Читать интересную книгу Предания о самураях - Джеймс Бенневиль

Князя не составило труда убедить в том, что его дому угрожает опасность и что под надзором Дзэнсю спасти этот дом сможет как раз его же сын. Чем дольше Инукакэ Нюдо улыбался и мягче становился его голос, тем больше он приходил в бешенство, которое считал естественным состоянием души при своем тщеславии. Он тянул время для размышлений, однако Нюдо продемонстрировал преимущество стремительно поднятого мятежа. «Кроме того, – намекал он, – все необходимое уже под рукой, ведь сёгун ничего не подозревает. Один стремительный удар, и этот человек окажется полностью в руках вашей чести. Когда известия дойдут до сёгуна, он смирится со свершившимся фактом и противиться не будет. Таким образом, дом, основанный великим предком князем Такаудзи, будет сиять во всей его славе. Кроме того, наш канто может выставить войско, вдвое превосходящее вооруженные отряды Киото». И в этом он был прав. В основу своих честолюбивых планов канрё Канто положил единство интересов Канто. Верхушка Киото отвлеклась на стремительное назначение и свержение императоров; букэ (Дом сёгунов) и кугэ (придворные вельможи) никак не могли прийти к единому мнению по этим вопросам. В этой связи постоянно замышлялись и осуществлялись мятежи.

Нюдо со знанием дела сообщил князю о наличии средств для практических действий. От Канто к Камакуре двигалось войско самураев, и его отряды уже были совсем рядом. Представители родов Тиба, Нитта, Сибукава, Такэда, Огасавара, Камо Сога, Дои, Насу, Уцуномия, Никайдо, Сасаки, Кидо возглавляли армию численностью 113 тысяч человек, к которой примкнул отряд Огури. Среди немногих заслуживающих полного доверия отрядов можно назвать рать клана Юки, однако, отрезанные неожиданным маневром, они не могли идти пешим строем или послать в Камакуру гонцов с известиями. В конечном счете в начале десятого месяца (конце октября) это многочисленное войско спокойно овладело всеми входами в город. Воины разбили лагеря при полном вооружении. Даже лошади, казалось бы, соблюдали маскировку и тишину, тихо пожевывая овес и не решаясь им хрустеть. Мицутака и Мотинака из дворца Син-Мидо взяли на себя заботу о великом госте. Удзинори покинул ясики Инукакэ, чтобы взять командование на себя.

В Камакуре узнали о происходящем, когда огромное войско пришло в движение. Великий страх и ужас наступил, когда Дои, Цутия и Тиба покинули Гокуракудзи и вошли в кварталы Сака-но Сита в Хасэ. На противоположной стороне Хитати и Симоса отряды находились в Канадзаве, и им принадлежал контроль над Асахинакиридоси. Там ждали появления западных рекрутов. Отряды Такэды и Нитты двигались на Яманоути. Ни о чем не подозревавший Мотиудзи валялся в пьяном забытьи. Потом в венчальную камеру в спешке прибыл Кидо Сёгэн Мотисуэ. Он громко постучал снаружи. Поднятый с постели визитерами князь Мотиудзи не мог поверить в привезенные ими известия. Все знали, что Инукакэ Нюдо сказался больным. Его сын Тюму-но Тайсукэ считался таким же необщительным человеком, как и его отец, и таким же отшельником. Мотисуэ плакал от испуга и боли. Увы! Его господин вел себя очень глупо. Враги находились уже рядом, и всю территорию Канто заняли отряды под командованием Дзэнсю. Из-за беспечности его владыки судьба его дома выглядела погибельной. Всю долину Камакура покрывали отряды противника. Надо было бежать до того, как начнется штурм дворца, так как в теснине кварталов ни о какой обороне речи идти не могло.

Когда Мотиудзи в конечном счете удалось внушить необходимость прислушаться к голосу разума, тот в спешке схватил одежду, чтобы переодеться и предстать другим человеком. Мотисуэ ждал его с тридцатью всадниками. У Дзюни-сё они пересекли небольшую речку, протекавшую перед дворцом, и поспешили вверх по горной тропе в сторону Мёходзи и Нагоэдоси.[24] Добравшись до деревни Коцубо, они раздобыли рыбацкую лодку и на веслах поторопились к берегу возле Юигахамы. Одна из возможностей соединиться с отрядом Сицудзи у его поместья Сасукэ состояла в том, чтобы просочиться по тылам противника, где можно было незаметно проскочить, так как пестрая армия сосредоточилась на узких путях Юигасато. Этот план оправдал себя и принес успех предприятию. Норимото ничего не подозревал, как и сам Мотиудзи. Норизанэ развлекался на пиру с возлияниями сакэ. Скачка продолжалась до встречи с Уэсуги Сури-но Таю. «Инукакэ Нюдо при поддержке всего Канто ведет наступление на Кубоясики. Если не найдется средств противостоять ему, тогда все пропало». В конечном счете дело было семейное. Когда Норизанэ застегивал свои доспехи, на ум пришли поэтические строки Тода Когэна:

Непоколебимо стоит дракон посередине нашего мира;Неподвижно выражение его морды, хотя большие горы дрожат.

Теперь приходили известия о том, что враг вышел на морское побережье. Клубы дыма и пламя поднимались от горящих торговых лавок и жилых домов. А что же происходило в самом госё (во дворце)? Норизанэ завязал иваоби (поясок на доспехах) и приказал подвести свою лошадь. Его первый долг заключался в спасении своего господина, пусть даже ценой собственной жизни. Сколько хватало глаз, со всех сторон приближались флаги отрядов врага. К счастью, он думали больше о грабеже, чем о схватке. Он было приготовился отправиться в путь, но его господин невредимым со своей свитой уже въезжал в ограду ясики Сасукэ. Выдвигавшийся к дворцу Окура враг подошел к Вакамияодзи, но при этом оставил свободным для прохода свой тыл. Через этот тыл они благополучно и проскользнули.

Отряд Норизанэ насчитывал без малого 7 тысяч человек. Мотиудзи лично подобрал для своего дела пять сотен свободных и болтающихся без дела последователей. Тут же разработали диспозицию. Перед входом в долину натыкали кольев и натянули веревки. Оборону со стороны моря доверили Норизанэ и Изумо-но Ками с 2 тысячами воинов. Сатакэ Ума-но Сукэ с 800 воинами охранял лабиринт узких дорог на стороне Сасамэ – Хасэ. В Юки Содаи с тысячью человек следил за стороной Якусидо к востоку. Уэсуги Биттю-но Ками Тонака с отрядом из 800 человек охранял подход к Мирёдо. Опасный участок Кокусёдзи поручили оборонять Миуру с без малого 2400 воинами на фронте Кисёзака.[25] Дандзё-но Сёхицу с 800 солдатами вышел вперед к Огигаяцу для ведения оборонительного боя. В тылу оставалось совсем немного отрядов, задачей которых была охрана крутых гор, застав на подходах к приспособленным для обороны объектам и самих этих объектов. В ожидании наступления боевой порядок выглядел в виде крыльев журавля (какуёки). Третий день десятого месяца (23 октября) счастливым не назовешь. На четвертый день (24 октября) у Рокухонмацу (Шести Елок) послышались боевые крики. Осажденные войска подверглись такому сильному натиску, что отряд пришлось отвести от Огигаяцу. При поддержке своего многочисленного войска Инукакэ Нюдо развязывал войну и лил кровь. Он решительно сорвался с цепи, пытаясь воспользоваться возможностью свести счеты со своим прежним господином. Он мог постоянно вводить в дело свежие отряды, тогда как многие измотанные непрерывной осадой защитники сложили свои головы. Однако своими собственными силами Уэсуги Биттю-но Ками отразил превосходящие отряды двух Никайдо, Овари-но Ками и Ямасиро-но Ками.

Битву можно было считать проигранной. При такой степени изнеможения защитников выстоять представлялось невозможным, на планирование не оставалось никакого времени, было просто не продохнуть, ни о каком достойном сопротивлении речи уже не шло. Оставалось надеяться только на изменение настроений у наступающих отрядов, привлеченных к открытой битве против своего господина, а также откровенных намерений, скрывавшихся за честолюбивыми планами Нюдо. Никаких признаков благоприятных перемен не наблюдалось. Мотиудзи искренне ненавидели за его расточительность, жадность, пустопорожнюю трату ресурсов провинций на собственное существование в ленивой роскоши. Пока сёгун говорил, народ Канто единодушно поддерживал Удзинори. Норимото вскочил на коня и помчался вдоль линий соприкосновения отрядов, чтобы выяснить складывающееся положение дел. Его доклад никого утешить не мог. Мотиудзи сразу же захотел вспороть себе живот. «Раз уж все потеряно, незамедлительно проведите необходимую подготовку. Промедление недопустимо». Однако Норимото попытался его переубедить: «В нашем распоряжении находится еще тысяча человек, способных держать оружие, и их должно хватить для прикрытия отхода. Все еще может наладиться. Сёгун Киото никогда не простит мятежа против дома. В этом деле, безусловно, замешан князь Ёсицугу, и тем самым он нанес оскорбление самому сёгуну. Было бы глупо действовать так непродуманно, когда простой солдат проявляет чудеса храбрости, достойные настоящего полководца». Тут его сын Норизанэ доложил отцу о том, что враг допустил ошибку, когда начал массированное наступление на Кубоясики. Холмы с тыла и морская дорога в Гокуракудзи никто не прикрывал. Оставив Норизанэ вести арьергардные бои близ усадьбы Сасукэ, Норимото повел князя вверх по извивающейся долине. У алтаря Инари все сложили ладони в молитве; потом поднялись на гору, всей компанией спустились по протяженной долине слева от Даибуцу и преодолели гору напротив Гокуракудзи. Эта дорога сохранилась до сих пор, и выглядит она сегодня ничуть не лучше, чем выглядела в старину. Когда солнце уже садилось, они покинули монастырь с открытым при нем лепрозорием и отправились по приморской дороге на Катасэ. Жен и детей они бросили в горящем городе, и сердца их переполняла грусть, когда они отступали, оглядываясь на пройденный путь и спотыкаясь во мраке. Нитта преодолел горы и поспешил через старый проход на Косигоэ, которым воспользовался его славный родственник Ёсисада. Дои и Цутия со своими отрядами поторопились назад через Гокуракудзи-киридоси. С сотней человек Имагава Сури-но Сукэ и оба Иссики – Ума-но Ками и Хёбу-но Тайсукэ – встали поперек узкой дороги, перекидываясь ругательствами и обмениваясь стрелами с противником. Единственным трусом в их семье оказался Акихидэ. Под покровом ночи и при сильной позиции Касигоэ тысяча воинов приравнивалась к сотне. Противник остановился.