О том, что цесаревич, очевидно, унаследовал страшную гемофилию, родители никому не говорили. Все держалось в строжайшем секрете, и даже близкие родственники начали о том догадываться лишь по прошествии значительного времени. Никаких официальных сообщений и даже семейных уведомлений не делалось.
Желание Александры Федоровны изолировать себя и детей от любопытных взоров лишь подогревало интерес в свете, и чем меньше было достоверных сведений о жизни царей, тем больше появлялось домыслов и предположений. При такой нелюбви, которую вызывала императрица, они не могли быть благоприятными.
Злоязычный и беспощадный аристократический мир скорее бы простил ей адюльтер, чем пренебрежение к себе. Он платил ей фабрикацией слухов и сплетен, к чему постепенно подключились и либеральные круги, где критические суждения, а потом и осуждения Романовых, и в первую очередь Александры Федоровны, сделались как бы «хорошим тоном». Развитию этого своего рода промысла способствовали два обстоятельства: замкнутость жизни — венценосцев и безнаказанность клеветников.
Природа самодержавия не позволяла воспрепятствовать распространению домыслов. В печати о жизни семьи практически ничего не публиковалось, кроме официальных известий о царских поездках, приемах и присутствиях. Сделать же свой дом доступным для обозрения алчной до сенсаций толпы ни Николай II, ни Александра Федоровна никогда бы не смогли: для них это было бы кощунством. Но и опуститься до публичного опровержения слухов также не имели возможности. И все оставалось годами неизменным: одни распускали сплетни, которые, не встречая никакого противодействия, охватывали все более широкие общественные круги, а другие старались делать вид, что они выше этого, и еще тщательнее изолировались от все более враждебного мира.
Царица оказалась перед жестоким выбором: добиться расположения в обществе или отстоять жизнь ребенка любыми средствами. Компромисс недостижим. Медицина была бессильна, а женских сил на придворно-светские обязанности оставалось все меньше и меньше. Свой святой долг Александра Федоровна видела в преодолении безысходных обстоятельств. За это она готова была платить любую цену.
И когда перед кроваткой больного наследника появился странный человек из Сибири, молитва которого вдохнула жизнь в угасающее тельце (первый раз такое случилось в конце 1907 года), то выбор был сделан без колебаний. Она собственными глазами увидела благорасположение Небес, воочию узрела руку Провидения. В конечном итоге Александра Федоровна победила: она добилась, что ее «солнечный луч», ненаглядный Алексей, несколько раз возвращался к ним с того света. Одержав удивительную мистическую победу над неодолимым вызовом судьбы как мать, Александра Федоровна проиграла по всем статьям как императрица.
Друзья царского дома
С 1907 года началась история систематического общения Григория Распутина с царем, царицей и их детьми. В конце того года он впервые молитвой облегчил страдания трехлетнего цесаревича Алексея, и именно с этого момента царица признала в нем не просто народного толкователя христианских заветов, но и спасителя ее сына. Она ему была благодарна, и с каждым новым случаем явления Распутиным земного чуда ее признательность лишь увеличивалась, и в конце концов она окончательно убедилась, что Григорий — «человек Божий». Александра Федоровна называла его «Другом» и это слово всегда писала с большой буквы, как Бог, Царь, Отец, Мать, Провидение…
Последние десять лет существования монархии венценосцы встречались с Распутиным регулярно, и это общение приносило им душевный покой, умиротворение, тихую радость от ощущения благости Света Небесного. Малограмотный крестьянин из Сибири рассказывал, пояснял, наставлял, и хотя его речь была далека от литературного совершенства, но то, о чем он говорил — о любви, смирении, вере и надежде, было так желанно этим людям, так им необходимо.
Вскоре в этих вечерних посиделках-собеседованиях стали принимать участие и царские дети: сначала старшие (Ольга и Татьяна), а затем и все остальные. Царь и царица принимали Распутина и в своих покоях, правда, такие встречи бывали довольно редкими и проходили они под покровом тайны. Затем, после серии скандальных сплетен, и совсем прекратились.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Очень скоро «друг Григорий» стал своим и для детей Николая и Александры, воспитанных в духе глубокой религиозности, беспредельно уважавших и ценивших все то, что было дорого родителям. 25 июня 1909 года старшая дочь, Ольга Николаевна, писала отцу из Петергофа: «Мой милый дорогой Папа. Сегодня чудесная погода, очень тепло. Маленькие (Анастасия и Алексей, — А. Б.) бегают босиком. Сегодня вечером у нас будет Григорий. Мы все так чудесно радуемся его еще раз увидеть».
Распутин толковал сложные истины и церковные догматы неожиданно просто и убедительно. Эта простота, доходчивость, красочность объяснений довольно абстрактных категорий и символов поражала многих, и далеко не только «истерических столичных дам», как о том нередко пишут. Среди прочих в числе симпатизантов Распутина находились и блестяще образованные церковные иерархи (архимандрит Феофан), и выдающиеся проповедники, чья искренняя приверженность делу православия стала еще при их жизни легендарной (протоиерей Иоанн Кронштадтский).
Здесь, естественно, может возникнуть вопрос: что же, царю не с кем было больше о Боге и богоугодной жизни и поговорить, кроме как с «этим Гришкой»? Было с кем. Существовали духовники, имелись в империи и прекрасно образованные, «высоколобые» богословы, от общения с которыми ни царь, ни царица не уклонялись.
Царским духовником много лет состоял один из самых выдающихся русских богословов и проповедников второй половины XIX века, ректор Петербургской духовной академии Иоанн Леонтьевич Янышев. Именно он начал обучать принцессу Алису Гессенскую нормам православия, а затем стал для Николая II и Александры Федоровны непререкаемым духовным авторитетом. Несколько лет роль духовника царя и царицы исполнял другой широко образованный пастырь, с 1909 года ректор Петербургской духовной академии, отец Феофан.
Однако теологическая образованность сама по себе не делает носителя сакрального знания умелым и притягательным собеседником. Как хорошо знал с детства царь и как с молодых лет усвоила царица, носителем слова Божия может быть лишь избранный Всевышним, кому Он посылает сей исключительный дар, о котором можно судить лишь по наличию чудодейственных способностей. Распутин такими способностями обладал.
Позволим сделать небольшое отступление и остановиться на этом моменте особо. Вопрос о том, «обладал» или «не обладал» Распутин некими сверхъестественными способностями, занимал умы еще при его жизни. Поклонники «старца Григория» в провидческих и лекарских талантах своего кумира не сомневались и при личном общении в том не раз убеждались. Большинство же других, к данному кружку не принадлежавших и в лучшем случае лишь где-то сумевших лицезреть этого сибирского мужика, ни в какие неземные «дарования» не верили. Не верили в них многие придворные, и, конечно же, их отрицала медицинская корпорация, известные представители которой «пользовали» членов императорской семьи. Тогда наличие сих дарований заслуженно могло вызывать сомнения. Надежных материалов и объективных свидетельств в обращении не имелось.
Позже они стали появляться. Лишенный всяких мистических настроений следователь ЧСК В. М. Руднев, изучая подробно данный феномен, признал, что «Распутин несомненно обладал в сильной степени какой-то непонятной внутренней силой в смысле воздействия на чужую психику, представлявшей род гипноза. Так, между прочим, мной был установлен несомненный факт излечения им припадков пляски св. Витта у сына близкого знакомого Распутина — Симановича, студента Коммерческого института, причем все явления этой болезни исчезли навсегда после двух сеансов, когда Распутин усыплял бального». Наличие «непонятных способностей» признавали и другие скептики — те, кому приходилось подробно разбираться в распутинской истории. Факт наличия удивительных дарований можно считать исторически установленным.