— А что же это были за грубости?
— Видимо, речь шла о сомнительных отношениях между мисс Марчант и мистером Кэмплемэном, — поколебавшись, отвечал доктор.
— То есть о молодом Кэмплемэне Том Доггер, конечно же, отзывался как о «джентльмене пытливого ума», а дочку викария называл «шалой дурой», «порочной дрянью, порочной до мозга костей» или даже похуже?
— Полагаю, да, что-то в этом роде — помимо всяких других эпитетов.
— И из-за такого пустяка отец Марка вызвал его на дуэль? — удивился Оливер.
— Ну да. Видите ли, сквайр, то есть Ральф Тренч, был не только держателем бенефиция, но еще и близким другом преподобного Марчанта и его супруги. Именно сквайр порекомендовал мистера Марчанта на это место после того, как скончался старик Скруп. Ральф Тренч неустанно радел на благо прихода и церкви и в приходских делах принимал самое живое участие. А к Марчантам так просто привязался всей душой: они с викарием частенько сходились вечерами за карточным столом в «Гербе» перекинуться в пикет. Так что покровительство его распространялось и на единственную дочь Марчантов, к каковой сквайр был весьма благосклонен.
— Ха! — угрюмо буркнул Марк.
— Прошу прощения?
Поскольку Марк ответить не соизволил — он сидел, откинувшись к спинке кресла, скрестив руки на груди, и глаза его недобро поблескивали, — доктор продолжил рассказ.
— Как сквайр и держатель бенефиция, а также близкий друг семейства Марчантов ваш отец чувствовал себя ответственным за их дочь; кроме того, он приходился девушке крестным отцом. Едва ему сообщили о грубых замечаниях мистера Доггера, Ральф Тренч послал ему картель, и джентльмены договорились тайно встретиться в Клюквенных угодьях на рассвете. О результатах этой встречи вы уже знаете.
— Мой отец потерпел поражение, а Том Доггер не получил и царапины.
— Именно.
— А был ли это честный поединок?
— Во всех отношениях. Видите ли, ваш отец поскользнулся на траве — там роса еще не просохла, да и сквайр, пожалуй, чересчур увлекся и позабыл об осторожности, — и открылся для удара, едва не ставшего для него фатальным. Дуэль закончилась очень быстро.
— Да, Смидерз тоже так сказал. Некоторое время все молча пили чай.
Вот вам, пожалуйста, размышлял Марк, причина той учтивой, но весьма ощутимой неприязни, что существовала с незапамятных времен между деревенским доктором и никчемным провинциалишкой Томом Доггером. Вот в чем суть размолвки. Вот почему поверенный то и дело насмешливо величает Уильяма Холла Эскулапом, Сквайрским Костоправом и Гиппократом. Неудивительно, что в присутствии поверенного доктор держится так нарочито отчужденно — в силу давней дружбы с пропавшим без вести Марковым отцом! В результате нынешний сквайр преисполнился к доктору еще большего уважения.
Тем временем Оливер разглядывал комнату, отмечая старинную мебель, и обшитые дубом стены, и широкий и удобный камин с подвесным чайником и железной подставкой для дров, и створные окна со старинными ромбоидальными решетками, и герани в горшках, и всяческие декоративные безделушки — все вокруг воплощало собою порядок и аккуратность, точно так же, как сам доктор в неизменном темно-синем костюме, своей «рабочей» униформе. Оливеру вдруг пришло в голову, что, возможно, они с Марком злоупотребляют временем доктора уже слишком долго; что, если ему пора к больным? Марк, впрочем, этого мнения явно не разделял; ему еще многое предстояло выяснить.
— Послушайте, доктор, — промолвил Марк, снова начиная горячиться, — а можете ли вы рассказать нам о судьбе ребенка Эдит Марчант?
В кои-то веки доктор заметно изменился в лице.
— А, так вы и про ребенка знаете, — проговорил он, набрав в грудь побольше воздуха. — Надо думать, от мистера Боттома?
— Да.
— Ну конечно, от мистера Боттома, от кого же еще-то? — пробурчал доктор, обращаясь скорее к себе, нежели к гостям. — Мистер Боттом, живя рядом с домиком священника, конечно же, слышал обрывки разговоров…
— А многие ли в деревне были посвящены в эту тайну?
— Поначалу вообще никто, за исключением вашего отца и семьи священника. Но, как говорит пословица, шила в мешке не утаишь. Подозрение постепенно укреплялось, пока не превратилось в уверенность; поползли грязные сплетни да пересуды. Когда девушку отослали в Вороний Край, многие, должно быть, догадались об истинной сути ее «недуга». Возможно, открыто никто и не высказывался — доказательств-то не было! — но про себя все всё знали, и это читалось во взглядах. По возвращении мисс Марчант отношение к ней соседей резко переменилось, как можно легко догадаться. Их примеру последовали многие другие, как вот, скажем, наш респектабельный друг мистер Доггер. Что до мистера Кэмплемэна из Скайлингден-холла, так его в результате вообще уважать перестали; ходили слухи, будто он увлечен черным чародейством и всякими там тайными искусствами. С каждым днем он вел себя все более странно, что тоже не говорило в его пользу. Однако довольно — не след говорить о нем дурно сейчас, равно как и о мисс Марчант; немилосердно это, как любит выражаться наш нынешний викарий. Бедный молодой джентльмен совсем повредился в уме, а девушка, как известно, покончила с собой. Ее родители так и не смогли утешиться.
— Значит, вся деревня была убеждена в том, что отец ребенка — Чарльз Кэмплемэн? — уточнил Оливер.
— Молва утверждала, будто девушка влюблена в него по уши и что молодые люди назначали друг другу тайные свидания в лесу на холме и у развалин аббатства. По всей видимости, со временем молодому джентльмену прискучили ее заигрывания. В конце концов, такое на каждом шагу случается.
— И мистер Доггер об этом знал, когда отец Марка вызывал его на поединок?
— Во всяком случае, его замечания касательно сомнительных отношений между мисс Марчант и мистером Кэмплемэном о том свидетельствуют. Высказаны они были в частной беседе; сквайр узнал о них через человека, случайно эту беседу подслушавшего.
— Надо думать, опять-таки от мистера Боттома?
— Не могу сказать доподлинно. Возможно, и так.
— Что ж, доктор, вы, я полагаю, оценили двусмысленность ситуации? — мрачно улыбнулся Марк. — Отличная череда предков, право слово, эти талботширские Тренчи!
— Двусмысленность ситуации? О чем вы?
— Да о том, что мой почтенный родитель вызывает джентльмена на дуэль, вступаясь за честь девчонки Марчант, в то время как причина ее бесчестья — он сам.
— Боюсь, я вас не вполне понимаю, — ответствовал доктор, явно глубоко озадаченный.
— Право, доктор, раз уж мы с вами сегодня так разоткровенничались, так нужно ли и дальше щадить репутацию моего отца, перекладывая вину на молодого Кэмплемэна? Двадцать восемь лет — срок преизрядный; не хватит ли кормить приход лживыми байками?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});