Но я вернусь. Может быть, вернусь…
Снова Хабор
Капсула опустила меня — удивительное постоянство! — в той же самой роще, на том же месте.
Роща почти исчезла. Вокруг жалкой кучки деревьев высились недостроенные корпуса: город-автомат наползал со всех сторон.
В свое время я неплохо освоился с лабиринтами супергорода. И теперь, умело переходя с одной движущейся параболы на другую, довольно быстро добрался до дома, где жил раньше. На лифте взлетел на верхний этаж. Подошел к двери соседки, с нетерпением нажал клавишу.
Открылась дверь, и выглянувшая было Хэлли быстро отступила назад. Ее глаза, окруженные веером морщинок, расширились от страха.
— О небеса!
— Где Элора? — спросил я, входя и кивнув головой в знак приветствия.
— Элора? — растерянно переспросила хозяйка. — О небеса! Хранитель Гриони?! Вы ли это? Говорят, вы так неожиданно пропали…
— А Элора, где она?
— Элора?.. Бедная девочка. — По глубоким морщинам ручейками потекли слезы. — Нет ее больше. Не увидим мы ее никогда. Она… Она сама… Она перешла в храм бессмертия.
— Сама?.. Покончила с собой? — холодея, спросил я. — Что за храм такой? Мавзолей? Пантеон?
— Не знаю… О небеса! Я ничего не понимаю.
Старая женщина путано говорила о храмах, которые были новинкой и попасть в которые считалось большим почетом. «Нет, — решил я, — сегодня от нее ничего путного не узнать». Но все-таки задал еще один вопрос:
— А Актиний спрашивал обо мне?
— Актиния нет в живых…
— Что, тоже храм бессмертия?
— Нет… самоубийство. — Хэлли понизила голос до полушепота. — Говорят, он оставил очень странную записку…
— Какую?
— «Чем хуже, тем хуже».
Я промолчал. Мне-то был ясен смысл записки. Актиний отчаялся в своих усилиях одиночки, понял, что общество неудержимо катится в пропасть.
Я попрощался, обещав зайти завтра. Спустился в подземные лабиринты и в темном закоулке завалился спать. Конечно, я понимал, что Хабор уже знает о моем появлении в городе. Но где-то в глубине жила смутная надежда, что если буду скрываться, неизбежную встречу, может быть, удастся хоть немного оттянуть. Оттягивать финал — это была теперь моя главная задача…
Не знаю, сколько проспал. Из полумрака подземных коридоров поднялся наверх. Одуряющий городской свет, ударивший в глаза, создавал впечатление вечной ночи, опустившейся на планету.
Над одной из площадей сквозь паутину парабол еще проглядывало солнце. Значит, все-таки день! Здесь маршировало подразделение Армии вторжения. На соседней площади жители, проходя мимо статуи Генератора, вскидывали руки и издавали верноподданнический вопль: «Ха-хай! Ха-хай!»
Унылая картина. Я сел в кресло транспортной эстакады и укрылся от мира силовой сферой-экраном. Но город и здесь напоминал о себе своей стандартной продукцией: замелькали кадры очередного секс-детектива.
Я спустился вниз и нырнул в чернеющий зев подземной дороги. Проехал сотню километров. Потом вышел и углубился в боковые безлюдные коридоры. Шаги мои гулко раздавались в тишине. Изредка попадались деловитые и безмолвные роботы, ремонтирующие сложную систему труб и проводов.
Один из них только что вылез из колодца. «Нижний этаж подземного хозяйства», — подумал я и решил, что там надежней всего можно укрыться. Сунул ноги в черную дыру и неудержимо заскользил вниз. Начал шарить вокруг руками. Но уцепиться не за что — ни выступов, ни ступенек. Крутонаклонные стенки колодца были гладкими, как стекло. Очевидно, робот поднимался с помощью пневматических присосков.
Наконец очутился внизу. В полумраке лабиринтов прошел километра два. Но усталость взяла свое. Я спрятался в нише и уснул.
Снился страшный сон. Будто у меня срослись руки и я никак не могу отодрать одну от другой. Вскрикнул, проснулся. И увидел: запястья скованы наручниками. Надо мной нагнулся какой-то рослый мужчина. Согнув средний палец с перстнем-фонариком, он с любопытством меня рассматривал. Пошарил по пустым карманам и приказал двум стоявшим рядом роботам:
— К Хабору!
Хабор встретил меня веселой ухмылкой.
— Га! Га! Провокатор!.. Что-то ты ко мне не спешишь, а?
Жестом отпустив роботов, он велел мне сесть и сам опустился рядом.
— То, что ты вернулся, говорит о твоем благоразумии. Бессмертие — высший дар, и даровать его может только Абсолют — это ты, я вижу, хорошо понял. При необходимости мы бы, конечно, нашли способ вернуть тебя насильно, но добровольность всегда предпочтительнее… А встречу со мной ты зря оттягивал. Уверяю тебя: все будет совершенно безболезненно. Просто сядешь в кресло и будешь вспоминать день за днем, а анализатор будет развертывать и уточнять особо интересующие нас детали… Сейчас немного отдохни — и приступим.
— Я не собираюсь ни к чему приступать.
— Не собираешься? — Хабор изумленно уставился на меня. — Это как понимать?
— Вы говорили тогда: Абсолют не нуждается ни в каких лазутчиках. А теперь выясняется… Выходит, это был обман?
— Ну зачем такие страшные слова. — Хабор усмехнулся. — Просто верный психологический ход. Мне не хотелось, чтобы ты чувствовал себя там шпионом. Это внутренне сковывало бы тебя.
— Хотели сделать шпионом против моей воли? Но я им никогда не был и не буду!
— Ну вот что, мне надоел этот дурацкий разговор. — В глазах Хабора загорелись злые огоньки. — Он, видите ли, хочет остаться чистеньким и высоконравственным… Запомни раз и навсегда: в мире есть только одна нравственность — верное служение Абсолюту. Все, что делается по воле Великого, дозволено и оправдано.
— И все-таки мне противно быть шпионом…
— Тем хуже для тебя!.. Собственно, я мог бы сегодня же выпотрошить из тебя всю информацию о том мире. Наша аппаратура умеет обшаривать мозг до самых дальних закоулков. Но когда объект вспоминает добровольно, получается детальней… Что ж, ладно, дам тебе еще некоторое время поразмыслить. Не образумишься — пеняй на себя!..
Роботы волокли меня в подземелье, а во мне все пело от радости. Что бы ни ждало меня впереди — первый раунд выигран!..
Меня привели в просторную пещеру. На грубых нарах здесь сидело и лежало несколько десятков человек. «Гуманитарии», — догадался я.
— Ты из какой пещеры? — обратился ко мне один из незнакомцев. — Из соседней? Пытался бежать? Зря. Отсюда не убежишь.
— Да и некуда, — откликнулся другой. Ткнув пальцем вверх, добавил: — Там не лучше.
Загнанные в подземелье, художники и мыслители оказались людьми очень жизнестойкими. Глядя на них, я вспомнил стихи Брюсова «Грядущие гунны»:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});