— Вот вам работа, которая принесла мне утешение и неподдельную радость. Ставлю ее всем в пример.
За сутки до прихода в Берген па «Авроре» все свободные от вахт были собраны у продольного мостика, с которого комиссар корабля объявил:
— Скоро придем в Берген. Большинству он знаком по прошлому походу. Как вести себя, повторять не стану — сами знаете. Но есть и новое. В Бергене стоит отряд американских эскадренных миноносцев. На рейде будем находиться неподалеку друг от друга. Наши корабли, дисциплину, культуру, внешний вид и поведение моряков на берегу будут сравнивать и оценивать. Могут быть провокации. На них не поддаваться! Мы с командиром рекомендуем на берегу время проводить группами — по три, лучше по пять человек. Помните о чести флага Красного Флота.
Команду распустили. Везде только и разговору что про американцев. Какие у них корабли?.. Сами они что за люди?.. В общем, международная тема завладела всеми.
По случаю международного смотра и без того чистенькую «Аврору» прибирали, что невесту к свадьбе. Верхнюю палубу второй раз драили с песочком, ползая на коленях. Работали до седьмого пота, подбадривая себя шутками.
К назначенному сроку все было сделано в ажуре, как любил говорить главный боцман крейсера. Прибранная, ухоженная, «Аврора» и впрямь была хороша.
Берген встречал нас, как старых знакомых, радостно. После всех официальных церемоний мы с любопытством принялись рассматривать четырехтрубные американские миноносцы. Их внешний вид, за исключением более овальных носовых обводов, далеко уступал нашим кораблям. А вот то, что на каждом миноносце имелись моторные катера, явно всем пришлось по душе. У нас даже на крейсере моторных катеров в то время не было.
Кроме нас и американцев на рейде, вдалеке от наших кораблей, стояла французская канонерская лодки «Анкер».
При увольнении на берег почти каждый участник прошлогоднего похода встречал знакомых. Никакой отчужденности и настороженности, даже застенчивые фрекен смело здоровались с нашим братом. На сей раз норвежских мальчишек было — не протиснуться. Они окружали нас, хватали за руки, пытались куда-то тащить, провожали гурьбой, что-то горячо говорили.
На берегу встретили американцев. Как правило, парни рослые, форма не лишена изящества, особенно интересны были брюки клеш, которые не имели ни одной пуговицы, а па бедрах зашнуровывались, чтобы при падении в воду их можно было быстро снять. Головной убор — белая панама с вертикально поднятыми жесткими полями. Американцы не чурались знакомства с нами, но стоило появиться их патрулю, вооруженному резиновыми дубинками, — полная отчужденность.
С французами, несмотря на запрет их начальства, у нас сложились самые дружеские отношения. «Камарад» — было словом, которое нас сближало. Нередко дружеское похлопывание по плечу подкреплялось небольшой бутылочкой норвежского пива, жадными расспросами о жизни страны рабочих и крестьян.
Симпатичные ребята — французские матросы в своих томно-синих беретах с кокетливыми помпончиками. Их поражала простота отношений на наших кораблях между офицерами, как они говорили, и подчиненными. Добротности нашего обмундирования они откровенно завидовали. Мы поинтересовались, почему их канонерка стоит на отшибе, далеко от наших кораблей. Из жарких речей французских ребят кое-как, с грехом пополам, уразумели: их командир, боясь нашего «красного» влияния, хотел даже покинуть рейд. Покинуть не покинул, но общаться экипажу канонерки с красными матросами запретил.
По традиции в один из дней для нашего отряда были назначены гребные гонки. Стараемся. Сами чувствуем, видим: гребем все, как один человек. Наш катер уже вырвался вперед корпуса на четыре. Вдруг слышим — с американского миноносца матросы что-то кричат и свистят. Это нас-то, призовых, освистывают?! Этого еще не хватало. Всех злость взяла. Сейчас мы вам покажем «хау ду ю ду»… Со второго миноносца свистят еще пронзительнее.
— Орлы, носы не вешать! Гребете — лучше быть но может! — подбадривает нас командир катера Грицюк.
Гонку мы выиграли. На американцев были злы до предела. Отошли только много позже, когда узнали, что у американцев свист — знак одобрения. Вот ведь как бывает!
Во время прошлого похода в Тронхейме местные коммунисты устроили вечер смычки с экипажами советских кораблей. Это врезалось в память. Теперь и бергенцы предложили провести прощальный вечер в самом большом рабочем клубе. Мы, разумеется, согласились.
В клубе сразу установилась атмосфера настоящей дружбы. Хором пели понравившиеся норвежцам русские песни. В образовавшемся кругу — танцы. Одним словом, разошлась, развеселилась молодежь.
Михаил Рязанов, стоя у открытого окна, увидел на улице небольшую группу французов.
— Камарад! — помахал он им рукой, жестом приглашая в клуб.
Появление французов у хозяев возражений не встретило.
— Ребята, давайте «Яблочко»!
Мы стали напевать мотив, прихлопывая в ладоши. В круг вышел Кухаренко, потом Перелыгин, Умовский, за ними потянулись и другие… Стихийно началось настоящее флотское «Яблочко»… Как только стены выдержали! Под наше «Яблочко» даже французы сольно отбили чечетку. Смех, аплодисменты… Со всех сторон несется: «Камарад!.. То-ва-рыш!..»
— Ребята, мы же интернационалисты, давайте пригласим и американцев! — предложил кто-то.
Но, к нашему удивлению, услышав про американцев, норвежцы решительно запротестовали. Никакие уговоры не помогли. Закончился вечер пением «Интернационала».
Финиш навигационного марафона
Кажется, весь Берген высыпал на улицы, на набережные, провожая корабли нашего отряда. Целая флотилия рыбачьих, прогулочных, спортивных моторных лодок долго сопровождала нас.
Раньше мы не считали, сколько дней осталось до возвращения в Кронштадт. Теперь нередко можно было услышать:
— Как, флагштур (это, стало быть, Хирвонен), сколько суток после твоей вахты нам еще шлепать до крепости, Петром сотворенной?
— Очевидно, столько, сколько пройдем, — с невозмутимым видом отвечал Саша.
Много позже мы узнали, что среди моряков разных стран бытует примета: у уходящих в море не спрашивать, когда они вернутся. В эпоху гребного и парусного флота существование такого поверья было понятно. А как же на флоте XX века?..
Мы больше в открытую не интересовались сроками возвращения. Разве что как бы случайно циркулем-измерителем разика два вымеришь по генеральной карте оставшееся расстояние до Кронштадта, полученную сумму миль разделишь на среднечасовой ход корабля, а результат умножишь на двадцать четыре… Так ведь это же сам измеряешь, сам делишь и сам считаешь!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});