
Мы видели, как они сели на извозчика и быстро умчались.
Позвонив снова в ресторан и подождав, пока швейцар отворит дверь, Холмс что–то шепнул ему, и нас впустили обратно.
Сунув в руку швейцара 10–рублевую бумажку, мы в сопровождении его прошли коридор и вошли в один из кабинетов.
Включив электричество, Холмс стал пристально разглядывать пол и стены комнаты.
В этом занятии он провел около получаса.
Затем, поблагодарив швейцара, он взял меня под руку, и мы, выйдя из ресторана, возвратились домой, где прекрасным образом заснули.
XII
В час дня к нам в номер постучали.
Это оказался посыльный, принесший нам письмо.
Развернув его, Холмс прочел: «Получил приглашение от Ефимова явиться к 3 час. дня в ресторан «Петергоф». Сообщаю это вам согласно вашей просьбе. Клюкин».
Быстро накинув пальто, мы выбежали на улицу и, вскочив в первую попавшуюся пролетку, поехали на Моховую.
— В чем тут дело, я никак не могу понять, — встретил нас, улыбаясь, Максим Васильевич.
— Вы это узнаете очень скоро, — ответил Шерлок Холмс, — предупреждаю только вас, что, входя в кабинет, будьте очень осторожны… не сразу ступайте внутрь его.
— Что за мистификация! — удивленно воскликнул Максим Васильевич.
— За эту мистификацию вам скоро придется поблагодарить меня, — серьезно ответил Холмс. — Надеюсь, и ваша супруга мне будет очень благодарна.
— Ничего не понимаю.
— Пока и не надо.
Взглянув на часы, Холмс заметил, что пора отправляться в ресторан, прибавив при этом, что Клюкин должен ехать на отдельном извозчике и ни единым жестом не подавать вида, что мы следуем за ним.
Так мы и сделали.
Минут через 20 извозчик Клюкина остановился у подъезда ресторана, и почти следом за ним мы вошли в подъезд как совершенно незнакомые друг другу люди.
— В какой кабинет просили Клюкина? — спросил Максим Васильевич.
— Пожалуйте–с, я проведу, — ответил швейцар.
Вслед за швейцаром Максим Васильевич направился в кабинет, а мы, словно совершенно посторонние посетители, пошли следом за ним.