Читать интересную книгу Ваше Сиятельство #10 - Эрли Моури

подвигов на Ор-Ксиппил! — рассмеялась она. — А в самом деле, Елецкий, который раз ловлю себя на мысли, что даже самые жуткие события по пришествию времени оборачиваются событиями благостными. Знаешь, о чем я подумала? Из этой истории вышла самой пострадавшей Артемида, но может быть все не так плохо для нее в том числе. Благодаря твоим стараниям, статьям в газетах и разговору с Перуном, может и для нее произошедшее превратится в благо?

И хотел я сейчас ей сказать, мол, дорогая, ты во всем права, оно так часто случается в жизни. По крайней мере в моей. Поэтому, не спеши делать выводы из моих отношений с Глорией. То, что тебе кажется чем-то неприемлемым, скверным, позже может обернуться благом, если не для нас двоих, то для многих других людей, может даже для всей империи. Однако, это я не сказал Ольге, так как понимал, что упоминание о Глории мигом изменить ее прекрасное настроение.

Тем не менее сообщение от императрицы, на которое я до сих пор не ответил, было для меня проблемой. Конечно, Глория уже начала злиться. И по-хорошему, нужно было ответить ей давно, сообщить, что я не в Москве, сказать, что все объяснения потом, при встрече.

Ровно в этот момент, пискнул мой эйхос в унисон его сигналу раздался звоночек интуиции: «Глория!». У меня так часто бывает, когда мысли о каком-то человеке становятся предвестниками его появления: его самого или вестей от него.

— Ответь, Елецкий. Наверное, что-то важное, — княгиня остановилась, давай понять, что желает, чтобы я это сделал сейчас и при ней.

Глава 10

Хорас решает все

Глории я не стал отвечать при Ковалевской. Я просто отключил звук на эйхосе, не снимая его с пояса. Ольга Борисовна, конечно, все поняла. Она не могла знать от кого сообщение, но сам факт, что я не захотел отвечать при ней, говорил яснее всяких слов.

Дальше, до выхода из штаба мы шли молча, и это молчание было особо неприятным. Когда вышли на площадь, Ольга сказала:

— Елецкий, совсем недавно я говорила, что мы должны быть во всем честны друг перед другом. Для меня это важно, Саш!

— Я помню. И ты знаешь, что я тебе говорю всегда правду. Так же ты знаешь, что иногда я пытаюсь уклониться от ответа. Уклониться и соврать — это разные вещи. Оль, дорогая, если я чего-то не договариваю, то лишь потому, что я забочусь о тебе и не хочу лишний раз расстраивать, — мои пальцы торопливо вытянули из кармана коробочку «Никольских». Попутно я кивнул на приветствие какого-то незнакомого корнета.

— А еще недавно ты говорил о лжи во благо. Саш, если продолжить твое «уклоняюсь от ответа», то до этой самой «лжи во благо» остается один маленький шаг. Не делай его. Иначе мы начнем терять доверие друг к другу, а доверие, лично для меня, это самое главное в отношениях, — она смотрела как я прикуриваю.

— Хорошо, — вернув коробочку с сигаретами в карман, я отстегнул эйхос. — Я не знаю от кого прошло сообщение, но интуиция мне подсказывает, что от Глории. Она присылала мне сообщение несколько часов назад, когда я был в «Грифоне». На него я не ответил. Сначала было некогда, потом забыл. Вот, наверное, злится за невнимание. При тебе я не захотел слушать присланное ей, тем более отвечать. Я не хочу, чтобы ты нервничала. Это по-честному или нет?

— По-честному, — нехотя ответила Ковалевская. — Как же ты меня мучаешь, Елецкий! — на ее глаза навернулись слезы, она шмыгнула носиком и положила мне голову на грудь.

С минуту мы стояли молча. Я не курил, просто гладил ее волосы и спину.

— Ты знаешь, что для меня ты самая любимая. Тебе же прежде хватало ощущать себя самой первой. Вспомни, как Ленская появилась рядом со мной? Ты приняла ее на своих условиях, что ты для меня будешь самой-самой. С тех пор ничего не поменялось. Я держу свое слово: ты есть и будешь для меня самой-самой, как никто другой, — пообещал я.

— Ничего не поменялось, если не считать, что кроме Ленской появилась Элизабет, потом Глория, на горизонте Бондарева, — начала она, я попытался возразить, но Ольга закрыла мне рот ладонью и продолжила: — Помолчи! Я знаю, что Элиз появилась с моего согласия, и против нее ничего не имею — пусть будет. Думаю, она даже очень полезна, хотя бы тем, что Элиз почти прямая противоположность мне. Контрасты нужны, для отдыха, для разгрузки. Я хочу, чтобы тебе было легче и лучше. Я понимаю, как важна разрядка для тебя, ведь ты делаешь для всех нас то, что никто другой во всем мире не может сделать. Я это ценю. Я все понимаю. Но Глорию…

— Оль! — я слегка встряхнул ее. — Я же все объяснил, как с ней вышло.

— Помолчи! — настояла она. — Да, ты все объяснил. И ты, отчасти прав, но мне все равно тяжело. Ладно, просто это во мне собралось, захотелось выплеснуть. Я с этим справлюсь. Пройдет несколько дней, как-то приму. Мне нужно время. Главное, мне трудно принять, что Глория не враг. А это очень трудно, когда я с самого детства именно так видела ее. В меня это знание просто въелось. Ты раньше не замечал и знать не мог, потому что не было повода, а меня всегда злили мысли о ней, — Ковалевская взяла мою руку с сигаретой и сделала затяжку. Закашлялась.

— Не кури. Тебе нельзя, — я взял ее ладошку и пустил «Капли Дождя», Ольга сразу обмякла, еще больше прижалась ко мне. Мы стояли прямо напротив штаба, под окнами кабинета Трубецкого. Наверное, со стороны эта сцена выглядела трогательно и слишком не по-военному.

— Ладно, давай, отвечай ей. Нельзя так с императрицей, — сказала Ольга Борисовна, отступив на шаг, давая мне возможность включить эйхос. — Если хочешь, отойду в сторону, пока будешь наговаривать все, что нужно.

— Я даже не знаю точно от кого сообщение. Что от Глории — это догадка, — экран моего АУСа вспыхнул бледно желтым, мерцало лишь одно сообщение. Я не ошибся — от Глории. — Будешь слушать? — спросил я Ковалевскую.

Она кивнула, и я включил прослушку:

«Елецкий! Я много раз говорила, что ты наглец и у тебя нет совести! Но сейчас