приходил Буре. Меня битый час пытали, выспрашивая, что это за дружба такая, о которой никому не было известно.
— Ну, ты, блин, Славик, даешь… С такими людьми якшаешься, а все из себя скромника строишь. — Толик в тот день сильно близко к сердцу принял факт появления Павла. — Того и гляди, скоро знаменитостью станешь. Забудешь своих друзей.
Смешно, конечно. История с этими дурацкими часами, вроде, вышла такое себе, а в глазах товарищей мой авторитет вырос значительно.
— Остальные свободны! — Повторил Степан Аркадьевич. Наверное из-за Толика, который слишком активно оглядывался назад и чуть не полетел носом, споткнувшись на ровном месте.Спиридонов, правда, перед тем как отойти, успел шепнуть, что они подождут меня в раздевалке.
— Степан Аркадьевич, что-то не так?
Я сдал назад и замер рядом с тренером.
— Все так. Молодец. Выкладываешься, вижу. Сейчас юниоры выйдут. С ними останешься. Буре же к тебе забегал, насколько я знаю?
У меня аж сердце остановилось, честное слово. Прошло достаточно времени с того разговора и я думал, все, можно не ждать. Не то, чтоб сомневался в словах Павла, но всё-таки с каждым днем крепло ощущение, что это было сказано с подачи тренера, в качестве поддержки или что-то подобное.
— Мне остаться? — Не знаю, зачем я переспросил. Как дебильный, честное слово.
— Не хочешь? — Степан Аркадьевич удивленно поднял обе брови. Типа, Белов, ты совсем, что ли?
— Конечно хочу! Даже и разговора быть не может. Степан Аркадьевич…скажите…почему Вы мне помогаете?
— Да что ты будешь делать…– Тренер покачал головой. — Ты сегодня просто кладезь сообразительности.
— Смотри… Вот я — тренер. Да? Воспитываю будущих заезд ЦСКА, которые, надеюсь, попадут в сборную. Это — моя работа. То, что могу дать спорту. В хоккей пришел не особо удивительным путем. С детства хорошо катался, с пяти лет, на катке рядом с домом. Потом мы уехали в ГДР на три года, отец военным был, а по приезду домой я играл на первенстве школы. Тренер спросил — что ты не идёшь в большой хоккей? Я пошёл на стадион Юных пионеров. Два года прозанимался, прибавил за это время, потом отправился в ЦСКА. Говорю — посмотрите меня. Они посмотрели и взяли. Обычный путь многих мальчишек. Правда? Большинство могут рассказать то же самое. Играл во дворе. Гонял шайбу. Влюбился в хоккей. Увлекся. Сейчас я — тренер. А есть другие истории. Например, на некоторое время меня достаточно тесно свела судьба с Харламовым. Я с ним три года играл в одной команде, два года — в одном звене. Тогда многие помимо хоккея и в футбол играли. Из нашей команды четверо играли, я капитаном был, а Харламова не взяли. Он, Валера, вообще, тогда маленький был, поздно вырос. Заиграл, когда окреп и подрос. Как гадкий утёнок, который потом превратился в прекрасного лебедя. А знаешь, что интересно… Да, он отличался хитростью, искал нестандартные решения, но никто не мог подумать, что Валера будет играть на таком уровне, о котором мы знаем сейчас. У нас в команде был Смолин, который считался на голову сильнее всех. И это действительно так. Ему деньги платили с пятнадцати лет. Большие надежды подавал. И что? Вот у него не получилось в итоге, у Смолина. Характера не хватило. Харламов же подрос, начал крепнуть. И ты знаешь, кем он стал. Валера… А знаешь, почему так? Люди, Славик, бывают всего трех сортов. Те, кто побеждает; те, кто проигрывает; и те, кто на них смотрит. Я не проиграл. И Смолин не проиграл. Но смотрят на Валеру…Смотрели… Вот в чем принципиальная разница. Я чувствую в тебе победителя. И мне, как тренеру, не дает покоя мысль, что это может не воплотиться в жизнь. Поэтому, если ты решил, будто я расчувствовался слезливой историей обмана и предательства… Нет, не расчувствовался. Ты еще молодой совсем. Опыта маловато… Да и неоткуда ему взяться, опыту. И обмана, и предательства в твоей жизни будет много. Ты не потому в команду вернулся, что мне стало жаль пацана, которого оговорили… Дальше сам башкой своей соображай. Давай, дуй на лёд…
— Понял…– Я кивнул. Честно говоря, даже как-то полегчало. Не знаю, сам тренер догадался или по мне заметил, но реально где-то глубоко возилась эта мыслишка. Мол, пожалели бедолагу, дали второй шанс. Да еще с такой поддержкой припёрся обратно. Сергей Николаевич, батя…
— И, Белов… — Степан Аркадьевич, нахмурившись, посмотрел мне в глаза, — Наплюй ты уже не свои сомнения. Играй.
В этот момент появились ребята из молодёжки, поэтому наша беседа с тренером сама собой свернулась. Да и потом, он, что хотел, — сказал, я его услышал. Буре шел первым. Увидев меня, он махнул рукой.
— Славик, здорова! Вот и встретились! — Павел засмеялся. — Давай, присоединяйся. С парнями знакомься.
Ну, вот тут я тупить не стал. Рванул к Павлу. Юниоров прежде мельком уже видел. Периодически пересекались. Они уходили, мы приходили. Или наоборот. Но как-то было стороной, в общем. А тут — непосредственно все своими глазами, изнутри.
С ходу подключился к парням, которые начали выполнять поставленные тренером задачи. Попутно, так сказать, в рабочем процессе, знакомился с ними. Что интересно, отношение ко мне с самого начала сложилось доброжелательно. Честно говоря, заподозрил, как бы это не заслуга Буре. А потом подумал, да и хрен с ним. Славик от радости и счастья вообще бы на эту тему не заморачивался. Это у меня, у взрослого придурка, вечно вопросы лезут. «Кто виноват?» и «Что делать?». Ни хрена не делать. Играть. Правильно Степан Аркадьевич сказал.
Краем глаза заметил, он тоже остался. Подошел к тренеру молодежки и о чем-то с ним переговаривался, пока мы гоняли на льду. Программа была стандартная. Чуть интенсивнее, может. Парни то покрепче, постарше. Но в принципе, ничего неожиданного. Пожалуй, кроме самого факта, что я нахожусь сейчас среди юниоров и очень четко при этом понимаю, жопу порву, но буду играть в молодежной сборной.
Ясное дело, после того, как пришло время уходить со льда, внутри присутствовало ощущение крепкой веры, все будет хорошо. Вот теперь точно все будет хорошо. Сам не знаю, почему меня так торкнуло. Но торкнуло знатно.
Вместе с толпой парней я вышел в холл и буквально нос к носу столкнулся с Ленкой. Вернее, не совсем уж нос к носу, просто она вместе с двумя подружками-фигуристками стояла почти в метре от дверей. То