— А вы подписку давали в сигуранце?
— Давал. И в гестапо тоже. Все подписывал. А что? Раз уже пошел по такой дорожке…
— Значит, вы отвергаете свои показания о мотивах, по которым румыны выпустили вас из тюрьмы? Я говорю о взятке, которую вы якобы дали Аргиру. Так это?
— Отвергаю! Совсем не так было, как говорил… Поехали мы с Аргиром в катакомбы. Тогда и решил я сказать про деньги, они в тайнике были спрятаны. Документы отдал Харитону, а деньги себе взял. Такой уговор был. Вернулись мы из катакомб, осень, холодно. В комнате печка топится. Стал я деньги сушить, разложил их у печки. Тут и сказал Харитону: «Вам документы, мне деньги». Он согласился.
После того как меня освободили, поселился я на частной квартире под кличкой Михаил Вирский. Так и жил я, пока снова меня не арестовали. Это уже недавно было, в начале марта.
Но роль Федоровича была не такой безобидной, какой пытался он изобразить ее на допросе.
Весной, когда в сигуранце через Федоровича узнали, что советский парашютист Серафим Панасенко сброшен в районе Одессы для связи с неизвестным советским полковником, контрразведчики обеспокоились. Ведь Панасенко был сброшен с группой парашютистов, которых задержать не удалось. Другие факты тоже говорили о том, что советское подполье в Одессе продолжает работать и после ареста Бадаева. Больше того, за последние месяцы активность подпольщиков возросла. Нужно во что бы то ни стало проникнуть в это подполье, найти, ликвидировать Полковника. Ион Курерару сам взялся за осуществление своего плана.
Парашютиста Серафима Панасенко перевели из одной общей камеры в другую. Там сидело всего двое заключенных. Вскоре сюда же поместили и Федоровича. Эту четверку несколько раз водили в центральную тюрьму, возвращали на улицу Бебеля, отправляли в военно-полевой суд на Канатную и всякий раз перед тем, как вывести из тюрьмы, каждому накрепко связывали руки.
— Надо бежать, — не раз говорил парашютисту Бойко — Федорович. И они решили при первом же удобном случае выполнить свое намерение.
Перед тем как начинать операцию, Курерару собрал исполнителей — Тылвана, Жоржеску, Друмеша. Они должны были играть роль конвоиров. Курерару сказал:
— Сейчас введут четырех арестованных. Первые два должны убежать, остальные будут застрелены при попытке к бегству. Не спутайте… Наблюдайте из другой комнаты.
Первым в кабинет Курерару ввели Федоровича, за ним парашютиста Панасенко, затем еще двоих. После короткого допроса заключенных отправили обратно в камеру.
Когда стемнело, четверку арестованных со связанными руками повели по одесским улицам. Руки Панасенко и Федоровича были затянуты лишь для виду. Пока вели по Ремесленной, Федорович успел распутать веревки. Конвоиры шли сзади, беспечно болтая, почти не обращая внимания на арестованных. Свернули на Троицкую.
Не доходя до улицы Свердлова, как раз перед чайной Георгиу Несмеяну, Федорович вдруг подтолкнул Панасенко, и они бросились бежать. Конвоиры не сразу заметили побег, открыли стрельбу, когда беглецы исчезли за углом, Жоржеску почти в упор выстрелил в спину растерянно озиравшегося узника со связанными руками. Друмеш убил второго. Тылван бросился преследовать бежавших. Он сделал вслед им несколько выстрелов и зашагал обратно. Из окна чайной высунулись перепуганные лица. Конвоиры потоптались возле убитых и пошли к сигуранце.
Курерару вопросительно взглянул на вошедших.
— Задание выполнили, — сказал за всех Тылван. — Что делать с убитыми?
— Где они?
— Как было приказано — на Троицкой перед чайной.
— Пусть останутся там до утра, — распорядился Курерару. — Надо, чтобы распространился слух о побеге.
И все же, вопреки всему, продуманный во всех деталях план Курерару провалился. Через четыре дня на явочную квартиру в девятый дом на Дерибасовской улице пришел обескураженный Федорович и доложил Аргиру: задание сорвалось. Две ночи они провели на квартире знакомой Федоровича, а вчера Панасенко куда-то исчез и до сих пор не возвратился. Ушли они вместе с Белозеровым, бывшим пограничником из отряда Бадаева, которого Панасенко где-то встретил накануне.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Значит, проворонили чекистов, — зло сказал Аргир и принялся звонить Курерару.
Начальник следственного отдела пришел в бешенство, когда узнал, что его план провалился. Почему Белозеров оказался умнее Петра Бойко?!. Он кричал в трубку, что этого дурака поставит к стенке, повесит на первом балконе, но постепенно остыл и приказал Аргиру немедленно явиться к нему на улицу Бабеля.
Встретившись наедине с Аргиром, Курерару высказал ему свое предположение, что советские подпольщики скорее всего узнали или во всяком случае заподозрили, что Бойко — Федорович работает на сигуранцу. Теперь из него, как тайного агента, толку не будет. Бойко надо использовать на гласной работе в следственном отделе сигуранцы.
— Не прибьют его катакомбисты? — с сомнением спросил Аргир.
— Ничего с ним не будет, — отмахнулся Курерару. — Дайте ему пистолет и другое имя. На всякий случай…
Предатель Федорович стал теперь Михаилом Вирским.
Обстановка в городе снова начинала тревожить румынского контрразведчика майора Курерару. После некоторого затишья, наступившего вслед за арестом Бадаева, советское подполье вновь ожило. Как ни огорчительно, Курерару должен признаться самому себе — ни сигуранца, ни гестапо не добились ожидаемого успеха в борьбе с советским подпольем. Он на память мог бы перечислить отдельные подпольные организации, которые несомненно имеют между собой связь и руководятся из единого центра.
Сигуранце стало известно о работе Ильичевского подпольного комитета партии, о деятельности Пригородного райкома. Курерару знает даже фамилию руководителя этой организации — секретарь райкома Азаров. Действует подпольный обком партии, обком комсомола, диверсионная группа на железнодорожном узле, большая группа диверсантов в порту. И еще отряды парашютистов, которые ночами приземляются вокруг Одессы, группа Черноморца, группа Дроздова, наконец, группа Полковника, к которому тянутся связи от многих других подпольных организаций.
Курерару многое знает, но знать — еще не значит раскрыть и ликвидировать советское подполье.
Теперь уже нельзя утверждать, что в Одессе действуют только разведчики-профессионалы из НКВД. Создается впечатление, что все жители города, жители всей Транснистрии, всех оккупированных областей России составляют одно громадное, активно действующее подполье. Как с ним бороться?
Курерару вдруг ощутил гигантский размах борьбы, гигантскую силу, которая может смять его, задавить, как лавина.
На свою сторону сигуранце удалось привлечь только отдельных людей — Федоровича, Фрибту, но таких единицы. Ну еще Глушкова… Остальные — вроде Бадаева, Межигурской, Шестаковой — неподкупны. Или эти мальчишки — Гордиенко, Любарский, Хорошенко… Сколько их? Кто они? Как их вытянуть из подполья?
Курерару, почти забывший свое настоящее имя, чужак, очутившийся на бывшей своей родине, оставался упрямым и злым противником Советской власти. Это подогревало его в борьбе.
Был на исходе 1943 год. В ноябре всю Одессу взбудоражило событие — над куполом Успенской церкви в годовщину Октябрьской революции вдруг появился красный, трепещущий на ветру флаг. Снять его сразу не удалось, он провисел почти весь день.
А еще раньше — в день Красной Армии на Большом Фонтане устроили собрание. Даже повесили на улице лозунг: «Да здравствует Красная Армия!» Это было как раз там, где раскрыли партизанскую группу рыбаков. Тех расстреляли — и вот опять…
И опять виновных не смогли найти.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
По-прежнему оставалась нераскрытой тайная организация советских разведчиков-диверсантов, руководимая неизвестным Полковником. Его звание в сигуранце сделали кличкой. Даже имя полковника не удалось установить. Но если говорить о «почерке» разведчика Полковник несомненно был опытным, осторожным и одновременно дерзким профессионалом-подпольщиком. Казалось, вот-вот его обнаружат, но Полковник неожиданно исчезал, искусно обходя расставленные ловушки.