Она счастливо улыбнулась. Её сын уже почти три недели был в пути; двое слуг, сопровождавших его, были надежными людьми. Они уносили с собой кредитное обязательство, выписанное в Гъёкояме на имя матери Сина; этих денег должно было хватить почти на три года. Три года у её сына будут еда и крыша над головой, как и у его дедушки с бабушкой.
Я обо всем позаботилась, с гордостью подумала она. Я выполнила свой долг по отношению к нашему сыну, Син-сама. Я защитила твою честь. Все устроено. Даже последний вопрос Райко, перед тем как мы оговорили условия окончательного контракта со Зверем:
— Последнее, Хинодэ, что я должна сделать с вашим телом?
— Выбросьте его на навозную кучу, мне все равно, Райко-сан, оно уже обесчещено. Оставьте его собакам.
Книга четвертая
42
ИОКОГАМА
Вторник, 9 декабря
В предрассветных сумерках катер Струана отвалил от фрегата «Жемчужина» и на всех парах полетел к их причалу. Волны за его кормой были чистыми, он несся на полной скорости, дым из трубы лихо уходил вкось. Ветер был свежий, дул с берега, небо обложили облака, но к полудню оно должно было очиститься.
Бинокль боцмана был наведен на окна Струана. В них горел свет, но он не мог определить, у себя Струан или нет. Тут мотор кашлянул и заглох. Боцману показалось, что содержимое его мошонки подпрыгнуло и застряло у него в горле, все на катере перестали дышать. Через несколько секунд мотор заработал снова, но опять закашлял, потом заурчал, но теперь звук у него был какой-то хромой.
— Господь Вседержитель, Рупер, давай вниз, — прокричал он машинисту. — А вы все, сукины дети, тащите весла на палубу на тот случай, если мы встанем… Боже Милостивый, а у Макфея аж дым из штанов валил, как он требовал, чтобы у нас все было в полном порядке… Рупер, — взревел он, — в чем там дело, чёрт меня подери, Рупер? Выводи давай! — Вновь он навел бинокль на окна. Как будто никого.
Но Струан был там, тоже глядя на катер в бинокль. Он не сводил с него глаз с того самого момента, как катер подошел к фрегату. Он выругался, потому что теперь отчетливо видел боцмана, а тот должен был сообразить, что на него смотрят, и легко мог бы подать ему знак, да или нет.
— Не его вина, клянусь Господом, — пробормотал он, — ты сам забыл уговориться с ним о сигнале. Идиот! Ладно, погода хорошая, ни с какой стороны ничто не предвещает шторма, да и в любом случае небольшой шторм не сможет повредить «Жемчужине». — Он перевел бинокль на флагман. Катер адмирала возвращался назад с фрегата. Должно быть, с ним был передан приказ.
Дверь позади него распахнулась. Легкой поступью вошёл Чен, неся чашку чая, от которой поднимался пар.
— Здаластвуй, тайпэн. Ваша нет спать хейа, чай халосый чоп-чоп?
— Ай-й-йа! Сколько раз тебе повторять, чтобы ты разговаривал на языке цивилизованных людей, а не на пиджине. Или у тебя уши забиты испражнениями твоих предков, а мозги створожились?
Улыбка так и осталась приклеенной на лице Чена, но про себя он громко застонал. Он рассчитывал, что эта его тирада заставит Струана рассмеяться.
— Ай-й-йа, прошу прощения, — извинился он и добавил традиционное китайское приветствие, равнозначное «доброму утру»: — Кушали ли вы уже рис сегодня?
— Благодарю. — В бинокль Малкольм видел, как с флагманского катера сошел офицер и поднялся по трапу. По его поведению тоже нельзя было ничего понять. Чёрт!
Он принял чашку.
— Спасибо. — В данный момент он не испытывал особых мучений, лишь обычную ноющую боль, вполне сносную: он уже принял утреннюю дозу. За последнюю неделю ему удалось сократить норму приема. Теперь он пил настойку один раз утром и один раз вечером и поклялся, что в будущем станет пить её один раз в день, если сегодня все пройдет хорошо.
Чай был вкусным. В него добавили свежего молока, много сахара и, поскольку это была первая чашка за день, немного рома — традиция, которую, как рассказывал ему отец, установил Дирк Струан.
— Чен, достань мои толстые брюки и вязаный жакет, и я надену теплый плащ.
Чен удивленно уставился на него.
— Я слышал, поездку отменили, тайпэн.
— Во имя всех богов, когда ты узнал об этом?
— Вчера вечером, тайпэн. Пятый Двоюродный Брат в доме Главного Чужеземного Дьявола слышал, как тот беседовал с Носом Как Раздавленный Мухомор с Большого Корабля, который сказал: «Никакой поездки».
Сердце Малкольма упало, и он, помогая себе руками, подтащился к окну. И был поражен, когда увидел катер, покачивающийся на волнах в двухстах метрах от берега. Никакой волны за кормой. Он разразился яростными проклятиями, и тут из трубы повалил дым, за кормой появился белый бурун и катер начал набирать скорость. Его бинокль обшарил всю палубу, но он увидел лишь боцмана с перекошенным от крика ртом и весла на палубе на случай новой остановки. При такой скорости катер будет у их причала меньше чем через десять минут.
Чен помог ему одеться. Быстрый взгляд в окно: катер был почти у берега. Он распахнул створки и высунулся наружу, а боцман тем временем выбрался на пирс и побежал так быстро, как только позволял ему его огромный живот.
— Эй там, боцман!
Седеющий моряк совсем запыхался к тому времени, когда подбежал достаточно близко к окну.
— Наилучшие пожелания от капитана Марлоу, сэр, — выдохнул он, ловя ртом воздух, — не изволите ли вы и… и ваша леди, пожалуйста, подняться к нему на борт.
Струан издал радостный вопль. Он тут же послал за А Со, приказал ей разбудить и быстро одеть Анжелику. Потом, понизив голос, сказал:
— Слушай, Чен, и не прерывай меня, а то я сейчас как петарда… — И отдал распоряжения, что упаковать, и что приказать А Со упаковать, и как доставить сундуки на «Гарцующее Облако» на закате. — Мисси и я будем ужинать на клипере, и вы с А Со тоже останетесь там и вернетесь в Гонконг вместе с нами…
Чен был вне себя от радости.
— Гонконг! Ай-й-йа, тайпэ…
— …И вы оба будете держать рот на запоре туже, чем мушиный зад, или я попрошу Чена «Благородного Дома» вычеркнуть ваши имена из семейной книги. — Он увидел, как лицо Чена посерело. Раньше он никогда не прибегал к этой угрозе. Семейная книга была для каждого китайского мужчины его связью с бессмертием, с предками из мистического прошлого и с далекими потомками, когда он сам будет считаться древним предком, и ещё дальше. Где бы ни родился китаец, его имя заносили в родословные списки его деревни. Без этого он не существовал.
— Да, господин. Но как быть с А Ток?
— Я сам разберусь с ней. Приведи её.
Чен направился к двери. А Ток стояла за ней. Он в страхе бежал. Она вступила в комнату. Струан сказал, что принял решение: она отправится за ними на следующем корабле, и точка.