Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот по полученным Масляковыми сведениям завтра должна будет нагрянуть бригада сжигателей.
– Да, собирались, – подтвердила Марина Журавлева. – Тянуть им дальше некуда – весной вода пойдет…
Они с Ольгой сидели за столом; недопитый чай остыл, фитиль в лампе горел еле-еле – Марина берегла солярку, – освещая лишь кружок с полметра вокруг. Остальное пространство кухни было во мраке. Лишь плита печки пока еще густо краснела.
Печка прогорела, но пыхала жаром… От жары и духоты, да и после долгой и трудной дороги Ольгу клонило в сон.
– Что ж, явятся, – вздох Марины. – И меня заодно. Не стесняясь, прям при моей напарнице обсуждали…
Странность и даже нереальность ситуации была в том, что Марина работала в колонии-поселении, находящейся километрах в трех от села, готовила там в столовой, и зэки ее благодарили за вкусную еду, заигрывали с ней, некоторые и жалели, а потом получали приказ сжигать ее дом, садились в «ГАЗ-66» и ехали…
Один раз соседи отстояли (тогда в Большакове еще оставалось много людей), другой раз Марина, догадавшись, куда собираются зэки с канистрами, топорами, перегородила машине дорогу, заставила взять ее с собой. И самое удивительное – ее взяли, довезли до ворот и там объявили, что строение приказано ликвидировать.
Марина заперлась в избе, кое-как дозвонилась до милиции, до Масляковых. «Слава богу, – радовалась хоть чему-то, – мобильные телефоны придумали».
– И два часа это продолжалось, – рассказывала Марина в прошлую их встречу. – Эти орут, чтоб я покинула помещение, канистрами трясут, а я здесь плачу, трясусь. Знаю ведь, что им ничего не стоит плеснуть. Они там и наркоманы есть – за укол любое дело сделают… Тут Масляковы, еще другие сбежались, но что они могли – ругались только. Не драться же… А драться начнешь или канистры эти отобрать захочешь, так обязательно уголовное дело заведут. Но главное, что свидетели были, и эти не решились поджигать… Потом милиция из Колпинска приехала. «Что случилось? Кто такие?» А зэки: «Производим санитарную очистку территории». Это у них заученное выражение. Милиция: «Покажите документы, что этот дом подлежит сносу». У них нету. «Устное распоряжение». – «Чье?» – «Начальства». – «Какого начальства?» Как раз и зам по безопасности из колонии примчался. «У нас договор с дирекцией по подготовке водохранилища, – стал объяснять. – По договору мы обязаны очистить эту территорию». – «Но ведь этот дом жилой». – «Она не хочет выселяться»… Меня стали допрашивать. Я им всем прописку показываю: «Село Большаково, улица Садовая, дом восемь». Зам усмехается: «Я ее знаю – поварихой у нас работает. Жилье ей предоставлено, а она недовольна».
В общем, в тот раз офицер и зэки уехали ни с чем. Но больше покидать дом Марина не решалась и почти три месяца сидела здесь.
– Сына не вижу, с работы уволили, с водой беда настоящая… Колодцы завалили, снег весь в саже… Свет отрезали, телефон не ловит почти, новостей не знаю – транзистор шипит только…
Марина тяжело, с кряхтением, совсем как старуха – а ей всего лишь около тридцати – поднялась, подошла к печке, толкнула внутрь дымохода задвижку.
– Что, Ольга Борисовна, спать, может быть? – спросила усталым голосом, усталым не от работы, а от многодневного, многолетнего ожидания.
– Да, да! – Ольга встряхнулась, поднялась.
– Ложитесь здесь. Здесь теплее. Белье, извините… Но, наверно, лучше не раздеваться. Выстынет к утру…
– Да… А ты где?
– Я в комнате… рядом.
– Не замерзнешь?
– Да нет, у меня есть чем накрыться… Этого навалом.
Марина достала из кухонной тумбочки сковородку, подняла лампу, поставила сковородку на ее место, а лампу – сверху.
– Зачем так? – не поняла Ольга.
– Ну мало ли… На чугуне безопасней. Вам свет не будет мешать? – И, не дожидаясь ответа, добавила: – Пусть горит – хоть видно, что здесь живут.
– Да, пусть горит.
– Спокойной ночи тогда.
– Спокойной.
Положив рядом свой пуховик на случай, если ночью станет холодно, устроившись и затихнув, Ольга услышала, как Марина что-то шепчет в соседней комнате. То ли молится, то ли ворчит.
Ольга прожила в Большакове три дня. Ждала поджигателей. Они не появились. Может, узнали, что здесь корреспондент краевой газеты, и выжидали, когда уедет.
Днем Ольга ходила по остаткам села. Не могла отделаться от ощущения, что находится в недавно освобожденном от захватчиков месте. Уцелело четыре двора и заводик на краю Большакова, а остальное – присыпанные снегом остатки бревен, кирпичей, шифера, железяк. Жуткие скелеты изломанных, вывороченных с корнем черемух, которые недавно украшали палисадники… И люди, встречаемые ею, казались изможденными, чудом уцелевшими под игом врага. Да, будто не две тысячи одиннадцатый год и не Сибирь, а сорок третий, какая-нибудь Смоленщина…
Людмила Маслякова, жена хозяина лесопилки, вызывала особенную жалость. Сразу угадывалась в ней женщина, проведшая большую часть жизни в относительном достатке, владелица большого и крепкого дома, которую уважали, которой одни по-хорошему, другие по-черному завидовали. Но все это в прошлом. Теперь впереди неизвестность, а сейчас – почти первобытное существование. Она и ругаться уже не могла, не имела сил, лишь смотрела на мужа и сына с укором, на Ольгу – с мольбой.
Старшие дети Масляковых жили кто в Назарове, кто в Лесосибирске, а младший сын, Дмитрий, держался при родителях, был союзником отца в борьбе за их предприятьице. Обитал не дома, а в сторожке на лесопилке – охранял.
Лесопилка давно уже не действовала, но оставалась, как могла судить Ольга, в рабочем состоянии.
– Хоть завтра можем запускаться, – подтверждал Дмитрий, – на складе кругляк просохший, пилы наточены. Но заказов нет. Там, – кивок вверх, – запретили с нами дело иметь. Хотят, чтоб мы сами всё бросили и убежали.
В который раз Дмитрий водил ее по заводику, показывал оборудование, рассказывал, сколько они в прежнее время могли нашинковать досок, натесать бруса… Ольга терпеливо слушала: неловко было говорить, что все это ей известно, – так переживал этот молодой парень в камуфлированном бушлате из охотничьего магазина за судьбу дела, так скучал по работе…
– А вот следы покушения, – кивал он на обугленные столбы навеса над лентой пилорамы. – Мне до сих пор кажется, что это приснилось. Главное, что ведь не бандюганы какие приехали. Ладно там в девяностые бандиты приезжали за долги сжигать, а тут милиция, дирекция по затоплению, пристава́, администрация района. С бандитами можно было повоевать, а тут – власть же, которая дисре… дискредитирует просто в своем лице всю власть. – То ли от этой запинки на сложном слове, то ли из-за воспоминаний Дмитрий стал заводиться. – И президента, и правительство… Вот дошло бы до Путина это всё, он бы их… он бы их точно всех ликвидировал! – Искривив губы в злой ухмылке, глянул на Ольгу. – А может, так и будет. Если есть справедливость, то так оно и будет! Чиновники, госслужащие выполняют коммерческие заказы. С какого хрена здесь милиция вообще?
– Но ведь милиция и спасает, – осторожно сказала Ольга. – Марину Журавлеву спасла, когда ее сжечь собирались. Прогнали милиционеры тех, из колонии.
– Ну да, потому что без них решили… не поделились. А так – все одно… И вот, пока комиссия с милицией нас вон там, – Дмитрий кивнул в сторону ворот, – грузили, зэки задами пробрались сюда и стали поджигать. Ребята, рабочие, как раз рядом были, увидели, кинулись тушить. Их скрутили. И нас с батей менты, пристава там держат. «Постановление администрации района!» – объявляют, как приговор. Я: «Где постановление? Покажите». Не показывают, держат. Там уголовники, тут – менты! И мы должны видеть, как огонь растет. Как пытка настоящая… И тут Виталька Синицын прибежал. Помните его? Парень такой шебутной…
– Да, он меня в первый раз по вашему селу водил.
– Ну вот… Как раз здесь оказался, хотя они давно переехали. Но что-то понадобилось… И вот он прибежал, достает мобилу и начинает снимать эту комиссию, каждого подробно. «Вот пусть в прокуратуре края посмотрят, дадут оценку, – говорит. – У меня там знакомые появились». И эти, хе-хе, нас побросали, стали рожи прикрывать. Забрались в машины свои и свалили… А с зэками мы сами уже разобрались. – Дмитрий похлопал рукавицами. – Эх, так тянуло их… побить хотелось. Но понятно же – стоит задеть, и сразу в травмпункт, ушибы, заявления… Так, короче, без драки отогнали их. Да они и не сопротивлялись – увидели, что те умотали, и тоже скорей… Стали мы тушить… Лешку Щербакова жалко – упал с крыши, ногу сломал. Только недавно гипс сняли, собирается сюда возвращаться. Злой стал… И вот скажите, Ольга Борисовна, если бы у них действительно постановление было, если бы по закону действовали, разве бы они так легко отступились?
Ольга лишь покивала в ответ.
Сказать ей хотелось много и объяснить, что наверняка Путин знает хоть в общих чертах о ситуации здесь. Это ведь не первый месяц, даже не первый год продолжается. А если не знает, то это странно просто: строительство ГЭС, переселение жителей нескольких сел – не рядовое событие, не регионального масштаба.
- Дождь в Париже - Роман Сенчин - Русская современная проза
- Шайтан - Роман Сенчин - Русская современная проза
- Напрямик (сборник) - Роман Сенчин - Русская современная проза