Советское общество вышло из войны совершенно новым. Чувство победы делало людей великанами, объединяло ожиданием светлого будущего. Но в отличие от США, где война принесла почти удвоение национального богатства, Союз выглядел как побежденная страна. Это противоречие между ожидаемым и реальным было потенциально опасным: бывшие фронтовики несли в себе мощный заряд духовной свободы и могли соорганизоваться в политическую силу. Победа как окончание войны и Победа как начало новой войны превращали повседневную и политическую жизнь в источник непонятного населению напряжения. Можно сказать, у народа заканчивался запас прочности.
Так, на оборонных заводах в Казани, Омске, Новосибирске в июле — сентябре 1945 года прошли волнения, рабочие требовали улучшения условий труда, а многие — возвращения в родные места, откуда они были эвакуированы или мобилизованы.
Психологический настрой был таков, что население воспринимало действительность в более темных красках, чем она выглядела на самом деле. Например, в реальности наблюдалось значительное снижение преступности по сравнению с предвоенными годами, а казалось, что она растет и на улицах стало гораздо опаснее. В 1940 году в Москве было зарегистрировано 65997 уголовных преступлений, в 1945-м — 16418, в 1946 году — 20785, а в последующие годы уровень преступности снижался. Только вооруженных ограблений стало намного больше: в 1940 году — 26, в 1946 году — 103, в 1947 и 1948 годах — по 175538.
Седьмого июля 1945 года была объявлена амнистия, освобождались от наказания осужденные на небольшие, до трех лет, сроки заключения. Уголовников-рецидивистов амнистия не касалась.
Однако общее впечатление от «вольных» фронтовиков, которые могли запросто открыть стрельбу из трофейного оружия ради куража или подраться с милиционером, было таково, будто все демобилизованные восемь миллионов человек готовы к антиобщественным поступкам.
Конечно, восемь миллионов солдат и офицеров, знающих цену жизни и смерти, — это небывалая сила. Не случайно в отношении их употреблялось определение «неодекабристы», хотя организационно этот «декабризм» не был никак оформлен.
Были отдельные эксцессы, недовольные разговоры в компаниях, критика в адрес Сталина как высшего правителя, но не более того. Для руководства страны это явление пока не представляло опасности, но с усилением внешнего давления из этой среды могла вырасти оппозиция.
Двадцать девятого декабря 1945 года состоялось заседание Политбюро. ГКО к тому времени уже четыре месяца как был упразднен, поэтому заседание высшего партийного органа символизировало переход к новому управлению. Сталин предложил несколько решений.
Первое. Образовать новые наркоматы — сельскохозяйственного машиностроения и по производству строительных и дорожных машин, что означало углубление конверсии военного производства. Также были разделены несколько наркоматов.
Второе. Снят с поста наркома авиапромышленности и назначен заместителем председателя Совета министров РСФСР А. И. Шахурин. Он был виноват в высокой аварийности производимых авиапромышленностью самолетов, о чем, в частности, сообщил вождю в Потсдаме его сын Василий Сталин.
Третье. Были объединены наркоматы обороны и Военно-морского флота; Сталин остался наркомом, а его заместителем по общим вопросам стал Булганин; таким образом, руководство военного ведомства было укреплено политическим назначенцем.
Четвертое. Было решено сформировать из молодых руководителей группу для работы в посольствах СССР за границей. Этим стремились ликвидировать дефицит дипломатических кадров в увеличившихся в два раза дипломатических представительствах, а также были «разбавлены» старые кадры. В ЦК создавался Отдел внешней политики.
Кроме того, была создана комиссия по внешним делам в составе: Сталин, Молотов, Берия, Микоян, Маленков, Жданов.
Существенным решением была и замена Берии в НКВД С. Н. Кругловым, наркомом внутренних дел Украины. Это не было опалой Берии, а всего лишь отражало его сильную занятость атомными делами. Круглов же был выдвиженцем Маленкова. Тем не менее эта подвижка лишала Берию возможности напрямую руководить органами безопасности. Из универсального и всеобъемлющего руководителя он стал «отраслевиком».
В итоге заседания Политбюро позиции Молотова, Берии и военных ослабли, а Сталина, Жданова и Маленкова усилились.
В «деле авиаторов» (нарком Шахурин, маршал авиации А. А. Новиков и др.) были не только производственно-технологические основания. Во время войны действительно допускались большие отклонения от технологии в производстве военной техники, за что на фронте порой расплачивались кровью, но после Победы надо было перестраиваться. А кто мог легко перестроиться? Пока действовали устоявшиеся производственные процессы, технологические операции, согласие армии принимать такую продукцию и полученная в годы войны самостоятельность директоров, до тех пор было трудно говорить об изменениях в настрое элиты.
В «деле авиаторов» было несколько обстоятельств, главное из них — это стремление Сталина укротить получивших большую свободу военных производственников. Он вышел из себя, когда узнал, что маршал авиации Новиков и министр авиапромышленности Шахурин единоличным решением постановили убрать у одной модели самолета «лишний» лонжерон539.
Война кончилась, а ее порядки продолжали действовать.
Проведя новую настройку своего окружения, Сталин надеялся, что международная обстановка позволит ему более или менее спокойно заниматься восстановлением экономики. Американская разведка считала, что в течение 15–20 лет СССР будет занят восстановлением разрушенного хозяйства и транспортной инфраструктуры. Такой же срок отводился Москве и для получения атомной бомбы. На самом деле первая советская бомба была взорвана уже в августе 1949 года, что стало новой победой Сталина.
В конце 1945 года он предполагал, что у СССР будет передышка. Дело перебежчика Гузенко в принципе не открывало ничего особенного: разведкой занимались все. Несколько месяцев в Канаде молчали, что можно было расценить как нежелание поднимать шум.
Главные события в это время происходили не в Москве и не в Оттаве, а в Вашингтоне. Президент Трумэн 5 января 1946 года вызвал в Белый дом Бирнса и объяснил ему, что компромиссы с Москвой не нужны. Это был ответ на заявления госсекретаря 30 декабря после прибытия из России с конференции СМИДа: что он уверен в возможности мира, который основывается на справедливости и мудрости. Трумэн видел иное будущее — «пакс Американа»: «У меня нет сомнений в том, что Россия намеревается вторгнуться в Турцию и захватить Черноморские проливы, ведущие в Средиземное море… Если России не противопоставить железный кулак и язык сильных выражений, мы будем на пороге еще одной войны…»540
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});