Читать интересную книгу Чисто русское преступление - Алина Кускова

– Целый лист из белового автографа пушкинских «Замечаний о бунте», приложения к его «Истории Пугачева». – Нефедов протянул сыщику раритет, следя за листком ревнивым взглядом. – Текст этих замечаний давно печатается в собраниях сочинений мастера, печатается по копиям, выдержки из этой работы приводились в разных статьях и книгах о Пушкине и Пугачеве, но «Замечания о бунте» до конца не изучены, они ни разу не стали объектом пристального научного анализа. Скорее всего, отсутствие подлинника охлаждало пыл исследователей. Всегда приходилось допускать, что какие-то подробности, поправки, пометки не учтены в копиях. Никто не знал, насколько верны эти копии. Теперь узнали, найден оригинал. И в число счастливых обладателей истинного росчерка пера великого мастера вошел я. Пятьдесят восемь ветвей генеалогического древа Александра Сергеевича Пушкина, двести тридцать четыре потомка, проживающие сегодня в разных частях света, и среди них ни одного поэта! Рожденный навечно единожды...

Нефедов странным образом завершил торжественную речь и, забрав листок у Туровского, вернул его в сундук под замок. Тот за короткое время успел заметить почерк, действительно похожий на почерк Пушкина.

– Георгий, так вы собираете автографы?

– Я фактически почерковед! – гордо признался тот. – И удостоверяю, милостивый государь, что этот текст написал Александр Сергеевич собственноручно.

– А там ничего нет про Ведрищева или Горемыкина?!

Идиотский вопрос, Туровский это прекрасно понимал, ляпнул, не контролируя движения болтливого органа.

– Горемыкина? М-да.

И Нефедов замкнулся.

Он поделился с Туровским самым святым, что у него было. А сыщик наплевательски отнесся к откровениям, не оценил, не поддержал, а поинтересовался иным, к делу не относящимся фактом. Недоставало еще спросить, не боится ли собиратель автографов, что у него из сундука их банально выкрадут, сигнализации-то никакой.

– Что это? – Взгляд намеревающегося уходить Туровского, а разговаривать с ним хозяин больше не хотел, остановился на бревенчатой стене.

Аккуратно вложенный в деревянную рамку под стекло, на ней висел лист из «Жития», где писарь Чумичкин доводил до сведения широкой общественности статьи из трактата протопопа Сильвестра.

– Это? – нахмурился Жора. – Это мой список. Собственноручно выполненный с нашего рукописного «Жития».

– Это списали вы? – искренне удивился сыщик.

– М-да, – сказал Жора.

– Один в один, – произнес Туровский задумчиво.

Причастность Нефедова к краже рукописного раритета из местного краеведческого музея была довольна призрачной. Но она была! В этом факте Туровский нисколько не сомневался, его нужно было проверить немедленно. Раз Нефедов молчал, сыщик решил поехать к Елене Ивановне. Он спешил, возможно, торопил события, но нюхом чуял, что разгадка близка.

* * *

Елена Ивановна не отходила от больничной койки внука. Она осунулась, похудела еще больше и плохо ела. Хорошо, что рядом была Светочка Ведрищева. Милая, славная девушка помогала ей, чем могла. Рано утром поехала в областной центр за дорогущими лекарствами, вернулась к полудню, а к вечеру, как доктор сказал, что у Семена должны стать заметны улучшения состояния здоровья.

Елена Ивановна только что проводила Светочку домой, хорошенько отдохнуть после трудного дня, и теперь всматривалась в лицо внука, стараясь не пропустить предполагаемых улучшений.

Любимое лицо выражало полную безмятежность. Знакомые с детства черты опровергали крамольную мысль о том, что Семен мог участвовать в музейных кражах. Елена Ивановна качала головой, мстительно щурила глаза и обещала себе найти и покарать преступника, посягнувшего на то единственное, что красило ее жизнь, – на внука. Если не считать Антона Капитоновича Чура. Его пока можно не считать, слишком печальные обстоятельства отодвинули их трогательные отношения на задний план. Но Елена Ивановна не сомневалась, что внук выкарабкается, все расскажет, и тогда помочь расправиться с преступником она позовет Антона Капитоновича. Они вместе что-нибудь придумают. Антон Капитонович ее не подведет, как тот столичный сыщик, сгинувший на провинциальных просторах. А Елена Ивановна так на него надеялась! Даже пыталась помочь следствию, начав строить собственные версии ограбления. Она и сейчас не бросит это неблагодарное занятие, только на первом месте в этом расследовании у нее станет покушение на внука. Главное, чтобы он очнулся и все рассказал.

Доктор не обманул, вечером Семен действительно начал приходить в себя. Сначала дрогнули его ресницы, потом сухие губы прошептали что-то невразумительное. Елена Ивановна всхлипнула, обняла Семена и попросила повторить имя отравителя. Семен прошептал что-то про ежей и вновь отключился от бытия, погружаясь на этот раз в сон.

– Великолепно! – изрек доктор, довольный таким благоприятным раскладом.

Он попросил бабушку не беспокоить внука, дать ему отоспаться, набраться сил. И Елена Ивановна согласилась. Но она не пошла на ночь домой а осталась у постели больного, собираясь в любой момент стать ему полезной. Утром ее могла бы сменить Светочка, нужно было ей позвонить и договориться с милой девушкой, так преданно относившейся к Семену.

– Елена Ивановна, – позвал ее шепотом сыщик Туровский в приоткрытую дверь.

– А, это вы! – Старая дама обрадовалась его приходу. Она теперь радовалась любому, кто был готов разделить ее чувства. – Заходите, только тихо, мальчик только что проснулся и тут же опять уснул.

Туровский зашел в палату и посмотрел на Бубенцова.

– У него на лице появился румянец, – благодушно заметил сыщик.

– Мальчик идет на поправку. – Елена Ивановна была очень счастлива. – Он уже похлопал ресницами и сказал пару слов!

– Что он сказал?! – всполошился Туровский.

– Что-то про ежей, – заговорщицки прошептала Бубенцова.

– Это нам ни о чем не говорит, – вздохнул сыщик.

Что мог сказать только что очнувшийся человек, побывавший на грани жизни и смерти? Что у ежей гон и самка после него становится агрессивна? Или что он начинял ежей записывающей аппаратурой, помогая преступникам, и готов сдаться в руки правосудия? Гадать было некогда, вечером еще нужно было изучить брошюру с родословными, обмозговать еще одну возникшую версию с почерковедом Жорой, помимо этого переделать кучу мелких дел.

– Кстати, – сказал сыщик, – о «Житии». Елена Ивановна, вы давали Георгию Нефедову переписывать «Житие»?

– Жорику? Я не давала, – пожала плечами хранительница. – Мог дать кто-то другой. Только Аркадий Аркадьевич не мог дать, он категорически против выноса раритетов из здания музея. Видимо, у него самого руки чешутся.

– Понятно, – процедил Туровский. – А знаете, Елена Ивановна, я к вам не просто так пришел, а с приветом!

– Ой, – отмахнулась от него Бубенцова, – у меня самой от всего этого едва крыша не поехала!

– Я к вам не с тем приветом, – обиделся сыщик, – а с этим. От Ольги Станиславовны.

– Какая нечаянная радость, – обрадовалась Бубенцова, – двойная за сегодня. Как там она?

– Она просила вам передать дословно...

И Туровский тихо начал передавать привет, глядя на Семена Бубенцова, мирно сопящего рядом с ними. Парень явно выкарабкивался. А значит, скоро предстояло узнать имя отравителя, по совместительству грабителя и просто вредного для общества человека. Туровскому отчего-то страшно захотелось, чтобы отравителем стал Василий Барклай. Его мрачная фигура дворянского происхождения маячила перед глазами сыщика, как призрак отца Гамлета. Впрочем, дворянское происхождение тому еще нужно было доказать! Ай да архитектор, ай да сукин сын. Спасибо Пушкину, с его помощью он вывел на чистую воду всю преступную группировку во главе с французом. Хотя вывести их на чистую воду еще только предстояло.

Глава 8

«Я НЕ МОГУ, – МСТИТЕЛЬНО ЗАЯВИЛА ТА, – У МЕНЯ ГОЛОВА БОЛИТ!»

Про то, что любви не бывает на свете, Зосе поведала мама, когда та первый раз влюбилась в четырнадцать лет. Сильно влюбилась, с неподдельной подростковой наивностью и максимализмом, поначалу свойственным милой детской непосредственности. Мама рассказала Зосе, что все мужчины только того и ждут, чтобы воспользоваться женским телом и наплевать в женскую душу. Что в жизни кроме них есть сковородки и грязное белье, сопливые дети, постоянные трудности, нехватка средств – одним словом, тот самый быт, убивающий все высокие чувства и гаденько портивший жизнь. Мама Зоси не верила в любовь. К своему предельному для деторождения возрасту в нее не верила уже и Зося.

Она не мечтала о сопливых детях и борщах для любимого супруга, но замуж выйти собиралась. Это был единственный способ хоть как-то разнообразить унылое существование в городке и прекратить докучливые слухи о ее женской неполноценности. Да, провинциальная девушка, вовремя не сходившая замуж, считается не вполне полноценной, так думали Зося и ее мама. И Зося собиралась замуж. Не за любимого человека, за любого, кто первый, или второй, или третий раз предложит ей стать его спутницей. Но никто не предлагал. Зося досадовала и собиралась прекратить поиски претендентов, которых намеревалась сама подтолкнуть к их же счастью. Но каждый раз находила в себе новые силы.