коллекции алкоголя. На низком буфете стоит с полтора десятка бутылок. Коньяк, арманьяк, виски, бурбон. Всё исключительно заморское. Хотя, нет. «Арарату» в этой коллекции место нашлось. Знал бы, что буду такие визиты наносить, привёз бы с собой бутылочку виски и бутылочку коньячку с собственной винокурни.
— Выбирай, — приказывает хозяин дома.
— Юрий Михайлович, я непьющий. Спортсмен. Да ещё и малолетний.
— Отговорки. Выбирай говорю!
— Кхе, — крякаю я. — Ну тогда вот это.
Я показываю на бутылку Луи XIII от Реми Мартан. Никогда не пил, честно говоря, но всегда было интересно, почему эта хрень сто-о-о-лько стоит.
— А-ха-ха! — смеётся Чурбанов. — А ты правда непростой мальчишка. Галя, посмотри, что выбрал твой протеже!
Но Галя, кажется не слышит, орудуя на кухне. Юрий Михайлович достаёт два пузатых коньячных бокала и наливает в них на донышко тёмной янтарной жидкости. Я беру бокал в руку и делаю круговые движения, отдавая тепло руки и высвобождая аромат.
Чурбанов с любопытством наблюдает за моими действиями. Погрев этот жидкий янтарь с полминуты, я подношу бокал к носу и делаю вдох. Мама дорогая… Ну, не зря, наверное, он в нашем мире под двести тысяч за бутылку шёл. Мда…
— Ну, твоё здоровье, — поднимает бокал генерал.
— За вас, Юрий Михайлович, — салютую я в ответ.
Делаю глоток. Я, конечно, тот ещё дегустатор, но вещь знатная, тут ничего не скажешь. Почти так же хорош, как мой узбекский, улучшенный Доком. Шучу.
Входит Галина с блюдом с блинами.
— Юра, ты зачем ребёнка спаиваешь.
— Ты посмотри, что твой ребёнок выбрал.
— Я в этом не разбираюсь, — улыбается Галя и уходит.
На столе появляется икра и закуски из ресторана.
— Брагин, а тебя же вроде даже подстрелили тогда? — спрашивает Чурбанов. — Я не путаю?
— Было дело, — неохотно отвечаю я.
— Куда?
— В грудь. Ну, то есть пуля в грудь вошла и из спины вышла. Ничего не сломала, спасибо ей за это.
— Показывай.
— Юрий Михайлович, неудобно.
— Показывай, говорю.
Эх, да вы нарезались, ваше благородие. Я расстёгиваю рубашку и показываю маленькую дырочку с выпуклыми краями, как у лунного кратера.
— Спину!
— Юрий Михайлович…
— Ничего, по-мужицки, я же не при гостях тебя раздеваю. Давай.
Я приспускаю с плеча рубашку и он присвистывает.
— Юра, не свисти дома! — говорит Галя, внося в комнату новое блюдо и ахает. — Это что такое?!
— Бандитская пуля, — улыбаюсь я. — Простите за стриптиз, но это по воле товарища генерала.
Товарищ генерал щедрой рукой плещет драгоценного Луи по бокалам и делает хороший глоток. А в прихожей раздаётся звонок. Начинают приходить Галины гости и, к счастью, меня не превращают в «говорящую собачку», а просто знакомят с друзьями и приятелями.
Люди приходят разные, но, в основном, известные. Компания весёлая и жизнерадостная. В принципе, так всегда бывает, когда на буфете в изобилии представлены напитки, и икра мажется по блинам бескомпромиссно толстым слоем. Где будут эти люди, когда Юрий Михайлович окажется в колонии, а его жена полностью будет дезориентирована?
Наконец приходит время моего выступления. Мне вручают гитару и представляют, как восходящую звезду романса. Бред. У меня, по большому счёту, ни слуха, ни голоса. Я так и говорю.
— Друзья, без малейшего намёка на кокетство заявляю, петь не умею, в ноты не попадаю, аккорды путаю. Берусь выступить перед вами, искушёнными мэтрами исключительно удовлетворяя просьбе нашей прекрасной хозяйки. Ну, ещё в порядке тренировки смирения.
Все смеются. Им-то что. Ладно. Исполняю свою «Эх, Галя-Галя…»
Надо сказать, что старина Луи немного раскрепощает, так что фальши сегодня меньше, но всё равно достаточно, чтобы стать душой компании, не вызывая ненужной зависти и прочих чёрных чувств.
Песня заходит на ура и исполняется ещё трижды, последние два из которых хором и под аккомпанемент настоящего музыканта из театра оперетты. Пётр Налич родится ещё примерно через полгода, а песня его уже пленяет умы богемы.
Игорь с Пашей не сидят на кухне, как прислуга, а тусуются с гостями и Паша даже флиртует с милой девушкой, оказавшейся балериной из Большого. Бориса Буряце на вечеринке нет по вполне понятным причинам. Уж с ним бы Юрий Михайлович дорогие коньяки распивать бы не стал, я думаю. Хотя я совсем не исключаю, что слухи о характере связи между Борисом и Галиной могут быть преувеличены.
Уезжаем мы поздно, найдя прекрасных друзей. Главное верных. Сергей Сергеевич, заснувший в машине, получает щедрые сверхурочные и, кажется, остаётся вполне довольным тем, как прошёл очередной день его пенсии.
Утром, на удивление, мне никуда не нужно идти, и я планирую выспаться, но меня будит Платоныч.
— О, ты спишь? — удивляется он, когда я открываю дверь.
— Угу, — киваю я. — Проходи.
— Нет, не буду. Я на минутку заглянул.
— Как вчера посидели?
— Нормально, — кивает он. — До «Птичьего молока», правда, дело не дошло.
— А вот я попробовал. Неплохо, надо сказать.
Он улыбается и кивает.
— Я попрощаться, Егор. Поехал, в общем, а то уж больно загостился, да?
— Да, уж… Я тоже хочу.
— Так давай, раз хочешь, — усмехается он. — Хотя тебе-то скучать вообще некогда, как я посмотрю, да?
— Скучать некогда, но и носиться здесь, как белка в колесе не слишком-то хочется.
— Ничего, Егор, ничего. Вот сделаем все дела, тогда отдохнём.
— Дядя Юра, ты там тоже не прохлаждайся. Тебе нужно преемника до кондиции доводить. Его, кстати, утвердили на твоё место?
— Нет ещё. Ефим там занимается, но ясности пока нет. Посмотрим, в общем.
— Слушай, а если его не утвердят, некоторые вопросы будет достаточно проблематично решать, тебе не кажется?
— Чего кажется-то, я точно знаю. Ладно, иди сны досматривай. Поехал я в аэропорт.
— Машина нужна? — спрашиваю я, а то я тут обзавёлся.
— Как это? — удивляется Большак.
— Ну, как, в аренду взял вместе с водителем.
— Вот, ты шустряк, — качает он головой. — Тебе бы генсеком стать, такая бы жизнь началась.
— Это мне не светит, — улыбаюсь я. — Тут очередь такая, все успеть хотят. Хоть по чуть-чуть, а постараются свои пять минут славы захапать.
— Ну что же… может потом когда-нибудь.
Мы прощаемся и дядя Юра уходит, а я уже не ложусь. Иду в душ, умываюсь, а потом звоню юной следачке. Её долго-долго разыскивают, и я уже готовлюсь, что кто-нибудь просто возьмёт и повесит трубку на рычаг, но на том конце провода всё-таки раздаётся напряжённое и робкое:
— Шéлюхова.
— Анжела Степановна, привет, — говорю я. — Это Брагин.
— Кто? — удивляется она.
— Бывший подозреваемый, а ныне несовершеннолетний свидетель по делу майора Голубова.
— А, Егор Андреевич, — Анжела немного расслабляется. — Слушаю вас.
— Да я просто хотел узнать, как у вас дела.
— Что?
Она резко смущается и не знает, что говорить дальше.
— Ну, как поживаете, — смеюсь я, — всё ли хорошо. Может, пойдём по чашечке кофе хлопнем?
— Как? — продолжает пребывать в ступоре она.
— Ну, Анжел, ты чего? Я