«Это был сейчас подлинный Сталин – его остроумие перешло в язвительную грубость, а его нетерпимость в непримиримость. Все же он сдерживался, чтобы не прийти в ярость. Поскольку же он ни на мгновение не терял ощущения реальности, он ругал и горько упрекал болгар, зная, что они ему и так покорятся, но целился на самом-то деле в югославов, по народной пословице: дочь бранит, чтобы сноху облаять. Обвинения в адрес Димитрова Сталин завершил следующими словами:
– Ерунда! Вы зарвались, как комсомолец. Вы хотели удивить мир – как будто вы все еще секретарь Коминтерна. Вы и югославы ничего не сообщаете о своих делах, мы обо всем узнаем на улице – вы ставите нас перед свершившимися фактами!»[833]
Отдав должное резким и проникнутым полным отрицанием сталинизма как системы и Сталина как ее творца, Джилас, тем менее, как глубоко мыслящий человек делает один из важных выводов: «…Если проанализировать действительную роль Сталина в истории коммунизма, то там, рядом с Лениным, он до сих пор наиболее грандиозная фигура. Он не намного развил идеи коммунизма, но защитил их и воплотил в общество и государство. Он не создал идеального общества – это невозможно уже по самой человеческой природе, но он превратил отсталую Россию в промышленную державу и империю, которая все более упрямо и непримиримо претендует на мировое господство. С неизбежностью выяснится, что он реально создал наиболее несправедливое общество современности, если не вообще в истории – во всяком случае, оно в одинаковой мере несправедливо, неравноправно и несвободно.
Если смотреть с точки зрения успеха и политической находчивости, Сталина, вероятно, не превзошел ни один государственный муж его времени»[834].
Полагаю, что, возможно, чрезмерное цитирование Джиласа и покажется несколько искусственным, но оно, на мой взгляд, проясняет многие происшедшие впоследствии вещи.
Очевидно, Сталин воочию убедился в непримиримости и твердости позиции Тито, поэтому решил прибегнуть к другому методу – давлению на Центральный Комитет Компартии Югославии, рассчитывая при этом, что его собственный авторитет и вес способны внести раскол в ряды югославских руководящих деятелей и они примут его критику. Думаю, что с целью раскола югославского руководства он решил направить в адрес ЦК компартии Югославии письмо. Почему-то оно было за двумя подписями – его и Молотова: возможно, он хотел этим подчеркнуть, что не он единолично решает такие важные вопросы, и что все советское руководство стоит за ним.
Это письмо от марта 1948 года было написано в грубом и оскорбительном тоне. Обвинив югославское руководство в том, что оно способствовало созданию атмосферы недоверия и враждебности вокруг советских специалистов, не дало отпор попыткам дискредитировать Советскую Армию, Сталин изложил «факты, вызывающие недовольство Советского правительства и ВКП(б) и ведущие к ухудшению отношений между СССР и Югославией». Одним из главных факторов назывались «тайные, закулисные» антисоветские высказывания «среди руководящих товарищей в Югославии» о «перерождении ВКП(б)», о «великодержавном шовинизме» в политике советской компартии. «Нам известно, что в руководящих кругах Югославии распространяются антисоветские заявления, например, подобные таким: „ВКП(б) перерождается“, „в СССР господствует великодержавный шовинизм“, „СССР стремится поработить Югославию экономически“, „Коминформ – это средство порабощения других партий со стороны ВКП(б)“ и т.д. Эти антисоветские заявления прикрываются обычно левыми фразами о том, что „социализм в СССР не является уже революционным“ и „только Югославия представляет собой подлинного носителя революционного социализма“… Разумеется, смешно слышать подобную болтовню о ВКП(б) от сомнительных марксистов типа Джиласа, Вукмановича, Кидрича, Ранковича и других». Далее в письме обращалось внимание на то, что «КПЮ до сих пор не легализована и находится на полулегальном положении… в жизни КПЮ не чувствуется внутрипартийной демократии. ЦК в большинстве своем не избран, а кооптирован. В партии отсутствует критика и самокритика или ее почти нет. Характерно, что секретарем партии по кадровым вопросам является министр государственной безопасности, иначе говоря, партийные кадры находятся под наблюдением министра государственной безопасности… в югославской компартии не чувствуется духа политики классовой борьбы. Полным ходом идет рост капиталистических элементов в деревне, а также в городе, а руководство партии не предпринимает мер к ограничению капиталистических элементов. Коммунистическая партия Югославии усыпляет себя гнилой оппортунистической теорией мирного врастания капиталистических элементов в социализм…»[835]
Югославские руководители ответили довольно вежливо, но весьма твердо и решительно. Тито и Кардель от имени ЦК своей партии квалифицировали выдвинутые советской стороной обвинения как «неточные и тенденциозные». «Мы считаем, что причина для такого содержания письма, обвинений и позиций по отдельным вопросам – в недостаточном знании нашей ситуации. То, что каждый из нас любит Советский Союз, страну социализма, не может ни в коем случае означать, что мы можем меньше любить свою собственную страну, которая тоже строит социализм, в данном случае – Федеративную Народную Республику Югославию, за которую погибли сотни тысяч ее передовых людей. Мы очень хорошо знаем, что так это понимают и в Советском Союзе… Нас особенно удивило, что все это не было затронуто, когда в Москве были Кардель, Джилас, Бакарич в качестве делегатов нашей партии и правительства. Как видно из Вашего письма, подобной информацией Ваше правительство располагало до приезда нашей делегации в Москву. Нам кажется, что тогда перед нашей делегацией можно было бы поставить вопросы, связанные с военными и гражданскими специалистами…»[836]
Получив ответ югославов, Сталин, очевидно, пришел в состояние ярости. Он направил второе письмо – еще более резкое и более угрожающее. В нем югославское руководство обвинялось «в непомерной амбициозности», «детских уловках голословного отрицания фактов и документов» и т.д. Сталин не жалел оскорбительных характеристик в адрес Тито и некоторых его ближайших соратников, пытался принизить вклад Югославии в разгром фашизма, решительно отвергнув тезис относительно вербовки югославских граждан как не отвечающий действительности. «Югославские руководители, – писал он, – очевидно, думают и далее оставаться на этих антисоветских позициях. Но югославские товарищи должны учесть, что оставаться на таких позициях – значит идти по пути отрицания дружественных отношений с Советским Союзом, по пути предательства единого социалистического фронта Советского Союза и народно-демократических республик. Они также должны принять во внимание и то, что, оставаясь на таких позициях, они лишают себя права на получение материальной и иной помощи от Советского Союза, ибо Советский Союз может оказывать помощь только друзьям»[837].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});