И вот разразился сильнейший ливень. Ковры и картины уже внесли в дом, но часть мебели осталась на улице. Когда Кат увидела, что какой-то человек в оборванной одежде и в кепке медленно прохаживается среди вещей, то и дело останавливаясь, чтобы потрогать крышку стола или провести рукой по спинке стула, она пришла в ярость.
– Вы не видите, что мы спешим? Возьмите же стул или еще что-нибудь! Быстрее!
Он повернулся и взглянул в ее сторону. Его лицо скрывали струи дождя, стекавшие с козырька кепки. Потом незнакомец побрел к ней, не замечая стоявшую вокруг мебель и задевая ее. Он шел, слегка прихрамывая, что придавало ему зловещий вид. Подойдя ближе, человек поднял руки. Пальцы у него были скрюченные, словно он собирался схватить или даже задушить ее.
Кат замерла. Вокруг сновало много людей, которые пришли бы на помощь в случае необходимости, но ей все равно было страшно.
И вот оборванец резко остановился перед ней, его руки тряслись возле ее лица. Теперь Катарина разглядела его глаза – глубоко запавшие, горевшие воспоминаниями о страданиях и потерях. Она мгновенно забыла о своем страхе.
– Что я могу сделать для вас?
Едва лишь вопрос сорвался с ее губ, как что-то знакомое мелькнуло в лице этого человека, и Кат поняла ответ раньше, чем он успел произнести его.
– Любить меня! – сказал он. – Только любить меня!
Пока Милош спал, Кат сидела на стуле возле кровати и наблюдала за тем, как играли на его лице неяркие отблески пламени дров, горевших в камине. Временами гора света и тени возвращали утраченные навсегда черты. Она видела его таким, каким запомнила в последний раз. Но вот огонь вспыхивал ярче, и на подушке вырисовывалось лицо страдальца. Прошел почти год с тех пор, как немцы в Европе капитулировали, но Милош выглядел так, словно война кончилась только вчера: истощенный, бледный, с коротко остриженными волосами. Может быть, он бежал? Возможно, этим объясняется его изможденный и оборванный вид. Но от кого он бежал? Кат едва успела обнять мужа под дождем, как Милош стал просить ее отвести его в дом, где бы он мог отдохнуть, прилечь. Она проводила его в спальню, он бросился на кровать лицом вниз, словно скиталец в пустыне, припадающий к источнику в оазисе, и мгновенно уснул. Милош уже ничего не чувствовал, когда Катарина кончила раздевать его. Перекатывая обнаженное тело мужа, она увидела на спине, руках и ногах множество мелких шрамов.
Вот он что-то пробормотал, протянул руку, хотя глаза все еще были закрыты.
– Любовь моя!
Катарина крепко схватил его за руку.
– Ты уже потеряла надежду? – спросил он. Она стыдилась правды.
– Никогда!
Глаза его по-прежнему были закрыты, когда он произнес:
– Ты впервые солгала мне. Я понял это в ту же минуту, когда ты увидела меня. Для тебя я словно воскрес из мертвых…
Из горла Кат вырвался крик, она бросилась к кровати и положила голову ему на грудь – ласково, осторожно, опасаясь, что он не сможет выдержать ее вес.
– Ты так долго добирался домой! Почему, Милош? Где ты был?
– Я ждал момента, чтобы меня доставили сюда вместе с мебелью, – сказал он и тихо засмеялся.
Когда Кат поняла, что чувство юмора не изменило мужу, настроение у нее улучшилось.
– Расскажи мне, где ты был!
Он лежал на спине, и Кат увидела, как из-под ресниц текут слезы.
– Ах, Милош! Все уже кончилось! Открой же глаза, взгляни на меня! – прошептала она.
– Нет, не сейчас! Я не смогу перенести того, что увидел во время нашей встречи! Твою жалость, потерю веры в меня, в нас! Все эти годы, как бы они ни старались сломить меня, единственное, что поддерживало во мне жизнь, что закаляло мою душу, – это грезы о послевоенной жизни. В этих мечтах ты давала мне все, в чем я нуждался…
– Так оно и будет, Милош! – пылко прервала его Кат.
– Ты восстанавливала то, что я потерял…
– Я сделаю, сделаю это!
– А если что-то было утеряно навсегда, это не имело никакого значения – все равно я оставался твоим единственным мужчиной, которого ты могла любить..
– Ты и есть мой единственный! – умоляла она его поверить ей.
Наконец его глаза открылись. Они пылали таким огнем, что пелена слез, застилавшая их, была похожа на расплавленное серебро.
– Тогда посмотри на меня так, как смотрела когда-то! Посмотри на меня, как на мужчину, который прошел через муки ада, чтобы сдержать слово, данное тебе, чтобы остаться в живых и вернуться!
Милош схватил ее за руки.
– Верь в меня, Кат… потому что это мой единственный шанс!
Она кивнула и снова обняла его. Прижав голову к его груди, Кат прошептала:
– Я верю в тебя!
Катарина не понимала, почему он говорил так, словно его жизни по-прежнему что-то угрожало. Ведь теперь он был дома, в безопасности. Но она не стала просить у мужа объяснений. Верить в него – значит дать ему право самому выбрать время для рассказов о своих мытарствах.
В первые недели Милош много спал и ел. Просыпаясь, он молчаливо ходил по огромному дому, то и дело останавливаясь, чтобы передвинуть мебель. То садился в одной из гостиных и смотрел в окно, будто ждал, что в природе тоже исчезнут последние следы былых потрясений.
Вначале Кат думала, что Милош истосковался по ее любви. Но он не хотел ее и никогда не проявлял признаков страсти.
Встревоженная угрюмой апатией сына, Ирина отвела Кат в сторону.
– Милошу нужно сходить к доктору, – сказала она.
– Он должен решить это сам, – ответила Кат.
– Он рассказывал тебе о том, что случилось?
Кат покачала головой.
– Он непременно расскажет, когда отойдет душой.
Неделю спустя Кат отправилась с ним на прогулку к реке. И вот тогда Милош заговорил о своих испытаниях. В последующие дни история дополнялась новыми подробностями.
Он действительно принадлежал к ударной группе чешского Сопротивления. Они совершили убийство Гейдриха, получив помощь и финансовую поддержку от британской разведки. Заговорщики знали, что для нацистов это будет тяжелым ударом, но никогда не предполагали, каким кровавым станет возмездие. Когда немцы уничтожили селение Лидице, все члены группы страдали от невыносимого бремени вины.
– Мы ведь знали, что имеем дело с чудовищами. Мы должны были догадаться, как они ответят на террор! В этом была наша ошибка… – с горечью сказал Милош.
В течение нескольких недель после убийства Милош оставался в убежище в доме друзей Петра Гроффа в Брно. Но где-то в цепи доверенных лиц оказалось слабое звено, и однажды ночью в дом нагрянули гестаповцы. За то, что хозяева прятали Милоша, супругов и их двоих детей вывели на задний двор и расстреляли. Милоша отвезли в гестапо в Брно, где подвергли пыткам, пытаясь заставить его выдать имена всех, кто участвовал в заговоре против Гейдриха. Ему переломали руки, раздробили лодыжки, прижимали к спине раскаленный добела утюг, как при клеймении животных. И все же Милош не сдавался. Нацистам не удалось сломить его даже после контузии, наступившей после очередного избиения, результатом которой была потеря памяти. Немцы все еще надеялись получить информацию и поместили его в лазарет, чтобы определить, не была ли его амнезия притворной.