Когда мы проснулись, меня опять вызвали к нашему ротному. Я зашел в его командирскую палатку и доложился. Там же я заметил всех младших командиров нашей роты, а также четырёх старших командиров, которых мы спасли от немецкого плена. Тот, что числился членом Военного Совета армии, громко объявил:
— Смирно! За проявленное умение командовать в бою, приказываю, присвоить старшему сержанту Тарусову Яру Яросветичу звание младший лейтенант!
— Служу трудовому народу, — только и смог я ответить.
— Вот и служите также дальше, товарищ младший лейтенант, — сказал член Военного Совета армии, а потом пожал мне руку.
Следом за ним, мне пожали руку все остальные старшие и младшие командиры в палатке. Ротный писарь Курочкин тут же забрал мои документы на замену.
В общем повоевать мне в звании младшего лейтенанта, и на должности командира взвода разведки, удалось несколько месяцев, пока во время артобстрела мне шальной осколок в ногу не прилетел. Пока ждали машину, у меня рана гноиться начала. А когда меня в полевой госпиталь доставили, который разместился в здании сельской школы, то хирурги хотели мне ногу по колено отрезать.
Как я уже говорил, меня и мою ногу спасла ваша дочь, которая была главврачом госпиталя.
Когда я вернулся в разведвзвод к своим ребятам, то они очень обрадовались. Ведь за время моего командования, мы никого не потеряли убитыми. Если у нас кто и выбывал на короткое время из строя, то енто было лишь по ранению.
Вот только на ентот раз мне удалось повоевать всего лишь один месяц. Во время бомбёжки наших новых позиций, осколком от взорвавшейся авиабомбы, мне начисто срезало кисть левой руки. Мои бойцы ремнём перетянули мне культю, чтобы я кровью не истёк, а потом отправили в расположенный неподалёку госпиталь. Ко мне приезжал командир роты, он привёз документы, в которых было сказано, что меня повысили в звании до лейтенанта. Капитан мне также по секрету сообщил, что написал на меня представление на орден. Но я так и не дождался награждения. Кое-как подлечив, медицинская комиссия списала меня подчистую из рядов Красной армии. Получив документы и продуктовые карточки, я поехал домой. Вот и весь мой рассказ».
— Сейчас, что собираешься делать, Ярик?
— Пойду домой. Милянка наверное уже все глаза выплакала, меня ожидаючи.
— Твоей Миляны нет в поселении, Яр. Все жители таёжного поселения, нынче живут в нашем артельном представительстве в Барнауле. В Урманном остались только я, да Арина с детьми. Если хочешь, то можешь пожить пока в Управе или в своём доме, а как появится транспорт до города, то тогда сможешь и до своей Миляны доехать.
— Хорошо, Демид Ярославич. Я поступлю, как вы сказали. Поживу в Управе. Отчий дом долго протапливать придётся.
— Тогда иди отдыхай, Воин, диван из твоего кабинета никто не убирал.
Мой помощник ушёл отдыхать, а я остался в кабинете, обдумывая услышанный рассказ Яра.
Глава 73
Поселение «Урманное». В Алтайском Белогорье.
Утром я проснулся в расстроенных чувствах. У меня опять не получилось ночью связаться с Яринкой. Словно кто-то на время закрыл неизвестное пространство, и не хотел пропускать ничьи мыслеречи. Вполне возможно, любимая в это время не спала, а стояла за операционным столом и пыталась спасти жизни раненым бойцам, когда я пытался в очередной раз связаться с ней.
Приведя себя в порядок, я покормил Лизку уже поджидающую меня на кухне, и решил до завтрака сходить в ближний урман, чтобы проверить расставленные ловушки и петли на ушастых. Лес, даже в зимнюю пору, всегда успокаивающе действовал на меня. Взяв пустые мешки и свой «Винчестер», я вышел за ворота.
Как ни странно, но на улице меня поджидал Яр. Он был одет не в военную форму, а в свою поселянскую одежду, поверх которой на ремне я увидел кобуру с «Наганом». Когда мы сердечно поздоровались, помощник сказал мне, что хотел бы сходить со мной в лес. Я был не против его сопровождения. Вместе оно как-то легче.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Вернулись мы в поселение ближе к полудню. Выскочившая на улицу в одной душегрейке Арина, увидев у нас три полных мешка с шевелящейся добычей, неожиданно командным тоном заявила, чтобы мы немедленно бросили свои мешки и шли кушать, пока ничего ещё не остыло. Она всю горячую еду, уже в Управу отнесла. Мы не стали с ней спорить, ибо кушать действительно хотелось.
После обеда, я занялся очередным просмотром газет, что привезла нам почтальонша, а Яр с Ариной, решили запалить коптильню, чтобы переработать принесённую добычу. Когда я спросил у Арины Родаславны о том, «Кто же будет присматривать за больными?», она ответила просто, что «за больными лесхозовцами присматривает Вереслава».
Отвлекло меня от чтения газетных статей, появление Яра. Он, как было раньше, зашёл в мой кабинет, по-хозяйски сделал два стакана горячего чаю, и один поставил передо мною.
— Демид Ярославич, скажите, а что вы ищете в ентих газетах?
— Понимаешь, Яр, — сказал я, и отпил из стакана глоток чаю, — просматривая свежие и старые газеты, я хочу понять, почему Германия без объявления войны напала на нашу страну? Ведь, как я понял из газет, между Советским Союзом и Германией был подписан «договор о мире и дружбе», два с половиной года назад.
— В советских газетах вы не найдёте ответа на свой вопрос, Демид Ярославич, — сказал Ярик, и сделав несколько глотков чая, присел за стол. — Об истинных причинах начала войны, никогда не напишут в наших газетах. Вы же сами недавно говорили Арине Родаславне, что «Власть никогда не признает свою вину и допущенные ошибки. Так было во все времена».
— Арина рассказала?
— Ну-да. Надо было время чем-то занять, пока мы заячьи тушки к копчению готовили, вот она и поведала мне о вашем недавнем разговоре. Я Арине Родаславне сразу сказал, что вы полностью правы в своих выводах и рассуждениях.
— Похоже, Яр, тебе удалось случайно узнать нечто такое, о чём не пишут в газетах. Я прав?
— Правы, Демид Ярославич. Вот только енто произошло не случайно. Человек, который мне всё рассказал, умер в том же госпитале, где мне раненую ногу Младослава Демидовна лечила. Мы с ним в одной палате лежали, у него два ранения было, одно в левое плечо, а второе в правую ногу. Вот только умер, мой сосед по палате, в одну из ночей. Не от полученных ран, а как сказали военврачи, от сердечного приступа. Хотя за те три дня, что мы общались, Николай Савельевич мне ни разу не жаловался на сердце. Потому-то у меня сложилось мнение, что его кто-то специально отравил, и я даже догадываюсь, кто енто был. В один из дней, после врачебного обхода, когда мы с вашей дочерью остались одни в палате, я поделился с ней своими мыслями. Она внимательно выслушала и сказала мне, чтобы я помалкивал о своих подозрениях, иначе у меня также может случиться неожиданный сердечный приступ.
— Хорошо, что ты про мою дочку вспомнил, Яр. Тебе не показалось странным, что она такая молодая, а уже военным госпиталем, хирургами и другими врачами командует?
— Ничего странного я в ентом не увидел. Младослава Демидовна в госпитале самая старшая по званию была. Она военврач второго ранга, а все остальные военврачи были третьего ранга, но как мне показалось, в госпитале командовала вовсе не она, а два лейтенанта из госбезопасности.
— Вот как. Давай-ка, Яр, ты мне сейчас всё подробно расскажешь о том, что в госпитале моей дочери происходило. Вчера, ты почему-то забыл об ентом рассказать.
— Ничего я не забыл, Демид Ярославич. Просто не хотел, чтобы Вереслава всё услышала. Она же ещё маленькая, и не понимает, что можно говорить другим людям, а что нет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Тут я с тобою полностью согласен, Яр. Малышка могла случайно рассказать обо всём, что вчера услышала в Управе, тем, кто в нашей больничке на лечении находится. Лесхозовцам ведь тоже хочется услышать, что в действительности на фронтах происходит. Они же узнают об ентом только из газет, да из сообщений по радио. А какие выводы они себе делают, из услышанного или прочитанного, никто не знает, ибо все люди разные. К каждому человеку в голову не залезешь, да и умеют енто делать, только наши целительницы.