Друзья немного постояли с ним. Герцог подшучивал над ним, говорил, что он робок, как юная школьница. Джерсон смеялся над каждой шуточкой герцога.
– Так она здесь? – спросил его светлость, приставив к глазу монокль и оглядывая залу.
– Она? – переспросил маркиз. Он все еще не набрался храбрости внимательно осмотреть всех гостей.
– Надеюсь, она достойна такого поклонения? – продолжал допытываться герцог. – Она очень хорошенькая, Харт? Молоденькая? Изящная? Аппетитная? Мечтает стать маркизой?
– Харт, ты покажешь ее нам? – подхватил лорд Джерсон. – Ты должен показать!
Но обзор бальной залы его светлостью вдруг прервался, герцог опустил монокль, поджал губы и тихонечко присвистнул.
– Вы только посмотрите! – прошептал он. – Прелестна, изящна, сама юность! Соблазнительна и обольстительна! И если мои глаза меня не обманывают, ей восемнадцать и ни одним днем больше.
– Малышка графа Мюира, – отозвался лорд Джерсон, следуя направлению монокля. – Ну, может быть, и больше на день-другой. Хороша, Бридж, ничего не скажешь, да притом и приданое завидное.
– Ты знаком с Мюиром? – спросил его светлость. – Представь меня, хочу разглядеть ее получше. И почувствовать – хотя бы подержать за ручку. Ты считаешь, ее карточка уже заполнена до предела?
Лорд Джерсон от души рассмеялся, и оба направились к хорошенькой молодой леди в белом, которая старалась делать вид, будто ее нисколько не интересует, что происходит вокруг. Маркиз сочувственно улыбнулся, представив себе, в каком волнении юная дебютантка.
Бриджу пришлось подождать с представлением. Начинался следующий танец, и к девушке подошел красивый румяный молодой человек. Он разговаривал с ней, однако не вывел ее в круг танцоров. Заиграла музыка, и маркиз все понял. Вальс! Девушка знает, что не получит разрешения от патронессы танцевать этот предосудительный танец, поскольку это ее первый выход в свет. Быть может, позднее, под конец сезона, если повезет. А может, придется подождать этот восхитительный вальс до будущего года.
Маркиз, хотя и был наслышан о вальсе, никогда еще не видел, как его танцуют. Ему представлялось, что это какой-то удивительно романтический танец. Каждая пара танцует отдельно от других, в течение получаса партнеры смотрят друг на друга и разговаривают.
Да, это был удивительный танец. Маркиз позавидовал танцующим.
Он отдавал себе отчет, что уже минут пять стоит в бальном зале, но не смотрит по сторонам, не ищет Саманту. Он сам не понимал, почему. Боится обнаружить, что ее тут нет? Или, напротив, что она тут? Но оказалось, что ему не надо было ее искать – она вальсировала как раз на той линии, куда был устремлен его взгляд. Сердце у него бешено заколотилось. Она кружилась в мерцающем вихре, грациозная и изумительно красивая в зеленом с серебристой накидкой платье.
Взгляд его с любовью и нежностью следовал за ней, пока он не обратил внимание на ее партнера. Маркиз тут же отвел глаза.
Леденящий холод охватил его.
Глава 8
Он так упорно и так долго говорил не правду о событиях того утра – а было ему тогда всего шесть лет от роду, – что иногда, хотя и не часто, и сам забывал, что лжет.
То был вовсе не несчастный случай.
Для отца маленький Харт был сплошным разочарованием. Родился он пять лет спустя после того, как его отец и мать поженились, а через какое-то время стало ясно, что одним этим ребенком они и ограничатся. И хотя, казалось бы, отец должен был радоваться, что по крайней мере родил сына, он ужасно огорчался, что мальчик такой слабый. Это был маленький и болезненный ребенок. Мать обожала его, баловала и старалась защитить от всяких мыслимых и немыслимых опасностей. Трусливый плакса – однажды презрительно бросил отец своему пятилетнему сынишке, когда тот с плачем прибежал домой, потому что деревенские мальчишки стали его дразнить и он испугался, что они нападут на него.
Иногда отец даже огорчался, что у него есть прямой наследник. Если бы такового не было, он смог бы хотя бы часть своей собственности и денег завещать племяннику, сыну своей сестры. От этого мальчика он был просто в восторге. Виконт Лайонел Керзи, на четыре года старше его собственного сына, – красивый, обаятельный, бесстрашный мальчуган. Он с удовольствием принимал горячую симпатию дяди и всячески измывался над своим маленьким кузеном – когда этого не видела и не слышала тетушка.
Хартли был в него влюблен и боялся его. Он с нетерпением ждал его приездов в Хаймур, а потом никак не мог дождаться, когда же братец наконец уедет. Лайонел проявлял необыкновенную изобретательность, лишь бы довести кузена до слез. исподтишка тыкал ему в бок локтем, когда они входили в дверь, вечером выпрыгивал на него из темного угла, расплескивал по столу его молоко, когда няня отворачивалась, и еще много придумывал всяческих каверз.
Но в одном Хартли не уступал своему кузену – в верховой езде. Даже отец вынужден был признать, что в седле он сидит прочно и поводья держит крепко!
Тщеславие и желание произвести впечатление на Лайонела толкнули однажды Хартли на безрассудство. Лайонел подбивал его промчаться вслед за ним галопом по лугу, где им было запрещено ездить – почва на лугу была неровная, кролики понарыли там много нор. Хартли принял вызов, и они помчались вперед. Это было так неожиданно, что сопровождавший, их грум растерялся и не сразу их догнал. Мальчики уже были на противоположной стороне луга и приближались к низким крепким воротам. Перепрыгнуть их ничего не стоило, но все же Хартли не стал бы этого делать, если бы Лайонел не бросил ему вызов. Лайонел бросил вызов, и Хартли прыгнул – уж больно хотелось ему произвести впечатление на брата. Хартли благополучно преодолел бы препятствие, если бы Лайонел не подгадал прыгнуть бок о бок с ним. Он со смехом выбросил руку и ткнул кулаком Хартли в бок. Хартли был в это мгновение на середине прыжка, он рухнул прямо на ворота. Лошадь его каким-то чудом миновала ворота и приземлилась по другую их сторону, ничего себе не сломав. Второе чудо состояло в том, что Хартли остался жив, хотя долгие месяцы, последовавшие после несчастья, вряд ли можно было говорить о чуде.
Хартли был еще в сознании, когда к ним подскакал грум и с перекошенным от ужаса лицом ускакал назад, за помощью. Над ним склонился Лайонел, бледный как смерть, и стал твердить ему, что это несчастный случай, чтобы он не забывал, что беда случилась нечаянно, и ничего не выдумывал, не пытался свалить вину на кого-то. Это ведь он, Хартли, предложил промчаться по лугу и прыгнуть через ворота. Лайонел поехал за ним, чтобы попытаться остановить его.