я имел честь вам докладывать. Пойдемте!
И, смешавшись с толпой странников (благо координатор одел сенаторов так, чтобы они не отличались от местных жителей), члены комиссии подошли к крепостным воротам. В воротах, поигрывая мощными бицепсами, стояли рослые полуобнаженные воины. Они опирались на мечи и внимательно оглядывали прохожих.
Благополучно миновав охрану, сенаторы очутились на вымощенных каменными плитами оживленных улицах шумного города.
Богатые дворцы и общественные здания, мимо которых проходили члены комиссии, были украшены многочисленными колоннами, статуями и скульптурными группами.
По улицам не спеша двигались одетые в белоснежные хитоны горожане, обсуждая последние гладиаторские бои и непрерывно растущие цены на рабов.
В тени портиков пожилые ученые мужи вели неторопливые беседы со своими верными учениками.
Под деревом сидел слепец и. аккомпанируя себе на кифаре (или другом щипковом инструменте), звучным голосом пел длинную-предлинную песню.
— О чем он поет? — поинтересовались сенаторы.
— О странствиях какого-то местного героя, — ответил, прислушавшись, координатор и уважительно добавил: — Эпос!
Чернокожие рабы пронесли в открытом паланкине свою госпожу…
Прогрохотала колесница…
Странного вида растрепанный горожанин выскочил из-за угла. С воплем «Эврика!» он подбежал к членам комиссии и стал, размахивая руками, что-то возбужденно выкрикивать.
— Он говорит, — перевел координатор, — что десять минут назад открыл новый закон. Тело, говорит он, погруженное в воду, теряет в своем весе столько, сколько весит вытесненная им жидкость. Молодец! Хороший закон открыл! — похвалил горожанина Эйби Си и погладил его по голове.
Великий ученый молодцевато щелкнул сандалиями и. снова закричав «Эврика!», побежал дальше.
— Грандиозно! — сказали сенаторы.
То, что они увидели на Уне, превзошло их ожидания.
И только Главного Координатора неотступно преследовало странное чувство, что он уже все это видел. И не раз. Но где и когда?
Они поднимались в гору, и Главный почему-то подумал, что сейчас они увидят море и белые паруса кораблей. И когда действительно вдали показался порт и корабли. Дабл Ю как-то странно посмотрел на Эйби.
V
А поздно ночью, когда усталые члены комиссии вернулись на космическую станцию и легли спать. Главный Координатор вызвал к себе Эйби.
— Я хочу задать вам. координатор, три вопроса и затем сообщить приятную новость. Первый вопрос: сколько времени строили вы этот город?
— Я вас не понимаю… — растерялся Эйби.
— Не валяйте дурака, — перебил Дабл Ю. — Так сколько?
— Три года… — вздохнул координатор.
— Ну что ж, даже при той технике, которая была у вас, это довольно быстро. Вы, я вижу, отличный организатор.
Эйби смущенно хихикнул. Откровенно говоря, он надеялся, что все уже утряслось, и вот на тебе!
— Хороший город вы построили, но уж слишком новенький, прямо с иголочки…
— Времени не хватило под старину подделывать, а то бы, конечно…
— Второй вопрос: где я мог видеть такой же точно город?
— В вашем конференц-зале. На картине. Пятая слева.
— Ну конечно! — сразу же вспомнил Дабл Ю. — Действительно, пятая слева… И как вы ее так хорошо запомнили?
— Двести лет разглядывал. Не захочешь — запомнишь!
— И последний вопрос: с какого времени ваши отчеты не соответствовали действительному положению вещей?
— Да почти с самого начала, — развел руками Эйби. — Не ускоряются местные жители… Чихать им и на СОП и на СНИП. Дикари!
— Ну теперь это все равно. Я получил сообщение, что сиреневая оппозиция в Сенате победила и дальнейшая работа нашей экспедиции признана нецелесообразной. Вот так. Повезло вам!
— Почему? — не понял Эйби.
— А потому, что вернемся мы на Озу и ваша тайна останется тайной навсегда…
— Но вы-то знаете! И вы можете…
— Что могу? Рассказать, что какой-то координатор третьего ранга двести лет водил меня за нос?.. Кстати, за составление интересных отчетов Парламент присвоил вам звание координатора первого ранга. Поздравляю! И не благодарите меня. Вас выручила война на Миксе. — Дабл Ю помолчал. — А впрочем, насколько я теперь понимаю, на прославленном Миксе был такой же расцвет науки и техники, как расцвет рабовладельческого строя на Уне!
— А как же бактериологическая война?
— Да, страшные бактерии, из-за которых ни одна комиссия не рискнула побывать на Миксе, — это тоже неплохо придумано. Ох и изобретательные у меня координаторы! Один лучше другого!
VI
Так закончилась эта грандиознейшая из грандиознейших космических экспедиций.
Предоставленные самим себе обитатели планет потихоньку развивались.
А тридцать тысяч лет спустя унианские археологи обнаружили в непроходимых джунглях заброшенный неописуемой красоты город, совершенно не похожий на другие города Уны и построенный из неизвестных на Уне материалов.
И тогда вспомнили древние легенды о неизвестно откуда пришедших и неизвестно куда ушедших людях, которые умели то, чего никто не умел, да и сейчас еще не умеет.
И стали говорить, что задолго до современной цивилизации на Уне была другая, еще более развитая цивилизация.
Никто, правда, не мог объяснить, почему от нее остался всего-навсего один город и больше никаких следов. Но, как говорится, тем более!
Выдвигались и отвергались гипотезы, создавались и рушились концепции.
Благодаря загадочному городу были написаны 22 442 диссертации, создано 10 237 романов и снято 1143 фильма. Но ни в одной из перечисленных работ авторам так и не удалось добраться до сути. Если, конечно, не считать этого небольшого, но абсолютно достоверного рассказа.
Из невыдуманных рассказов заслуженного водителя времяходов дальнего следования Николая Ложкина
Кто что ни говори, а подобные истории бывают на свете: редко, но бывают.
Н. Гоголь
ТОТ САМЫЙ БАЛАБАШКИН
Недавно на работе отмечали мой скромный юбилей — двадцать пять лет за рулем времяхода. И главный бухгалтер подсчитал, что за четверть века я на своей машине времени наездил ни много ни мало пятьсот тысяч лет. Ничего?
Вы, конечно, понимаете, что за пятьсот тысяч лет можно увидеть немало интересного. Но если вам кажется, что работать на времяходе легко и просто, значит, вы не представляете себе, какие ответственные и трудные поручения приходилось мне выполнять.
Вот, например, был я как-то с моей машиной прикреплен к одному любопытному учреждению — Помбугену. Называлось учреждение непонятно, и никто не знал, чем оно ведает. А Помбуген как раз занимался очень полезным и благородным делом: Помбуген помогал будущим гениям.
Делалось это так. Примерно раз в год я на своем времяходе отправлялся в будущее, забирался лет на сто пятьдесят вперед и, пожив там какое-то время, точно выяснял, кого из наших выдающихся современников потомки помнят и уважают, а кого совсем забыли. Другими словами, я узнавал, кто из наших великих людей и вправду велик.
И хоть оценки праправнуков не всегда совпадали с нашими, решения потомков считались