мне предложить?
— Ты ведь знаешь — себя. Как и любая другая женщина, — пожав плечами, ответила Элиэн и направилась к двери. Мгновенно преодолев разделяющее их расстояние, Вадерион резко развернул ее. Его губы остановились в миллиметре от ее. Она судорожно вздохнула, испуганно глядя в его глаза.
— Скажи «нет», — прошептал он, но так и не услышал протеста. Его губы накрыли ее, сминая, заставляя открыться навстречу. В этом не было ласки или нежности — лишь страсть. Не невинный поцелуй, а прелюдия к жаркому сексу. Она почувствовала это, когда он прижал ее к себе, когда его вставший член уперся ей в живот. И — он готов был поклясться — он услышал ее тихий стон.
Дверь вновь отворилась.
— Ринер, сожри тебя демоны Глубин!
Элиэн рухнула в ближайшее кресло, спрятав пылающее лицо в ладонях, а Вадерион прошелся к двери и запер ее.
— Всегда не вовремя заходит.
Потом он перевел взгляд на красную, как вампирское знамя, Элиэн и усмехнулся:
— Продолжим?
— Нет, — с нескрываемым отвращением ответила она. Взгляд ее уперся ему чуть пониже ремня, и в голубых глазах появился страх.
— Я пойду, — подскочив, заявила она.
— Жаль, я бы продолжил.
— Я сказала «нет», Вадерион.
— Полминуты назад ты не была так уверена, — заметил он, подразнивая ее: несмотря на определенный интерес, он бы предпочел эльфийку покрасивее. Так что провоцировал ее Вадерион лишь ради развлечения.
— Я не желаю этого, — с непередаваемым отвращением, презрением и страхом ответила Элиэн.
— Тогда смирюсь, — насмешливо произнес он, усаживаясь обратно в кресло. — Но за такой страстный поцелуй в твоем исполнении я согласен прийти даже на два ужина.
Лицо ее оставалось маской сдержанности, но голубые глаза выдавали с головой: она была зла, невероятно зла. Когда такое выражение появлялось у нее, Вадериону начинало казаться, что она хочет повторить свой гамбит с витражом и метнуть в него что-нибудь еще.
— Подумай на досуге о пересмотре расценок, — добавил он и перехватил в полете запасную чернильницу. Все же не удержалась. — У тебя слишком большой замах, хотя точность неплохая.
Злая и красная она вылетела из его кабинета, а Вадерион некоторое время поразмышлял, потом поднялся и выглянул в приемную.
— Шэд, когда у меня супруга, никого не пускать.
— Даже Ринера и Тейнола? — удивился секретарь, явно пряча тарелку за горой бумаг.
— Да.
— И леди Стефалию?
— Всех, Шэд, — процедил Вадерион, исчезая в кабинете и оставляя темного эльфа многозначительно качать головой.
Глава 8.…немного ревности…
— … у орков сильны семейные узы.
— Они похожи на людей.
— Они намного лучше людей, — не согласился Вадерион, наливая себе еще вина. Элиэн мотнула головой, отказываясь от добавки: конечно, она не голодна и лишний бокал не повредит ей, но все равно не следует рисковать. Еще раз оказаться в постели Вадериона она не желает — и так с дрожью вспоминает тот поцелуй в кабинете. Она тогда чуть не умерла от страха и отвращения, а темный, кажется, решил, что ей нравится. Нравится⁈ Она представить себе не могла, что бы по доброй воли вновь лечь с ним. Хотя поцелуи — особенно когда он был нежен — ей начинали нравится. Иногда она даже жалела, что не может стереть из памяти те первые два месяца их супружеской жизни. Но, к счастью, Вадерион держал слово и больше к ней не приставал, даже перестал намекать. Теперь их отношения приобрели больше деловой характер, когда она пыталась проявить о нем хоть капельку заботы, а он, как типичный мужчина, яростно отбивался и делал вид, что не нуждается в подобных глупостях, при этом принимал ее заботу как должное. С этой точки зрения Вадерион был таким обычным. Простым и понятным. Жаль только, что это была лишь одна из граней его личности. Император всегда остается Императором, и сколько бы Элиэн не старалась подстроиться под него, она понимала, что не сможет надолго удержать интерес Вадериона. И сегодняшний разговор это подтвердил.
Элиэн уже заметила, что Вадерион не любитель болтать попусту, но о своей Империи он мог говорить часами, попивая свой любимый кофе. Эту гадость (по мнению сладкоежки Элиэн) выращивали на юге Империи, и Вадерион пил ее постоянное — если на столе, конечно, не было его любимого ледзерского. Элиэн как-то попробовало этот кофе и едва не заплевала весь стол. А Вадерион лишь посмеялся над ней и продолжил пить свою черную гадость, рассказывая об Империи. На его счастье ей было действительно интересно его слушать, так что их встречи проходили не только ради кормежки одного упрямого темного. Вот и сегодня Элиэн расспрашивала его про кланы орков, пока разговор не перешел на традиции и устои.
— У орков, как и у всех темных, сильны семейные узы. Крайне сильны.
— У всех темных? — с сомнением переспросила Элиэн. Взгляд ее многозначительно прошелся по Вадериону. Тот усмехнулся. Она уже заметила, что он никогда не улыбается, чаще просто ухмыляется, чуть изогнув уголки губ в презрительной либо надменной насмешке. Как сейчас.
— Надо различать семью и остальных. Вы, светлые, часто путаете эти понятия. Семья — не всегда кровные родичи, это твой ближний круг, я бы даже сказал, ближайший. Возлюбленный или возлюбленная, дети, сестры и братья или наставник — все зависит от одного, от любви.
— Надо же, я думала что вы, темные, отрицаете все светлые чувства.
— В этом ваша ошибка, светлые. Любовь присуща всем мирским существам. Мы, темные, вовсе не отрицаем ее существования, просто не распыляем ее на всех.
— Я поняла: есть избранные, которых вы любите всем сердцем и ради которых вы готовы на все, а есть остальные, к которым вы безразличны и жестоки.
— Ты точно уловила суть.
Элиэн ничего не ответила на эту похвалу, лишь пригубила вино — без него такие разговоры вести не получалось.
— А я? — она все же не удержалась от вопроса и тут же пожалела — Вадерион смерил ее привычно жестоко-насмешливым взглядом.
— Естественно, не ближайший круг. Ты всего лишь мне интересна. Таких безумных светлых я давно не встречал.
Элиэн уже начинала понимать, что даже если Вадерион не имеет привычки избивать женщин, то унижать их он очень любит. Недовольная поворотом разговора и собственной глупостью, позволившей ей задать этот вопрос, она решительно поднялась.
— Знаешь, Вадерион, ты один. Совершенно один. И таким и останешься, потому что тебе лень поднять свой величественный зад и постараться найти кого-то, кто стал бы тебе любимым.
Он мгновенно оказался рядом с ней, его глаза полыхнули не багровым — алым.
— У меня высокая планка, — зло