Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но вдруг в войске началось движение, которое не укрылось от мальчика. Стали говорить об укладывании вещей, об отступлении, о посадке на корабли, и Альмансор был вне себя от радости, потому что теперь, когда франки возвращались в свою страну, теперь ведь его должны были освободить. Они потянулись с лошадьми и повозками назад к морскому берегу и наконец были так далеко, что стали видны стоящие на якоре суда. Солдаты стали садиться на корабли, но наступила ночь, пока села только небольшая часть. Как охотно Альмансор ни бодрствовал бы, так как каждый час думал, что будет отпущен на свободу, но наконец все-таки впал в глубокий сон. Ему показалось, что франки примешали ему чего-нибудь в воду, чтобы усыпить его, потому что когда он проснулся, в маленькую комнату, в которой он не был, когда засыпал, светило солнце. Он вскочил с постели, но, ступив на пол, упал, так как пол качался туда и сюда и все, казалось, двигалось и танцевало вокруг него. Он опять вскочил и стал держаться за стены, чтобы выйти из комнаты, в которой он находился.
Вокруг него был странный шум и шипение. Он не знал, видит ли он сон или не спит, потому что никогда ничего подобного не слыхал и не видал. Наконец он достиг маленькой лестницы и с трудом поднялся наверх. Какой ужас объял его! Вокруг ничего не было, кроме неба и моря! Он находился на корабле. Тогда он жалобно заплакал. Он хотел вернуться назад, хотел броситься в море и доплыть до своей родины, но франки удержали его, а один из начальников позвал его к себе, обещал ему, что скоро он попадет опять на родину, если будет послушен, и доказывал, что уже невозможно везти его от берега домой, а там ему пришлось бы жалким образом погибнуть, если бы его отпустили.
Но франки не сдержали своего слова, потому что в продолжение многих дней корабль шел дальше. Когда наконец он пристал к берегу, они были не на берегу Египта, а во Франкистане. Во время длинного пути и уже в лагере Альмансор научился понимать кое-что из языка франков и говорить, что ему очень пригодилось в этой стране, где никто не знал его языка. В продолжение многих дней его везли по стране во внутреннюю часть, и везде стекался народ, чтобы посмотреть его, так как его спутники заявляли, что это сын египетского царя, который посылает его во Франкистан для образования.
Но эти солдаты говорили так только для того, чтобы уверить народ, что они победили Египет и находятся с этой страной в глубоком мире. После нескольких дней путешествия сухим путем они прибыли в большой город, цель своего путешествия. Там Альмансора отдали одному врачу, который принял его в свой дом и стал обучать всем нравам и обычаям Франкистана.
Прежде всего Альмансор должен был надеть франкское платье, очень узкое и тесное и далеко не такое красивое, как его египетское. Потом он уже не мог кланяться, скрестив руки, а если кому-нибудь хотел выразить свое почтение, то одной рукой должен был срывать с головы огромную шапку из черного войлока, которую носили все мужчины и которую надели и ему, а другой рукой должен был делать движение в сторону и шаркать правой ногой. Он уже не мог также сидеть с поджатыми ногами по принятому обычаю на Востоке, а должен был садиться на высокие стулья и опускать ноги на пол. Еда доставляла ему тоже значительные затруднения, потому что все, что он хотел поднести ко рту, он должен был воткнуть прежде на железную вилку.
А доктор был строгим, злым человеком и мучил мальчика. Если последний иногда забывался и говорил гостям «селям-алейкум», доктор бил его палкой, потому что он должен был говорить: «Votre servi teur![130]» Альмансор уже не мог также думать и говорить или писать на своем языке, разве только мог мечтать на нем. Он, может быть, совсем разучился бы своему языку, если бы в том городе не жил один человек, который ему был очень полезен.
Это был старый, но очень ученый человек, знавший много восточных языков: арабский, персидский, коптский, даже китайский, понемногу из каждого. Его в той стране считали чудом учености и давали ему много денег, чтобы он учил этим языкам других. Этот человек несколько раз в неделю призывал к себе молодого Альмансора, угощал его редкими плодами и тому подобным, и тогда юноше казалось, что он находится дома. Действительно, этот старый господин был очень странным человеком. Он сделал Альмансору одежду, какую в Египте носят знатные люди. Эту одежду он хранил в своем доме, в особой комнате. Когда Альмансор приходил, он посылал его со слугой в эту комнату и приказывал одевать его вполне по обычаю его страны. Оттуда они шли в Малую Аравию – так называлась одна зала в доме ученого.
Эта зала была украшена разными искусственно выращенными деревьями: пальмами, бамбуками, молодыми кедрами, а также цветами, растущими только на Востоке. На полу лежали персидские ковры, а у стен были подушки, но нигде не было ни франкского стула, ни стола. На одной из этих подушек сидел старый профессор, но он имел совсем другой вид, нежели обыкновенно. Вокруг головы он обвивал, как тюрбан, тонкую турецкую шаль и подвязывал седую бороду, которая у него доходила до пояса и казалась естественной, почтенной бородой важного человека. К тому же на нем была мантия, сделанная им из парчового халата, широкие турецкие шаровары и желтые туфли. Такой мирный прежде, он в эти дни надевал турецкую саблю, а за поясом у него торчал кинжал, оправленный поддельными камнями. При этом он курил из трубки длиной в два локтя, и ему прислуживали его люди, одетые тоже по-персидски, а половина их красила лица и руки в черный цвет.
Сначала, по-видимому, все это казалось молодому Альмансору очень удивительным, но скоро он понял, что такие часы, когда он подчинялся мыслям старика, очень полезны. Если у доктора он не мог сказать ни одного египетского слова, то здесь франкский язык был строго воспрещен. При входе Альмансор должен был говорить приветствие мира, на которое старый перс отвечал очень торжественно. Потом он делал юноше знак сесть около него, начинал говорить попеременно на персидском, арабском, коптском и других языках и называл это ученой восточной беседой. Около него стоял слуга, или, что он представлял в этот день, раб, державший большую книгу, а эта книга была словарем. Когда старик забывал слова, то делал рабу знак, быстро отыскивал, что хотел сказать, а потом снова продолжал говорить.
А рабы приносили в турецкой посуде шербет и прочее, и если Альмансор хотел доставить старику большое удовольствие, то должен был сказать, что у него все устроено так, как на Востоке. Альмансор очень хорошо читал по-персидски, и это было для старика главной выгодой. У него было много персидских рукописей. Он велел юноше читать их ему вслух, внимательно перечитывал и таким образом подмечал правильное произношение.
Для бедного Альмансора это были радостные дни, потому что старый профессор никогда не отпускал его без подарка, и часто он приносил даже дорогие подарки деньгами, полотном или другими необходимыми вещами из тех, которые ему не хотел давать доктор. Так Альмансор прожил несколько лет в столице франкской страны, но его тоска по родине никогда не уменьшалась. Когда же ему было около пятнадцати лет, произошел случай, имевший большое влияние на его судьбу.
Франки выбрали королем и повелителем своего первого полководца, того самого, с которым в Египте Альмансор так часто говорил. Хотя это было известно Альмансору и он по большим празднествам на улицах узнал, что нечто подобное происходит в этом большом городе, однако не мог представить себе, чтобы королем был тот самый, которого он видел в Египте, потому что тот полководец был еще очень молодым человеком.
Но однажды Альмансор шел по одному из тех мостов, которые ведут через широкую реку, протекающую по городу. Там он заметил человека в простом солдатском платье, прислонившегося к перилам моста и смотревшего на волны. Черты этого человека бросились ему в глаза, и он вспомнил, что уже видел его. Поэтому он быстро порылся в своих воспоминаниях, и когда вспомнил о событиях в Египте, ему вдруг стало ясно, что этот человек – тот полководец франков, с которым он в лагере часто говорил и который всегда милостиво заботился о нем. Альмансор точно не знал его настоящего имени, поэтому он собрался с духом, подошел к нему, назвал его так, как его называли между собой солдаты, и сказал, скрестив по обычаю своей страны руки на груди:
– Селям-алейкум, Маленький Капрал![131]
Этот человек изумленно оглянулся, посмотрел на юношу проницательными глазами, подумал о нем и потом сказал:
– Боже, возможно ли это! Ты здесь, Альмансор? Что делает твой отец? Как дела в Египте? Что привело тебя сюда к нам?
Тогда Альмансор не смог дольше удерживаться. Он горько заплакал и сказал ему:
– Так ты, стало быть, не знаешь, Маленький Капрал, что сделали со мной эти собаки, твои соотечественники? Ты не знаешь, что я уже много лет не видал страны своих отцов?