Совсем иное впечатление произвел Л. Мехлис. Он показался довольно желчным и даже жестоким. В перерыве совещания нам, командирам и заместителям командиров по политчасти, удалось поговорить, поспорить и даже в чем-то возразить и не согласиться с ним.
Вскоре бригаду посетил начальник штаба 54-й армии генерал Викторов. Веселый и жизнерадостный, он любил пообщаться, поговорить, посмеяться. Мы очень уважали его и как человека, и как генерала. Приехал он к нам в связи с награждением бойцов и командиров, прекрасно проявивших себя в Синявинской операции. Как и в любанских, в этих боях снова отличились капитаны Ясенецкий, Яковлев, Кузнецов, ст. лейтенант Кравченко, лейтенанты Васильев, Балакин, мл. сержант Соловьев и многие другие. Были также награждены врачи медсанроты Генаденик, Тихонова, медфельдшеры Солдатова, Розвезева. Всего за Синявинскую операцию орденами и медалями было награждено около сотни человек.
Наступил 1943 год. Каждый из нас ждал на фронте перемен к лучшему.
18 января мы отмечали первую годовщину 140-й отдельной стрелковой бригады. В этот день нас посетил A. B. Сухомлин. От него мы узнали о прорыве блокады Ленинграда. Радости нашей не было предела. Вместе с Сухомлиным у нас в гостях был начальник политуправления армии полковник Котиков, к которому мы все относились с большой симпатией и уважением.
В первых числах декабря нашу бригаду сменил полк 311-й стрелковой дивизии и занял оборону в первом эшелоне армии под Ново-Киришами (это направление в обороне армии считалось наиболее опасным). Военный совет армии объявил благодарность за быструю и четкую смену всему личному составу бригады.
Вскоре, в связи с введением единоначалия, на переподготовку (переквалификацию) отбыл из бригады заместитель командира бригады по политчасти Борис Михайлович Луполовер, с кем рука об руку в течение года мы дрались на Ленинградском и Волховском фронтах. Жили мы с ним дружно. Бывало, спорили, не соглашаясь по тому или иному вопросу, но всегда делали это открыто и честно, оставаясь друзьями. Комиссаром он был смелым, принципиальным, справедливым. К спиртному относился равнодушно и не делал скидок тем, кто этим делом злоупотреблял. К подчиненным относился бережно. Если кто из них попадал в беду по наговорам, а оговорить человека всегда находились подхалимы, желающие выслужиться, он тщательно расследовал эти дела и, если видел, что наговоры ложные, хода им не давал. В тяжелых боях под Любанью Луполовер, рискуя собственной жизнью, не раз вытаскивал тяжело раненных офицеров штаба из-под огня противника. Очень не хотелось расставаться с Борисом Михайловичем, но, как говорится, приказ есть приказ.
Как только бригада заняла оборону под Ново-Киришами, мы в штабе без промедления, как рекомендовал командующий фронтом К. А. Мерецков, составили месячный план борьбы с противостоящим противником. Все было расписано по дням, часам и участкам обороны. В уничтожении гитлеровцев были использованы снайперы, ручные и станковые пулеметы и все 45-мм орудия прямой наводки. Бригадную артиллерию и минометы использовали только периодически, по особо важным целям, так как снабжение снарядами и минами от 76-мм калибра и выше шло еще очень плохо.
Довольно быстро вошли мы во вкус этой борьбы, как говорится, аппетит приходит с едой. Чтобы меньше нести потерь от ответного огня противника, мы решили вести огонь с закрытых или полузакрытых огневых позиций из 45-мм орудий, благо снарядов этого калибра всегда было много. Однако, для того чтобы из пушек, предназначенных только для прямой наводки, вести огонь с закрытых или полузакрытых огневых позиций, нужно было приспособить их к этой стрельбе. Эту задачу решили быстро: созданную нами 45-мм батарею из десяти пушек мы снабдили артиллерийской буссолью и пушки — пулеметными угломерами. Особой точности, т. е. стрельбы по точке, мы не ожидали от такой импровизации, но по ограниченной, небольшой площади — вполне. Надо заметить, что еще в мирные годы часто практиковалась стрельба с закрытых огневых позиций, и мне, в прошлом командиру пулеметных подразделений, удалось хорошо наладить это дело. Казалось, можно было бы поступить проще: вести огонь прямой наводкой из 45-мм пушек, не изобретая новых способов ведения огня, но тогда мы бы демаскировали себя, и противник после каждого нашего огневого нападения зло огрызался бы 105-мм артиллерией, не жалея снарядов. Это привело бы, несомненно, к ненужным потерям личного состава и выводу из строя пушек.
Я, как сейчас, помню пробные выступления со стрельбой из 45-мм пушек. Расположив батарею на огневых позициях в 1,5 км от противника за небольшой возвышенностью и связав телефонным проводом наш наблюдательный пункт с батареей, мы получили возможность подавать команды на батарею и корректировать огонь. Свой наблюдательный пункт заранее ночью мы подготовили и хорошо замаскировали. Это был блиндаж с амбразурой с обзором Ново-Кириши — железнодорожный мост через р. Волхов. Чтобы своими собственными глазами и ушами увидеть и услышать «дебют» 45-мм батареи, в блиндаже собрались офицеры-артиллеристы, начальник разведки и начальник связи бригады. В случае успешной стрельбы они могли бы применить наш опыт на других участках обороны. Из блиндажа мы наблюдали за гитлеровцами и ждали момента, когда они начнут производить смену взвода в траншее у железнодорожного моста через Волхов. Все данные для стрельбы были нами предварительно подготовлены: пушки наведены и накануне аккуратно пристреляны, причем так, чтобы противник не мог ни о чем догадаться. Наконец, заметив смену — взвод гитлеровцев, который спокойно двигался в направлении траншеи, — я подал по телефону на батарею команду: «Приготовиться!» Через несколько секунд командир батареи доложил: «К стрельбе готовы».
Когда смена противника, как всегда не маскируясь, подошла к траншее, а находящийся там взвод вышел на открытую площадку, я подал команду: «Батарея, беглый огонь!» Все десять наших пушек начали выпускать снаряд за снарядом, которые падали и разрывались точно у цели на площадке. Несколько солдат тут же упали, другие начали прыгать в траншею, остальные забегали в панике. Мы продолжали стрелять. Несколько снарядов разорвалось в траншее. Позже, после окончания стрельбы, мы видели, как из нее выносили убитых и раненых.
Выпустив около 150 снарядов за одну минуту, мы прекратили стрельбу. Дело было сделано. И удачно! Решили, что на сегодня хватит.
Когда офицеры засобирались уходить, я задержал их еще на какое-то время в блиндаже, чтобы посмотреть, как немцы ответят на нашу стрельбу, и чтобы никто не попал под их ответный огонь.
Примерно через 10 минут после нашей стрельбы немцы обрушились огнем 105-мм батареи на одну из голых возвышенностей на нашем переднем крае, метров на 100 правее блиндажа, по всей вероятности приняв этот бугор за наблюдательный пункт, с которого управляли огнем. Дело в том, что контрбатарейную стрельбу по нашим пушкам фашисты вести не могли: выстрелы из этих пушек совершенно не были слышны даже нам, и засечь их было невозможно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});