Читать интересную книгу "Королевский крест - Вадим Панов"

Уйбуй выпил свою дозу, приятно улыбнулся вождю и со всей прямотой ответил:

— Денег.

Фюрер вздохнул. Копыто принадлежал к самому близкому окружению одноглазого, был одним из тех, на кого Кувалда мог положиться в любой ситуации. Даже во время выборов, когда власть и жизнь фюрера висели на волоске, уйбуй подтвердил свою преданность, оставаясь с одноглазым в самые критические минуты. Кувалда не забывал о приятеле, частенько подкармливал его из казны, но финансы у веселого уйбуя не задерживались, а потому, несмотря на щедрые подачки, десятка Копыто регулярно сидела без…

— Деньги нужны, Кувалда.

Пару мгновений фюрер таращился на верного уйбуя, прикидывая, стоит ли исполнять просьбу приятеля, после чего махнул рукой:

— Пять тысяч хватит?

— Хва… — с готовностью начал Копыто, но тут же опомнился: — Не, Кувалда, мне не столько нужно. Мне больше нужно. Дай миллион!

Фюрер посуровел:

— Копыто, ты опять пил пиво?

— Зачем пиво, если у меня на виски деньги есть! — Уйбуй с законной гордостью продемонстрировал вождю пачку банкнот. — Прикинь, Кувалда, двенадцать тысяч!

— Откуфа?!

— Выиграл!

— Ты?!

— Я!

Одноглазый снял бандану, поскреб по голове пальцами, аккуратно вернул платок обратно и потребовал:

— Рассказывай.

— Так я же все сказал, мля: у меня артефакт, — поведал удивленный недогадливостью фюрера уйбуй. — Верняк дело, в натуре, Кувалда, карта сама прет: нужен валет — приходит валет, нужен туз — приходит туз. Только успевай деньги загребать!

— Пофожфи, пофожфи… — потряс головой фюрер. — Какой артефакт? Какая карта? Куфа прет?

— Артефакт для игры. Мне его… я его у конца одного отобрал. За долги. — Рассказывать, как десятка ишачила на Харция, Копыто стыдился. — Артефакт суперский, вся игра твоя! Повелитель этих… вероятностев.

— Каких таких вероятностев? — Кувалда твердо помнил, что в колоде есть пики, трефы, бубны и черви. Никаких «вероятностев» в колоде не было. — Ты чего несешь? Брефишь?

— Ну, может, не вероятностев, но карта прет.

— Какая нужна?

— Угу.

— И ты фвенафцать тысяч за ночь выиграл?

— Четырнадцать выиграл, — поведал Копыто. — Пару тысяч уже пропили.

— И теперь тебе нужен миллион?

— Или около того, — махнул рукой уйбуй. — Дай сколько-нибудь, примерно столько, а я тебе потом еще много принесу. В натуре.

— Откуфа принесешь?

Копыто разлил еще по одной, надеясь, что теперь-то уж фюрер все поймет, и, выпив, почти по складам произнес:

— Кувалда, пойми: я выигрываю в карты. Ты даешь мне миллион и договариваешься с челами какими-нибудь на игру по-крупному. Я выигрываю, и мы в шоколаде. Это, мля, Эльдорадо!

— А ты точно выиграешь? — подозрительно осведомился одноглазый.

Миллион у фюрера был. У него было больше — три миллиона, но деньги откладывались на погашение взятого у шасов во время выборов кредита, и расставаться с ними Кувалда не хотел.

— Выиграю я, выиграю! Хочешь, доставай карты, я…

— Не нафо со мной играть, — пробурчал одноглазый. Помолчал. — Ты уверен, что выиграешь у челов?

— Так у них артефакта нет.

— Фа, — после короткого раздумья согласился фюрер. — Артефакта у них нет.

— А у меня есть.

— А как насчет нарушения режима секретности?

— Об этом я и толкую! — воскликнул Копыто. — Не хочу я в казино идти, там меня сразу засекут, мля.

— Так что ты хочешь?

— У тебя ведь есть связи с человскими урками?

— Ну.

— Сведи меня с ними! Пристрой в какую-нибудь крупную игру. А дальше моя забота. У меня эти вероятности вот где сидят! — Уйбуй сжал кулак. — Я их, в натуре, раздену. Только миллион дай, мля!

Кувалда выпил еще, долго смотрел на продемонстрированную подчиненным пачку банкнот и, наконец, решился:

— Хорошо, Копыто, буфет тебе миллион. И игру я тебе найфу… Есть на примете… Но смотри: проиграешь — можешь сразу ифти вешаться.

* * *

Дачный поселок Переделкино.

Ближнее Подмосковье,

4 ноября, четверг, 16.18

— Пятьдесят тысяч?!! — Мамоцких изумленно вытаращился на Чернышева. — Вы сказали: пятьдесят?

— Да, синьор, ровно пятьдесят, — подтвердил Роберто. — Хотите — наличными, хотите — чеком.

— Чем же они столь знамениты?

— Для широкой публики — ничем, — спокойно ответил Чернышев. — Обычные карты восемнадцатого века. Предмет, безусловно, интересный, но не редкий, я специально уточнял у коллекционеров — даже особого разрешения на их вывоз не потребуется. Для меня же шкатулка — семейная реликвия. Она передавалась из поколения в поколение, мои предки берегли ее. К сожалению, во время революции шкатулка пропала, каким-то образом оказалась у вас…

— Законным образом, — уточнил Мамоцких.

— Я не ставлю под сомнение ваше право, — поднял ладони Роберто. — Вы владеете вещью, которая крайне дорога мне. Я достаточно богат, чтобы предложить за нее хорошую цену. Мы договоримся?

Разговор проходил в гостиной, из окон которой открывался прекрасный вид на запущенный сад. Мужчины сидели за круглым столом, покрытым кружевной скатертью, и пили чай из красивых фарфоровых чашек, украшенных изящными медальонами с медвежьими головами. Похожее изображение было вырезано на стоящем в углу дубовом буфете — монументальном произведении мебельного искусства девятнадцатого века. Медвежья голова — один из элементов родового герба Чернышевых: Роберто не сомневался, что и сервиз, и буфет украдены из поместья его предков. Что еще можно найти в старом переделкинском доме? В чьих еще усадьбах побывал прадед облезлого Ефима?

От размышлений Чернышева отвлек голос Мамоцких:

— Знаете, что я думаю? — безапелляционно заявил Ефим. — Я думаю, вы врете! Вы лгун!

— Что? — Роберто недоуменно посмотрел на собеседника. — Что вы имеете в виду?

— Я думаю, вы узнали, что карты представляют большую ценность, и пытаетесь задешево купить их у меня. Вы проходимец. И никакой не Чернышев! — Мамоцких потрогал себя за унылый нос. — Убирайтесь!

— Как знаете, — пожал плечами Роберто. — Можете оставить карты у себя и начать поиски желающих купить за большие деньги. Когда убедитесь, что таковых не существует, позвоните. — Чернышев положил на стол визитку. — Но предупреждаю: при нашем следующем разговоре я предложу за них не более пятнадцати тысяч.

— Неужели?

— А вы проверьте. — Чернышев поднялся и направился к прихожей. — Всего наилучшего.

— Подождите!!

Окрик прозвучал, когда Роберто взялся за плащ. Чернышев обернулся и увидел, что возле Ефима выросла неопрятная старуха в черном. Когда она принесла чай, Роберто решил, что это прислуга, потом понял — мать. Она не присутствовала при разговоре, но, судя по всему, подслушивала за дверью и теперь выговаривала непутевому сыну.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});