— Ну, девка! Удивила, так удивила! — воскликнула бабуля, — оказывается, и Степан Панкратьич ошибаться мог. Он мне сколько раз говорил, чтобы ключ берегла пуще глаза!
Но мне уже было не до чего, я скинула с себя платье и трусики и помчалась в лес, на ходу перекидываясь в рысь.
Сегодня наслаждение от прыжков по деревьям было еще ярче, я неслась, ловко перескакивая с ветки на ветку, вдыхая аромат хвои и цветущих трав.
Понемногу я пришла в себя, и мой путь немного изменился, где-то впереди запахло речной водой. И меня понесло в ту сторону. Внезапно лес закончился, и впереди появилась неширокая порожистая речка. Я с высоты храбро прыгнула в нее и ушла с головой под воду. Сразу же всплыв, завертела головой и поплыла к берегу.
— Оказывается в теле рыси, купание далеко не так приятно, как в человеческом, — решила я, тщательно отряхиваясь на берегу.
Осмотревшись, обнаружила недалеко следы от старого кострища, уже заросшего травой, а рядом с ним груду хлама, которая когда-то была шалашом.
Вокруг летали многочисленные стрекозы бабочки, и я начала в восторге прыгать в безуспешных попытках поймать хоть одну.
В один из таких прыжков странный желтый отблеск в реке привлек мое внимание.
Я осторожно ступила в воду и прошла по мелкому перекату, туда, где увидела этот отблеск и замерла.
Все дно речушки было усеяно золотыми самородками.
Незаметно для себя я приняла свой настоящий облик и сейчас стояла по колено в воде, разглядывая искрящиеся в текущей воде желтые камни.
Сгоряча схватилась за крупный округлый слиток размером с мою голову и даже не смогла его пошевелить. После этого уже выбрала камушек размером с яйцо и выбравшись на берег начала его разглядывать.
В мыслях я уже представляла заголовки в газетах «Школьница из небольшого городка обнаружила богатое месторождение золота!» Меня поздравляли в школе, директор жал руку.
И тут, остужающе пришло осознание того факта, что в этом случае придется рассказать всю правду о себе и о бабушке. Кто же этому поверит?
Все мысли об известности сразу вылетели из головы. Я зажала самородок в зубах и, перекинувшись, побежала в сторону избушки.
Когда прибежала, бабуля уже нетерпеливо поглядывала по сторонам.
Не успела я, перекинувшись подняться с земли, как та протянула мне одежду.
— Где тебя только черти носят, — начала ворчать она, — ведь договорились, что часик и все.
И тут прабабушка увидела, как я вытаскиваю изо рта золотой самородок.
— Нашла, нашла, сразу нашла, — запричитала она, — ведь не девка, а не знаю, кто ты есть. Выкинь немедленно и не вздумай на ту сторону брать!
— Но почему? — возмутилась я — это же золото! Правда?
— Правда, правда, — подтвердила бабуля, и ловко выхватив из моих рук самородок, закинула его в лес.
— Из-за проклятого этого золота весь наш род сгинул, — воскликнула она, — и ты забудь, что видела его.
Одевайся, и пойдем, у нас еще дел полно, — сказала прабабушка уже спокойней.
Я послушно оделась, и мы пошли к месту перехода в наш мир.
В этот вечер я долго не могла заснуть. Перед моими глазами стояла искрящаяся, текущая вода и манящее желтое мерцание в ее глубине.
И последующие дни, когда я сидела, разбирала травы и слушала бабулины наставления меня не отпускали мысли о том, что совсем рядом, бесцельно лежат в реке огромные сокровища.
Прабабушка, понимая, что творится со мной, подробно рассказала, чем закончилось для ее прапрадеда попытка вынести золото из Заповедья. По неопытности он не смог продать его незаметно, и вскоре в деревню пожаловали солдаты царя Петра Алексеевича, жителей таскали на дыбу, мучили, пытаясь дознаться, откуда взялось золото в деревне, где его испокон веков не находили.
Именно после этого староверы, с которыми оборотни жили в добрососедстве двести лет и стали их врагами, и эта вражда окончательно прикончила, и так немногочисленный, род волколаков.
Поэтому дед заклинал ни в коем случае не трогать проклятый металл.
Я слушала бабушкины истории и думала, что сейчас совсем другое время, и если я заберу немного золота, то родители смогут его продать, и мы купим папе мотоцикл, а маме ковер, о котором она так мечтала. Может быть, если останется немного денег, мне купят часы и новую готовальню. А если спросят, откуда у меня золото, то скажу, что просто нашла и все. Меня ведь никто не будет подвешивать на дыбе. Во всех фильмах про милицию милиционеры очень вежливые, даже с преступниками, а я ведь не преступница.
Убедившись, что я прониклась ее словами, прабабушка полностью переключилась на учебу. Я же осваивала ее науку очень быстро, и она не переставала этому удивляться.
Мне же казалось, что я не учу новое, а просто вспоминаю то, что когда-то знала, просто все это находилось под флёром тайны — тяжелым плотным покровом, лежащим на моих знаниях. А бабушкины слова просто понемногу отворачивают этот покров.
Когда я сказала об этом, она прошептала:
— Ленка, — это память рода в тебе пробуждается. Ох, надо бы осторожней быть! Как бы чего не вышло худого!
С этого времени она стала еще более озабоченной и каждый день допрашивала меня, не хочется ли причинить, кому ни будь зла, не появлялись ли искры в моих ладонях, если сержусь.
Когда я просила ее объяснить, что она, собственно хочет выяснить, бабуля замолкала или отделывалась ничего не значащими объяснениями.
Понемногу она стала приглашать меня, когда к ней приходили женщины, и я сначала смотрела, а потом все уверенней стала лечить большей частью надуманные, а меньшей настоящие болезни.
Бабуля была довольна. Поток желающих получить совет или лечение намного возрос. А каждый посетитель оставлял рубль или трешку. Не все ведь могли, как председатель колхоза, выложить сразу сто рублей. Большинство колхозников таких денег и не видело. Когда я спросила бабушку, почему ей не платят пенсию, она засмеялась.
— А за что платить? Когда всех в колхоз согнали, меня никто не трогал, потому, как старуха. Лет мне было под девяносто, да и боялись активисты сглазу, не меньше чем все остальные. Вот так и получилось, что пенсии мне не полагается.
Я знала, что мама каждый месяц посылает прабабушке десять рублей, и решила, что не буду просить часы, и готовальня мне не так уж нужна. А деньги я пошлю бабуле, чтобы она могла покупать свои любимые подушечки и селедку. Ей я, конечно, ничего не сказала. Мне еще предстояло как-то незаметно пронести самородок домой из Заповедья и где-нибудь заныкать.
С учебой и лечением отдыхать совсем не получалось, хотя вечером часов в шесть вечера я ухитрялась сбегать на озеро и искупаться. Вот только общаться по нормальному с девчонками уже не выходило. Они меня вроде не боялись, но все равно таких, как раньше откровенных разговоров у нас не было. Да и мальчишки, ко мне особо не лезли. Если Ирку с Машкой они хватали в воде за ноги, могли сдернуть, вроде бы нечаянно лифчик, то рискнуть проделать такое со мной, никто не отваживался. Я, правда, сама была виновата, когда при всех сдернула в воду лодку, которую они еле сталкивали втроем. Парни тогда понимающе переглянулись и с этого момента все их шутки закончились.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});