Эти мысли посетили меня в то прекрасное утро, когда я находился в кроне пальмы на горе Арипо. Сверху в лесу можно увидеть много такого, чего с земли не заметишь. Когда глядишь на растения сверху, видишь их цветы в особом ракурсе. Вы можете увидеть нечто подобное, не забираясь в тропики, — большинство этих цветов, выполненных из меди, хромированной стали и стекла, красуются в кафе, барах и ресторанах современного Парижа в виде абажуров и светильников.
Найдя несколько бромелий, я сбросил их вниз и залюбовался цветами. Я стоял на большом суку и держался правой рукой за сук поменьше, который тянулся параллельно ему примерно на уровне моего лица. Потом сделал шаг вперед и одновременно переместил руку. Мой мизинец попал в аккуратную круглую дырочку, и в ту же секунду меня обожгла острая боль, словно в палец вонзился раскаленный скальпель; боль пронизала всю руку, плечо и правую сторону шеи и отдалась в голове, как будто меня лягнула лошадь. У меня сразу все поплыло перед глазами — может быть, от неожиданности, и я оперся на сук, за который держался. На нем я разглядел дыру, в которой вовсе не притаился, а стоял во весь рост черный скорпион, похожий на тех, которых мы вытряхнули из бромелий, только покрупнее. Я поспешно спустился на землю и побежал в лагерь.
Надо сказать, что о скорпионьих укусах ходит множество слухов. Во всех странах, где они водятся, они снискали самую дурную славу, и местные жители уверяют приезжих, что укус скорпиона смертелен. Почти во всех книгах по естественной истории или в более специальных зоологических трудах, которым можно полностью доверять, вы прочтете, что «ужаление болезненно, но редко приводит к серьезным осложнениям». Разумеется, это совершенно правильное утверждение; однако скорпионы бывают самых разных размеров, и боль соответственно тоже бывает разная. В наше время собрано достаточно свидетельств о последствиях укуса гремучей змеи и почти все знают, чего ждать в подобных случаях. Интересно было бы, мне кажется, как можно точнее описать те ощущения, которые испытывает человек, укушенный скорпионом определенного вида, и последствия такого укуса; хотя, конечно, к другим видам или к любому из них это уже не относится.
Несколько лет назад я своими глазами видел, как умер малаец, которого, по достоверному свидетельству всех при сем присутствовавших, укусил скорпион. Я пришел на место события спустя три часа — к тому времени бедняга был в два раза толще любого малайца, какого я видел, и весь сплошь темно-синего Цвета, за исключением пальцев на руках и ног ниже колен, которые сохранили обычный изжелта-медный оттенок. В Малайе, видите ли, водится скорпион цвета нефтяной капли на асфальте и такой громадный, что смахивает скорее на рака, чем на скорпиона. Должно быть, запас яда у него приличный, и малаец, наступивший на него, получил полную порцию — ядовитый «зуб» отломился и застрял у него в ноге. Тем не менее это вовсе не значит, что укус такого скорпиона смертелен для всех, — может быть, тот несчастный был сердечником или закоренелым наркоманом.
На севере Нигерии обитают претендующие на святость довольно неряшливые типы, которые всегда таскают в складках своих одеяний несколько крупных скорпионов. Они играют со скорпионами, чтобы привлечь внимание и доказать свою святость, что необходимо им как реклама их бизнеса — оказания помощи при родах. Эти люди дают ужалить себя и чужим, не «ручным», скорпионам, не испытывая при этом ни малейших неудобств. Возможно, существует иммунитет к укусам скорпионов; с другой стороны, могут наблюдаться и иные последствия, как бывает при ужалении некоторыми видами ос: в подобных случаях два укуса, разделенных промежутком времени, могут оказаться гораздо опаснее первого укуса или нескольких укусов подряд.
Этим можно объяснить исключительные случаи, когда укус скорпиона приводит к «серьезным осложнениям». В случае со мной скорпион был не так уж велик, до него меня никто не жалил, и сердце у меня было в полном порядке. При этом неприятные последствия оказались сильно облегченными, если не совершенно сглаженными, по совсем иной причине, как увидите.
Когда я добрался до лагеря, мой палец и вся наружная сторона руки абсолютно онемели, мышцы стали твердыми, непослушными и кожа побелела; руку до локтя я почти не чувствовал, будто отлежал ее во сне и по ней вот-вот побегут колючие «мурашки». Общее онемение, однако, не распространилось на место укуса — кончик моего мизинца оказался сверхчувствительным, когда я надрезал его тонким скальпелем, чтобы выдавить яд, согласно инструкции. Было довольно неприятно, когда из ранки не удалось выцедить ни капли крови, как я ни старался, — только по краям разреза россыпью выступили мельчайшие бусинки черной, свернувшейся крови. Тем временем онемевшая часть руки начала «отходить», ее кололо, как иголками, — не помогло и то, что я сунул палец в очень горячую воду, чтобы «оттянуть» кровь в укушенное место, где она свернулась, конечно, от яда. После горячей ванны на границе мертвенно-белой онемевшей части руки появилась алая лента и вся рука страшно заныла, будто ее измолотили. Ровно через полчаса после укуса железы под мышками сделались крайне чувствительными и болезненными, а рот непрерывно наполнялся слюной.
Тут как раз и вернулся Каприата, который стирал свою одежду внизу, у ручья. Увидев меня, он тут же сказал: «Вас кто-то ужалил», хотя Альма уверяла, что у меня вполне нормальный вид. Потом Каприата сказал, что у меня очень сильно расширились зрачки — сам я это подтвердить не могу, хотя все, что говорит Каприата, обычно оказывается правдой. Он немедленно взял дело в свои руки, и его лечение, я уверен, оказалось действенным, иначе дальнейшие события могли бы развиваться совсем иначе. Конечно, результат был бы примерно тем же, но мне пришлось бы терпеть более продолжительную боль, а может быть, и новые виды боли.
Как многие жители тропиков, Каприата считал себя неуязвимым для укусов ядовитых змей, насекомых и прочих существ. Однако у него все же хватало честности, чтобы не утверждать, как остальные, что при виде его все эти животные подползают к его ногам и отдают богу душу. Он был разумным человеком, а я полностью доверяю методам лечения местной медицины и готов испытать на себе даже подлинное «джу-джу», если под рукой ничего другого нет, но при условии, чтобы лечение было не слишком грязным и утомительным. Меня как-то раз вылечили от легкой, но все же неприятной формы дизентерии при помощи чая из цветков хлопчатника, собранных утром; а следующий приступ мне снять не удалось, потому что хотя цветки и были собраны с того же куста, но уже после полудня. На юге Соединенных Штатов Америки многие, видимо, могут это подтвердить. А «лечение» Каприаты было еще более примитивно.