Читать интересную книгу Эд, граф Парижский и король Франции (882-898) - Эдуард Фавр

Эти области только что потрясла распря, которой Эд положил конец и о которой именно поэтому надо сказать несколько слов[613].

В конце 885 или в начале 886 г. распространился слух о смерти Ингоберта, епископа Урхельского; немедленно при поддержке графа Суньера Урхельского[614], сына Вифреда Волосатого, который был графом Барселоны и Испанской марки, титул епископа Урхельского присвоил некий Сельва, велевший себя рукоположить двум гасконским епископам. После этого незаконного возвышения Сельва, узнав, что Ингоберт жив, изгнал его из Урхеля с помощью Суньера и не только занял его место, но еще и объявил себя в этом качестве митрополитом Испанской марки, тем самым отделив эту территорию от Нарбоннской архиепархии, от которой она зависела до тех пор. Его притязания не были признаны на всей территории архиепархии, которую он хотел узурпировать, признали его только епископы Осоны и Барселоны. Когда епископская кафедра Жероны стала вакантной в результате смерти Теотария Жеронского, случившейся после 1 ноября 886 г., духовенство и народ избрали на его место, согласно каноническим правилам, Сервуса-Деи (Servus-Dei), который и был рукоположен Теодардом, архиепископом-митрополитом Нарбоннским. Сельва вместо Сервуса-Деи назначил туда епископа по своему выбору, которого звали Герменмир или Эрмемир. Теодард созвал в Порте, населенном пункте между Нимом и Магелоном, всех епископов своей архиепархии; на этом соборе, состоявшемся 17 ноября 887 г.[615], епископ Годемар Осонский повинился и попросил прощения, после чего был послан к графу Суньеру; тот его милостиво принял, и вскоре в Урхеле созвали новый собор, на котором Эрмемир и Сельва были лишены епископских облачений и низложены. Фродоин, епископ Барселонский, повинился и получил прощение, и тем самым Теодард покончил с расколом, грозившим его архиепархии. Однако, несмотря на каноническое разрешение спора, продолжалось более или менее скрытое противостояние двух партий: одна, желавшая превратить Испанскую архиепархию в марку (уже отделенную в политическом плане от Септимании с 867 г.), независимую от Нарбоннской, похоже, опиралась на Эда и признала его в Испанской марке королем сразу после восшествия на престол[616], в то время как другая партия, партия архиепископа Нарбоннского, королем его не признавала. Сервус-Деи, канонический епископ Жероны, 15 декабря 888 г. и еще 1 марта 889 г. рассматривал королевство как не имеющее государя[617], и, вероятно, в епархиях Нима и Безье Эда признали не раньше 4 апреля 889 г.[618]

Во всяком случае пребывание Эда в Орлеане положило конец этим разногласиям, потому что он, с одной стороны, оказал милость графу Суньеру и низложенному епископу Эрмемиру, с другой — установил наилучшие отношения с архиепископом Теодардом Нарбоннским, который ходатайствовал перед ним за епископа Осонского, возвращенного в лоно церкви. Таким образом, теперь Эда признавали во всей Нарбоннской архиепархии, а не только в ее части.

В том же Орлеане и, очень вероятно, тогда же Эд вернул монастырю Святого Мартина, аббатом которого был его брат Роберт, права на землю Дуссе[619] к северу от Пуатье. Это имение было отнято у каноников, и, хотя Карл Лысый в 862 г., 23 апреля[620], велел его вернуть, некий Магенарий мошеннически захватил его, а его сын Осберт удерживал. Благодаря Эду монастырь вновь обрел свои права, и с согласия аббата каноники уступили в прекарий Рамнульфу II это имение с зависимыми от него землями, а также один аллод на Шаранте, который могущественный аквитанский граф прежде отдал обители Святого Мартина. На этот акт не стоило бы обращать особого внимания, если бы он не показывал, причем с очевидностью, что отношения между Эдом и Рамнульфом были исключительно мирными. В противном случае как могло случиться, чтобы Эд вернул монастырю Святого Мартина владение, которое тот немедля уступил Рамнульфу, с согласия Роберта?[621]

Таким образом, за два стремительных похода в Аквитанию, не проникнув, похоже, очень далеко на ее территорию, Эд обеспечил себе расположение этого переменчивого народа[622]. Находясь в Орлеане, он 16 июня отдал некоему Рикбодону землю Жуй на реке Эр, принадлежавшую ему лично[623], а потом быстро уехал обратно, чтобы защитить Париж от норманнов.

С берегов Луана, где северяне зимовали, они в начале года, опасаясь Эда, спешно прибывшего в первый раз из Аквитании, предпочли двинуться на восток и юго-восток и занялись грабежами на границах Нейстрии и Аквитании, а также в Бургундии[624]; они, в частности, сожгли предместья Оксера. Потом они объединились, чтобы спуститься по Сене и напасть на Париж, который не пропустил их дальше. Спешно прибыл Эд; 24 июня он был еще в Орлеане, а в начале июля — уже в Париже[625]с многочисленной армией, в состав которой входили франки, «всегда державшие голову высоко, бургундцы, всегда готовые убежать, а также ловкие и речистые аквитанцы». Парижане, которых ожесточили оборонительные работы и восстановление города, ставшее необходимым после первой осады, и которые стали опытными воинами благодаря обороне и непрерывным боям последних лет, защищались отважно. Среди них отличился один из «верных» графа Роберта, по имени Складемар, убивший двух норманнов; именно он убил первого варвара еще во время великой осады; его страшились, но на сей раз он погиб первым из осажденных.

Неожиданно подоспел Адемар, соперник Рамнульфа II, во главе немногочисленного отряда, состоявшего, вероятно, из аквитанцев; он сумел, обманув тех, кем командовал, вовлечь их в бой, который получился славным. Наконец, храбростью отличился епископ Анскерик, который командовал тремя сотнями пеших; его отряд перебил много врагов и взял большую добычу. Но какой был смысл в этих отдельных успехах? Новая осада Парижа продлилась недолго[626]. В первой половине июля Эд вступил с норманнами в переговоры и заплатил им за отступление.

Это был очень странный мирный договор; соображения, которые продиктовали его заключение, выплаченная сумма, вероятно, не очень большая, остались неизвестны. Может быть, норманны, видя решительное сопротивление парижан, не пожелали начинать новую осаду и выразили готовность к соглашению на очень Умеренных условиях? Эд мог решиться на него тем проще, если знал, что норманны хотят спуститься по Сене, чтобы вторгнуться в Бретань; он надеялся, что они таким образом окончательно покинут королевство и выполнят договор, заключенный императором Карлом Щ. Он твердо оговорил, чтобы норманны не проходили через Париж; в самом деле, им пришлось снова вытаскивать лодки на сушу и с большим трудом тянуть их до мест ниже Сите; оттуда, разделившись на два отряда, одни на кораблях, другие сухопутным путем, они ушли осаждать Сен-Ло в области Кутанса.

Во время пребывания в Париже, вероятно, продолжавшегося до ухода норманнов, Эд, окруженный «верными», подписал несколько дипломов в пользу монастырей: Везеле (от 10 июля)[627], подтвердив его привилегию иммунитета и распространив его на замок, построенный для защиты от норманнов; Сен-Жермен в Оксере (от 11 июля)[628], чьим аббатом был «очень дорогой ему и очень любимый» Анскерик, епископ Парижский, у которого, похоже, было больше оснований жаловаться на франкских сеньоров, не уважающих его привилегий, чем на иноземных захватчиков; наконец, в пользу аббатства Турню (от 16 июля)[629], за которым он также подтвердил владение замком, построенным, чтобы обороняться от норманнов.

Начиная с этой даты действия Эда недоступны для всякого изучения вплоть до 14 декабря, когда он обнаруживается в Лане. В этом городе к нему явился Аргрин, епископ Лангрский, преемник Гейлона, и благодаря поддержке Анскерика, епископа Парижского, добился подтверждения имуществ и привилегий своего епископства[630].

Отныне территория королевства Эда в этих восточных областях приобретает определенные границы: его признают в епархиях Лангра, Шалона-на-Соне[631], Макона[632], так же как и на Юге.

Подводя итоги оканчивавшегося года, Эд мог быть доволен: его королевская власть утвердилась в южных и восточных регионах, которые, слишком удаленные от ее центра, казалось, легко отложатся. Он властвовал над Западно-Франкским королевством в тех же границах, что и Карломан после смерти своего брата Людовика.

890

Через шестнадцать дней после пребывания в Лане, 30 декабря 889 г., Эд оказался в Шартре[633], а через одиннадцать дней после проезда через этот город был в Орлеане[634]. Этот спешный отъезд на юг, похоже, объясняется ожиданием важных событий в Аквитании[635]. Рамнульф II то ли умирал, то ли уже умер[636]; по этой причине или по любой другой Эд мог опасаться каких-нибудь смут в этом беспокойном краю; он хотел быть поближе к месту событий, чтобы предотвратить отпадение территорий. У Рамнульфа II был всего один сын Эбль, который в то время был еще ребенком[637] и законность которого вызывала сомнения; было у него также два брата — Эбль, аббат Сент-Илера в Пуатье, и Гозберт[638]. Поскольку наследник был слишком юн, следовало заручиться верностью дядьев. Один из них, Эбль, прибыл к королю в Шартр[639], и тот подтвердил за аббатством Сент-Илер дар, который ему сделал Эбль. У Эда могли быть опасения, но он не натолкнулся на враждебность. В Орлеане 10 января 890 г.[640] он разрешил епископу Анжерскому освободить раба за деньги; 30 января[641] он был на вилле Лернегия, юго-западнее Тура; он все более приближался к Пуатье. К сожалению, о цели его пребывания в этих местах можно только догадываться. 22 марта[642] он был в Туре; там совместно с братом Робертом и в обществе виконтов Гарнегауда Блуаского, Ардрада Турского, Фулька Рыжего и многих знатных мужей, окружавших его, он уладил небольшое затруднение, возникшее при управлении имуществом монастыря Святого Мартина; после этого он исчез до 21 мая. В этот день он был в королевской резиденции Вербери, где часто бывали Каролинги, недалеко от Компьеня, и подписал там по просьбе своей жены Теодерады и аббата Рудольфа диплом для Сен-Вааста[643], где подтвердил за этим аббатством его привилегии и владения; он упомянул фортификационные работы, которые были произведены для защиты от норманнов при Карле Лысом и результаты которых, как мы увидим позже, были использованы не против норманнов, а против самого Эда. Это, не говоря уже о неудобствах, какие замок создавал для жизни монахов[644], было одной из опасностей подобных укреплений, и государи несколько раз убеждались в этом на опыте.