Читать интересную книгу В поисках Олеговой Руси - Константин Анисимов

Об Анастасии известно, что она покровительствовала православным монастырям в Венгрии, в частности, у нее нашли убежище изгнанные из Чехии в 1055 году за приверженность к учению Кирилла и Мефодия монахи Сазавского монастыря. Это известие важно ввиду того, что территория Румынии находилась в сфере интересов и влияния Византии, что хорошо было показано в предыдущей главе. Если исходить из нашей гипотезы о том, что Русский каганат – Русь 860 года – Русь Аскольда располагалась именно на Нижнем Дунае, то христианство греческого толка здесь пустило корни еще в IX веке, вероятно, еще до Аскольдова крещения в 867 году. На это указывает и участие неких русских христиан в миссии Кирилла и Мефодия. Еще около 859 года, во время поездки Константина – Кирилла в Хазарию, им было видено Евангелие, написанное «русским письмом», которое, вероятно, было впоследствии использовано при создании славянской грамоты – кириллицы. О появлении этого письма сообщает Густынская летопись под 790-м годом. Это известие уместно связать с крещением князя Бравлина, описанного в русском списке «Жития Стефана Сурожского». Особая роль карпатских русинов в крещении славян Центральной Европы признавалась в Средние Века как поляками, так и чехами. Как отметил А. Г. Кузьмин[34]: «В позднейших хрониках русские считаются просветителями славян». В частности, польский аноним XV века называет «русскими» священнослужителей Моравии и Паннонии, а чешский хронист Далимил в начале XIV века называет «русином» Мефодия. Эти сообщения можно было бы связывать с тем, что в XIV–XV вв. греческое православие ассоциировалось в первую очередь с русскими и Киевской Русью. Так толкует Далимила и Кузьмин: ««Русин» в данном случае, очевидно, предполагает не этническую принадлежность, а исповедуемое им христианство». Надо добавить, что Кузьмин вполне обосновано связывает с русинами – потомками древних ругов – влияние арианской ереси в кирилло-мефодиевской традиции и ранней русской церкви X–XII вв., отмечаемое исследователями. Древность русского христианства именно в этом регионе подтверждается буллой римского папы Иоанна XIII об утверждении Пражского епископства, датируемой 967 годом, дающей предписания относительно богослужения: «ни в коем случае не по обряду болгарского народа, либо русского или на славянском языке, но в соответствии с папскими установлениями и распоряжениями… клириком, хорошо обученном в латинском языке». Булла служит прямым доказательством существования русского христианства со своим особым обрядом за 20 лет до крещения Владимиром Киевской Руси… в Праге![35]

В «Хронике всего света» Мартина Бельского (XVI в.) и хронографе западнорусской редакции (XVI в.) указывается, что Святополк Моравский «с боярином русским» крестили чешского князя Борживоя, а также что Святополк «держал русские земли». Эта удивительная информация повторяется и в других источниках XV–XVI вв. Эней Сильвий Пикколомини (будущий папа Пий II) в своей «Богемской истории» (сер. XV в.) называет в числе подданных Святополка «руссанов», Гаек из Либочан (Хагеций, ум. 1552 г.) пишет, что «Руссия» прежде входила в состав Моравии. Эти бесценные, хотя и поздние, известия, конечно, не могут относиться к Киевской Руси, но прекрасно вписываются в контекст древнейших родственных связей, о которых говорилось выше не раз в связи с поисками Русского каганата IX века, и объясняют их происхождение. В западных источниках IX–X вв. мы не находим сведений о русском княжестве в составе Великой Моравии, но, как отмечают все исследователи моравской истории, нам вообще неизвестны восточные и юго-восточные пределы этого государства. С определенной долей уверенности можно говорить лишь о том, что в состав Моравии входила Словакия. Характерно, что система управления ранней Киевской Руси первой половины Х века весьма напоминает моравскую. О полюдье в Великой Моравии нам ничего не известно, но, по всей видимости, это был общеславянский институт; помимо этого, и Великая Моравия, и ранняя Киевская Русь времен Олега Вещего и Игоря были слабо централизованными государствами, конгломератами полунезависимых княжеств – вассалов титульного племени (моравов и руси соответственно). Великая Моравия так и не смогла окончить формирование настоящего государства и пала в результате междоусобиц и вторжения венгров, дело моравских князей закончили в некоторой степени чехи, а на Руси Ольга, Святослав, Ярополк и Владимир завершили этот процесс.

Когда Дунайская Русь могла войти в состав Великой Моравии? Очевидно, это событие следует отнести к последним десятилетиям правления Святополка Великого. Любопытно, что такая датировка совпадает с летописной датировкой прихода Олега Вещего в Киев (882 год)! Трудно сказать, вся Русь или ее часть покорились моравскому князю. Здесь можно строить лишь предположения. В связи с вероятной связью деятельности Святополка Моравского и появлением на исторической сцене Олега Вещего любопытна версия о том, что на самом деле «Новгородом», откуда Олег отправился в свой поход, был вовсе не Новгород Великий на Ильмене, а ныне венгерский город Ноград (Новгород) недалеко от Будапешта и Камарно, бывшего королевского замка Комаром! Из «Новгорода» выводит «Житие Стефана Сурожского» и князя Бравлина, в конце VIII в. разорившего крымское побережье «от Корсуня до Корчева»! Быть может, здесь и скрыта одна из причин рождения «варяжской легенды», увязавшей Олега Вещего и Игоря – банальная путаница двух Новгородов? Если это предположение верно, то мы получаем северо-западную границу Русского каганата 9 века в Нограде, примерно по линии современной венгеро-словацкой границы. То, что некогда границы Моравии и Дунайской Руси совпадали или были очень близки, подтверждают и эпические сказания французов об эпохе Карла Великого, о чем речь пойдет ниже.

В прямую связь Русь с Венгрией ставит еще один любопытный и крайне запутанный источник. Хроника ангулемского монаха Адемара Шабанского (ум. до 1034 г.) сообщает о деятельности святого Бруно Кверфуртского: «Святой же Бруно обратил к вере область Венгрии [и] другую, которая зовется Русью. Он крестил короля Венгрии по имени Геза, которого в крещении, переменив имя, назвал Стефаном… Упомянутый король велел святому Бруно окрестить также и своего сына [Вайка], дав ему имя, подобно своему – Стефан». Как справедливо указал С. Э. Цветков[36], союз «и» произвольно ставится переводчиками, и его нет в тексте оригинала. Делается это на том основании, что сохранение буквального смысла слов оригинала «заставило бы предполагать, что в представлении Адемара Русь составляла одну из «областей» Венгрии» (Назаренко А. В. Древняя Русь на международных путях. С. 343). Неприемлемость для академической науки мысли о существовании на Среднем и Нижнем Дунае Русского княжества, гибельная для норманской теории, заставляет переводчиков дописывать за авторов древние тексты! Но совершенно ясно, особенно ввиду всего вышесказанного, что в тексте повествуется о проповеди в Дунайской Руси, уже рассматриваемой как часть складывающегося Венгерского государства. Исследования хроники Адемара привели ученных к выводу, что, как и в других источниках той эпохи (к примеру «Житие св. Ромуальда»), в ней смешаны деяния Бруно Кверфуртского, современника Владимира Крестителя и Болеслава Храброго, и его предшественника Бруно Ферденского, который посетил венгерского вождя Гезу в составе имперского посольства между 973 и 976 гг., вместе с епископом Пассауским Пильгримом, когда, по всей видимости, и были крещены Геза и его сын, будущий король Иштван Святой, креститель Венгрии. Хотя официальное крещение Венгрии происходило лишь во время правления Иштвана, Бруно приписали и ее крещение, крещение трех основных ее областей: Черной Венгрии, Белой Венгрии и Руси, которая познакомилась с христианством и была крещена значительно ранее, как было сказано выше.

На основании рассмотренных источников можно сделать предположение, что Дунайская Русь арабских, византийских, венгерских и французских источников соответствует «марке рутенов» и владению «русских герцогов» другой группы венгерских источников. По всей видимости, отношения Венгрии и Руси на Дунае не были простыми. Хроника Адемара позволяет говорить о том, что уже в 970-х гг., после смерти Святослава Храброго, Дунайская Русь рассматривалась как одна из областей Венгрии, и при Иштване герцогом этой области был его сын и наследник Имре. Здесь важно добавить, что историки помещают домен Имре в Бихаре, по соседству с Трансильванией, наполненной «русской» топонимикой, и Мунтенией. Однако позднее, после смерти Имре и Иштвана, Дунайская Русь добилась независимости – при короле Петере Орсеоло (1038–1041, 1044–1046) ею правит «герцог», независимый от венгерского престола и, видимо, враждебный ему, так как его дочь становится женой соперника Петера Андрея, будущего короля Андрея I. С укреплением королевства Венгрии при наследниках Андрея венгры не оставляют попыток вновь подчинить дунайцев. В борьбе с ними Дунайское княжество втягивается в орбиту византийского влияния, а с другой стороны, м. б., киевских и галицких князей. О вражде русских «герцогов» и Венгрии свидетельствует инцидент 1091 года: воспользовавшись тем, что Ласло Первый отправился в поход на Хорватию, русы наслали на Венгрию своих союзников половцев. Вернувшийся Ласло настиг и разгромил отступающих половцев, а затем совершил карательный поход на Русь[37]. О конфликте Венгрии с Киевской Русью в эти годы ничего неизвестно, поэтому речь может идти именно о Дунайской Руси. Известия венгерских источников и византийских прекрасно дополняют друг друга и позволяют примерно восстановить картину политической истории Дунайского княжества IX–XIII вв.[38]