— Он бросил ее. Она не заслуживает такого отношения. О Кейти, жаль, ты не знала ее, когда она была здорова. Она всегда думала только о семье. Если оставался последний кусок торта, она никогда его не съедала. Если стоял выбор между новой раковиной и велосипедом, то я получал велосипед.
— Но случилось так, как случилось, — твердо произнесла Кейти. — Вряд ли бы она хотела стать для вас обузой. Любовь не тюрьма. Любовь должна делать людей свободными.
Дилан уже понял, что такое любовь. Настоящая любовь. Она только отдает и ничего не требует взамен.
Or вспомнил чувство свободы, охватившее его, когда он ловил такси.
— И все же, — немного резковато спросил Дилан, — если бы тот, кого ты любила, оказался на месте моей матери? — Такое вполне возможно. Ведь я унаследовал половину ее генов. — Как бы ты поступила?
— Ты беспокоишься, что тоже можешь заболеть болезнью Альцгеймера? — догадалась Кейти.
Он кивнул.
— Если ты действительно боишься заболеть этой болезнью, то тебе стоит перестать прыгать с самолетов и мостов, — она улыбнулась. — Я шучу. Мне нравится то, как ты живешь. Твоя жизнь полна. И ты научил меня тому же.
— И все же? — настаивал он.
— Тогда, — сказала она без колебаний, — я буду приносить тебе цветы и читать стихи, показывать фотографии и старые семейные видео. Я буду делать то, что ты делаешь сейчас, Дилан.
— Прикуешь себя к больному человеку? — мрачно спросил он.
— Прикую? — вопросительно посмотрела она на него. — Конечно, нет. Я поступлю так, руководствуясь любовью. К тому же это будет актом милосердия.
Дилан посмотрел на принесенные ею цветы, почувствовал исходящие от них волны любви. Когда он начал приходить к матери, он в первый раз делал что-то, забывая о себе. Мать не знала о его визитах. А он продолжал возиться с ней, пытаясь вернуть ее к жизни. Только сейчас Дилан понял, что Кейти права. С его стороны это было не только проявление любви, но и акт милосердия...
А так же перевернутая страничка жизни. Потому что, если мужчина начинает заботиться о ком-то, не требуя ничего взамен, это значит, что для него наступила новая фаза жизни. Где нет места прыжкам с моста и самолетов, зато есть дом, золотые рыбки и сад.
Другими словами, он готов был любить Кейти Причард до гробовой доски.
Дилан почувствовал, как мама гладит его по щеке, и, взглянув в ее глаза, заметил в них тень узнавания. Возможно, не его лично, но любви, которую он ей отдавал.
— Мы с мамой обычно обедаем внизу в столовой, — мрачно буркнул он. — Пойдешь с нами?
— Конечно, — ответила она.
Дилан провел их в столовую. Там им выдали пластиковые тарелки, наполненные протертым мясом и картофельным пюре.
Три очаровательные старые леди запели веселую песенку, и мама Дилана, забыв про еду, начала хлопать в ладоши.
Дилан вздохнул и посмотрел на Кейти.
— Знаешь, — сказал он, — я представлял официальное знакомство невесты с родителями будущего мужа как-то по-другому.
- В другом месте? — уточнила Кейти. Она выглядела очень довольной.
Он кивнул.
— На самом деле, - сказала она, - что может быть лучше обеда с парнем и его матерью?
Дилан знал — ее слова искренни. И он знал еще кое-что: он любит ее больше жизни.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Дилан постучался в дверь родного дома. В руках он держал коробку с пиццей и несколько бутылок пива. Цветы на клумбах уже отцвели. Между сухих стеблей застряла старая газета. Может, он вскоре соберется убраться во дворе. Он знал, Кейти была бы рада сделать это вместе с ним.
Вообще ему нравилось представлять, как они вдвоем возятся в саду. Со времени их первого «официального» свидания прошло уже две недели, и Дилан успел познакомиться с Кейти получше. Он выучил, что ей нравятся мелкие ежедневные удовольствия, такие как посещения кафе после работы, прогулки в парке.
Но она успела и удивить его. Когда он предложил покататься ей на мотоцикле, она уселась сзади него, обхватила его руками и закричала: «Вперед! Быстрее!» А на скалодроме ухитрилась раньше него залезть на препятствие. Усевшись на самом верху, она улыбалась, подбадривая его.
Все эти события и привели Дилана сюда.
Он давно был готов перейти с Кейти на новый уровень отношений, но сначала ему нужно было кое-что сделать. Нельзя общаться с такой женщиной, как Кейти, и иметь черноту в сердце.
Его отец открыл дверь, и Дилан понял — время не стоит на месте. Болезнь матери сказалась на всей семье, и отец не стал исключением. Он выглядел усталым, его волосы казались поредевшими.
Перед Диланом стоял не тот человек, который предал его мать. Перед ним стоял человек, который в детстве играл с ним в баскетбол, который вникал во все его детские проблемы и который плакал, как ребенок, когда Дилана взяли в знаменитую команду.
- Я принес ужин, — сказал Дилан.
Лицо отца стало удивительно счастливым, но в то же время на нем все еще сохранялись следы беспокойства.
- Я думал, ты сейчас участвуешь в этих дурацких гонках на верблюдах, - пробурчал он, шире открывая дверь. - Плохо, когда приходится испытывать стыд за сына.
Отец был прав. Действительно, дурацкое занятие. И Дилан поспешил успокоить его:
- Я решил, что вполне могу обойтись без упоминания в резюме о профессии погонщика верблюдов.
А затем они мирно смотрели телевизор и ели пиццу, запивая ее пивом. Было так легко промолчать, счесть приход сюда Дилана достаточным извинением.
Но он стал уже другим человеком. Он достаточно повзрослел, чтобы признавать свои ошибки и снисходительно относиться к чужим. А еще он хотел доказать себе, что обладает и душой и сердцем. И заслуживает любви Кейти Причард.
Пошла реклама. Дилан сделал глубокий вдох и выключил звук.
— Папа, я хочу, чтобы ты знал, что мне жаль, — начал он, откашлявшись. - Я знаю, решение далось тебе нелегко, а особенно тяжелым его сделало мое поведение.
Отец издал непонятный звук, который мог означать все что угодно: от «заткнись» до «продолжай». Дилан предпочел понять его как второе и продолжил:
— Я знаю, она ушла от нас. И знаю, она никогда не будет прежней. Но, папа, если мы забудем уроки, которые она нам преподала, вот это и будет настоящей трагедией. Она научила меня любить. И мне очень жаль, что на некоторое время я забыл ее уроки.
Отец слушал его, опустив голову и обхватив ее руками. Когда Дилан замолчал, он поднял на сына глаза, в которых блестели слезы. Он говорил так, словно защищался:
— Дилан, она даже не узнает меня!
— Я знаю.
— Но это же не значит, что я не люблю ее! Ты понимаешь, да?