Читать интересную книгу Р.А.Б. - Сергей Минаев

А когда этого нетрезвого «группи» оттащили от электронного кумира, он вернулся за стол, уронил голову на руки, минут двадцать спал, потом поднял голову, оглядел нас безумными глазами и весьма трезвым голосом сказал:

– Мужики, я предлагаю сдаться…

– Что? – не понял я.

– Нужно пойти к Вопировичу и признаться, – продолжил Нестеров. – Повинную голову меч не сечет.

– Добровольное признание смягчит срок, – похлопал его по плечу Загорецкий и опрокинул стакан виски.

– Я сдаваться не пойду, – заерзал Старостин, – я не пойду, вы как хотите. Что хотите, то и делайте, я не пойду.

– Да погоди ты тараторить, черт! – Керимов придвинулся к Нестерову. – Леш, ты серьезно?

– Вариантов нет, мужики. Чую, приперли. Обложили со всех сторон. Меня в последний раз про рекламную продукцию спрашивали, значит, уже в курсе про Белоруссию… Лучше самим признаться…

– Ты, Нестеров, может, спать поедешь? – прищурился Загорецкий. – Ты уж совсем от страха с ума спрыгнул.

– А ты не спрыгнул? Ты не спрыгнул? Самый смелый, да? А когда тебя в эсбэ поволокут, сразу всех сдашь или вину на себя возьмешь?

– А вот еще вариант есть, – Загорецкий стиснул зубы, – может, тебе въебать сейчас? Для поддержания боевого духа!

– Ты? Мне?

Но мы с Керимовым резво схватили дуэлянтов за руки, развели по углам стола и налили еще.

Загорецкий снова опрокинул стакан. Я заметил, что он последнее время начал пить любое спиртное залпом, как водку.

– Слушайте сюда, граждане мошенники! – гаркнул он. – Нам нужно договориться с Воперовичем. Думаете, он на одну зарплату живет? Нестеров, что у нас в этом месяце по конвертам набежит?

– Примерно десятка грина, – без запинки ответил «кассир».

– Следовательно, нужно предложить двадцать – двадцать пять.

– Ты сдурел?

– А ты в нашем положении поторговаться хочешь? Десятку из конвертов, по двушке скинемся. Скинемся же?

Все молча закивали, хотя для меня, например, учитывая последние бездумные траты, две тысячи долларов были серьезной суммой.

– Вот и отлично. Договариваться пойду я! – Загорецкий хлопнул в ладоши.

– А почему ты? – Нестеров аж перегнулся через стол.

– Думаешь, я «скрысить» пытаюсь?

– Ничего я не думаю. Просто почему ты?

– А давайте все впятером пойдем!

Загорецкий присвистнул:

– Он нас прямиком в эсбэ и отправит.

– А я считаю, что нужно по-другому зайти, – неожиданно проявился Старостин. – Давайте и правда все пойдем, типа на Львова жаловаться, а там между делом кто-то из нас ему тихо и предложит. Пригласим его на обед, к примеру.

– Вариант неплохой. Если Львов останется нашим начальником, – кивнул Загорецкий, – он нам этот обед всю оставшуюся жизнь помнить будет.

– Я думаю, больше бояться станет. Заодно с Воперовичем познакомимся поближе. – Вариант идти коллективом казался мне наиболее безопасным со всех точек зрения.

– Я лично «против», но как скажете. – Загорецкий закурил и отвернулся.

– А я «за», – отрубил Нестеров.

Мы со Старостиным и Керимовым молча кивнули. Коллективный разум и коллективная безответственность снова победили.

– Мы будем похожи на представителей купечества, выносящих татарам ключи от города, – хмыкнул Загорецкий.

– Воперович не татарин, а еврей, – поправил Нестеров.

– Дурак ты, Леша, – грустно заметил Загорецкий. – Мало того что шуток не понимаешь, так еще и историю не учил…

10

Алкогольный угар, позднее появление дома, состояние нервяка и страха превратили мою семейную жизнь в полигон для пейнтбола. Первую половину недели, вечерами, я скрывался от жены в окопах ванной, туалета или кухни, вторую – когда противник подходил вплотную к моим позициям – отчаянно отстреливался. Скандалы практически не утихали, так как нервы у меня были обострены до предела. Если раньше Лена/Маша из реалити-шоу могла произносить любую чушь, которую немного погодя жена пересказывала мне и которую я выслушивал вполне благодушно, то теперь каждая такая фразочка с экрана служила пусковой кнопкой. Сразу после одобрительного смеха супруги ей популярно объяснялось, как быстро бы она прошла кастинг на участие в подобном шоу благодаря своей клинической тупости и благоприобретенному сифилису мозга, по степени запущенности в разы превосходящему случай Ленина. Жена, в свою очередь, использовала тактику выжженной земли, перешвыряв в меня за две недели почти весь наличествующий набор икеевских чашек и тарелок. К концу месяца мы перешли к окопной войне, изредка прерываемой короткими стычками врукопашную. Еще полгода назад наши скандалы непременно заканчивались «постельным перемирием», теперь же я чувствовал, что градус наших отношений безнадежно опустился. А тут еще этот чертов аудит…

Сначала я мог заниматься сексом только под воздействием алкоголя. Потом – только под аккомпанемент порнофильмов, потом – только пьяным и только под порно. Вскоре мы перестали спать вообще. Мы превратились в оживший рекламный плакат «Романтические выходные в Сочи». Средней внешности жена, средней внешности муж, белоснежные банные халаты, ослепительные улыбки, он обнимает ее «с чувством доверительной нежности», она чуть склонила голову, сзади огромное окно с видом на море, птиц и резвящихся на пляже детей. Улыбки шире, глаза искристее, работаем, работаем – стоп! Снято. Расходимся в разные стороны. В конечном счете, чтобы все-таки не разойтись, нам ничего не оставалось, как обратиться к практике «оживления чувств».

Кому пришла в голову эта глупая затея – поехать на уикенд в одну из подмосковных гостиниц (двухкомнатный номер, кабельное телевидение, трехразовое питание, бассейн, сауна, бар, работающий до утра, напитки в номер – круглосуточно), я не помню. Скорее всего подруге, жена просто озвучила. В общем, в одну прекрасную (не уверен), пятницу мы обнаружили себя сидящими на огромной двуспальной кровати с бокалами шампанского в руках, глуповатыми улыбками на лицах, и немного увядшими розами в вазе на журнальном столике. Вы будете смеяться, но все это было похоже на первый сексуальный опыт. Не в смысле эмоций, а в смысле неуверенности. Мне было совершенно неясно, с чего начинать это «оживление чувств». Любовнице в такой момент можно просто запустить руку под платье, предварительно глянув на часы, проститутке – сказать «пошли». Только любимой женщине, как правило, нечего говорить: бьющие через край эмоции не оставляют места для слов.

Нынешняя ситуация была абсолютно для меня неестественна и даже унизительна. Я почувствовал себя несуразным кобелем, которого впервые привели на случку, и эта пришедшая в голову аналогия показалась мне до того комичной, что я засмеялся в голос. С минуту жена глядела на меня широко раскрытыми, непонимающими глазами, а потом мой нервный смех передался и ей. Мы смотрели телевизор, слушали музыку, высовывались в окно. Мы валялись в ванне. Нам приносили шампанское до трех утра. Я был чрезвычайно щедр на чаевые. Я разбил пепельницу, и чертыхаясь, голый (мы зачем-то успели раздеться), ползал на карачках, собирая осколки. Я порезал ногу. Кровь била фонтаном, и оставшееся до рассвета время супруга сновала по гостинице в поисках йода, бинтов и чего-то еще. В общем, часам к пяти мы уснули, совершенно пьяные и довольные, что обошлось без летального исхода. Впервые за последний год в нашей супружеской жизни появился хоть какой-то позитивный экшн.

Утреннее солнце осветило гостиничный номер, пробив неплотно задвинутые шторы. Лучи легли на пустые бутылки, бокалы с недопитым шампанским, окурки, мокрые полотенца. Следы крови. Они были всюду – на простынях, прикроватном коврике, скомканных полотенцах, даже на фильтрах некоторых окурков. Такое впечатление, будто здесь кого-то зарезали. В самом деле, несколько часов назад здесь убили еще одну «ячейку общества»: вскрыли ей вены или нанесли множественные ножевые ранения, несовместимые с жизнью, – какая разница?

Я смотрел на все это безобразие одним приоткрытым, мутным с похмелья глазом. На часах было полдевятого. Просыпаться в эту мерзость не было никакого желания. И я снова уснул, провалился в потрескивающие сны ни о чем. Растекся по влажной простыне, чтобы вновь открыть глаза уже к обеду.

Остаток субботы мы гуляли по парку, смотрели на дерущихся ворон, стреляли в тире, где жена выиграла дурацкого плюшевого попугая, сказав при этом, что он похож на меня. Потом читали в номере журналы, потом похмелялись в баре белым вином, потом жене стало плохо, и мы вернулись в номер. Я все смотрел на часы, прикидывая время до отъезда. Оставалось двадцать четыре часа. Во время сна (часов восемь) мы не увидимся – значит, шестнадцать. Посмотрели «Фабрику звезд» – пятнадцать. Обсудили вечеринку у подруги – четырнадцать. Время – скотская вещь. Это только у влюбленных тринадцать часов спрессованы в двадцать минут. У людей женатых выходные могут тянуться полугодиями, а отпуска – вообще годами. В восемь вечера мы пошли ужинать. Национальный проект «Оживление чувств» в рамках отдельно взятой семьи Исаевых провалился. Все как и в жизни – бюджет потрачен, проект не реализован. Чувства – ни живы, ни мертвы. По лбу супруги ежеминутно пробегали угрожающие тени. Оставалось одиннадцать часов. Мы заказали красное вино, пасту, закуски.