Читать интересную книгу Босфор и Дарданеллы. Тайные провокации накануне Первой мировой войны (1908–1914) - Юлия Лунева

Необходимо отметить, что Чарыков вместе с Извольским, бывшим министром иностранных дел, уже совершали попытку открыть Проливы в 1908 г., но встретили противодействие со стороны Англии.

24 сентября (7 октября) Чарыков, получив проект Нератова, решил его немного отредактировать. Посол посчитал, что успех переговоров только по вопросу о железных дорогах весьма проблематичен, потому что Турция будет разочарована утратой права самостоятельно осуществлять железнодорожное строительство на своей территории. По мнению Чарыкова, «только расширение программы переговоров может привести к заключению соглашения между двумя странами по этому вопросу». «Расширенная программа переговоров и включение вопроса о Проливах, — писал он, — является как нельзя более желанной и соответствует теперешней конъюнктуре»[339].

Дипломат также предложил дополнить вторую статью декларации, касающуюся вопроса о Проливах, новым пунктом следующего содержания: «Равным образом императорское российское правительство обязуется предлагать свои услуги с целью облегчить установление между оттоманским правительством и Балканскими государствами прочных добрососедских отношений на основе status quo»[340]. Наметив дополнительную к проекту Нератова программу переговоров с Турцией, Чарыков торопил его с ответами и указаниями.

Как уже отмечалось, посол в письме от 17 (30) сентября большое значение для успешного ведения переговоров придавал получению согласия на открытие Проливов для русских военных кораблей от Италии и Франции — в первую очередь, а затем и от других великих держав.

24 сентября (7 октября) Нератов телеграфировал Чарыкову в Константинополь: «Преподанные вам указания высочайше одобрены, благоволите возможно безотлагательно приступить к переговорам, не придавая, однако, своему обращению характера резких и бесповоротных настояний»[341]. Одновременно исполняющий обязанности министра иностранных дел сообщил Чарыкову, что мысли посла, изложенные им в секретном письме от 17 (30) сентября, уже осуществлены.

По всей видимости, в отношении Италии Нератов основывал свое сообщение Чарыкову на письме Извольского из Парижа от 14 (27) сентября. В нем сообщалось, что Извольский повидался с послом Италии Т. Титтони в Париже, чтобы напомнить ему условия, на которых «мы обещали со своей стороны признавать свободу действий Италии в Триполи, и просить его, чтобы Италия в момент, когда она приступит к выполнению своей программы в Триполи, дала бы нам взамен заверения, что она не забудет в будущем выполнить свои обязательства, принятые ею на себя в отношении наших прав на проливы»[342]. Однако посол в Константинополе проявил чрезмерную поспешность. Получив эту телеграмму, он сделал вывод, что согласие Италии и Франции на предложение России уже получено, в то время как речь шла лишь об императорском одобрении намеченного плана. Только 26 сентября (9 октября) Извольский сообщил Нератову о том, что он продиктовал послу Италии Т. Титтони выработанный Нератовым проект письма итальянского министра иностранных дел на имя российского министра иностранных дел «о подтверждении наших прав в Черноморских проливах»[343]. Поэтому 24 сентября (7 октября) не могло быть никаких письменных заверений от Титтони. К 7 октября Нератов никак не мог получить от Франции согласия на признание специальных интересов России в Проливах, потому что лишь 28 сентября (11 октября) Извольский впервые затронул этот вопрос в беседе с французским министром иностранных дел де Сельвом[344].

26 сентября (9 октября) Чарыков отправил Нератову весьма секретное личное письмо, в котором ставил вопрос о том, известно ли отношение по этому вопросу Великобритании и интересуются ли данным вопросом в Берлине и Вене. Посол указывал, что для России выгодно, чтобы итало-турецкая война не прекращалась, и тогда «наше ручательство за безопасность самого города и даже доступа к нему через Дарданеллы, с обороной коих Турция одна может не справиться, а с помощью нашей эскадры и минных техников справится легко, — создаст для Турции такое выгодное положение, что наше домогательство покажется ей уже не насилием, а спасительной гарантией»[345]. В этом письме Чарыков просил руководство уточнить, какие именно пространства имеет в виду правительство России, предлагая Турции защиту не только Проливов, но и прилегающих территорий.

Дипломат также сообщил Нератову мнение турецкой газеты «Сабах», что Турция не должна оставаться в изоляции и необходимо обеспечить свое будущее союзом. Однако «Союз с Германией невозможен, — писал Чарыков, — так как Германия связана союзническими договорами с Австро-Венгрией и Италией. Союз с Англией является мечтой небольшого круга сторонников Камиль-паши. Но при всем своем морском могуществе Англия бессильна защитить Турцию на ее границах с Балканскими государствами и на ее малоазиатской границе с Россией. Союз с Францией был бы равносилен союзу с Россией, вследствие существования русско-французского союзного договора. Таким образом, опорой и спасительницей Турции могла быть одна Россия»[346].

Чарыков намеревался передать проект соглашения великому визирю Саид-паше приблизительно 1 (14) октября и надеялся, что успеет за оставшийся срок получить из Петербурга ответ относительно его замечаний по включению в переговоры вопроса об отношении Турции с Балканскими государствами.

11 октября (28 сентября) Нератов в специальной телеграмме выразил свои сомнения в отношении предложения посла. Он писал, что затрудняется ответить на поставленные послом вопросы, советовал Чарыкову в частном письме к великому визирю воздержаться от слишком широкой постановки переговоров, не торопиться и выслушать мнение турецкой стороны. Нератов считал также опасным упоминание о Балканских государствах. «По этому предмету в крайнем случае надлежало бы ограничиться общим принципом status quo, возвещенным неоднократно в наших сношениях с другими державами».

Когда Извольский узнал, что Чарыков предпринял первые шаги в Константинополе по вопросу о Проливах, он выразил опасение, что посол «со свойственной ему стремительностью слишком поспешил и испортил дело»[347].

Однако эти важные замечания Нератова и Извольского немного запоздали, и Чарыков не успел с ними ознакомиться и принять их к сведению до 29 сентября (12 октября). В этот день он вручил великому визирю проект русско-турецкого соглашения, придав ему форму личного письма. Предварительный проект декларации, отредактированный и дополненный послом, заметно отличался от проекта соглашения, разработанного в МИДе.

Первые два пункта почти не отличались от проекта Нератова. Формулировку третьего пункта дипломат изменил, сделав его более приемлемым для Турции. Новая формулировка предусматривала обязательство договаривающихся сторон воздерживаться от конкуренции в Малой Азии на востоке от линии Самсунг-Сивас-Харпут-Диарбекир-Мосул и заключить специальную конвенцию, обеспечивающую взаимные интересы в этой зоне. В четвертый пункт, касавшийся Проливов, Чарыков добавил фразу: «Применение толкования конвенции, заключенной в Лондоне 1 (14) марта 1871 г., остается подчиненным предварительному согласию других держав, подписавших упомянутую конвенцию»[348]. Эту фразу Нератов находил очень опасной, так как она ставила соглашение России с Османской империей в зависимость от позиции других держав, делая обязательство Турции условным и поэтому недостаточно связывающим ее в случае несогласия с ним какой-либо державы.

Чарыков решил дополнить декларацию пунктами 5 и 6. Этими новыми пунктами он заменил предыдущие, касающиеся трехпроцентной таможенной надбавки и покупки строящихся для Турции дредноутов. Согласно пятому пункту, российское правительство обязывалось приложить все усилия с целью облегчить установление между Оттоманской империей и Балканскими государствами добрососедских отношений на основе статус-кво. Это обязательство приобретало особую важность для Турции, но ставило российскую дипломатию на Балканах в затруднительное положение. Триполитанская война укрепляла надежды народов Балканского полуострова на полное освобождение от турецкого господства.

Согласно шестому пункту российское правительство заявляло о своей готовности приступить к рассмотрению вопроса о капитуляциях и благожелательно отнестись к экономическим и финансовым проектам, о которых оно будет уведомлено Портой.

Из текста исправленной Чарыковым декларации видно, что «вопросы факультативные» становились центральными, более важными, чем «основные». В этом действия Чарыкова серьезно расходились с линией российского Министерства иностранных дел. Нератов, выражая позицию правительства, стремился к частному соглашению с Турцией, а посол вел переговоры о заключении международного соглашения и тем самым фактически ставил русско-турецкие переговоры в зависимость от отношения к ним других стран.