Читать интересную книгу Черная книга коммунизма - Стефан Куртуа

Еще не слишком уверенные в своих силах, большевистские лидеры искали в первое время, следуя своей тактике в течение всего 1917 года, поддержку в том, что они называли «революционной стихийностью масс». Отвечая представителям крестьянских Советов Псковской губернии, прибывшим выяснить в ПВРК, каким образом можно «предотвратить анархию», Дзержинский пояснял: «Задача настоящего момента — разрушить старый порядок. Нас, большевиков, еще не так много, чтобы выполнить эту историческую задачу. Надо предоставить возможность действовать революционной стихийности стремящихся к освобождению масс. В свое время мы, большевики, укажем массам путь, по которому надо следовать. Через Военно-революционный комитет обретают голос массы, восстающие против классовых врагов, против врагов народа. Мы здесь только для того, чтобы (…) направить в нужное русло действия масс, в которых говорит ненависть и законное желание угнетенных отомстить своим угнетателям».

Через несколько дней, на заседании ПВРК 29 октября (10 ноября), оставшиеся анонимными члены комитета напомнили о необходимости более энергично вести борьбу против «врагов народа», введя в обиход знаменитую формулу, которой на протяжении последующих десятилетий было суждено блестящее будущее. Она была повторена в заявлении ПВРК от 13 (26) ноября: «Чиновники правительственных учреждений, банков, казначейства, железных дорог, почт и телеграфов саботируют работу правительства. Они объявляются врагами народа. Их имена будут отныне опубликованы во всех советских изданиях и списки врагов народа будут вывешиваться во всех публичных местах». Через несколько дней после сообщения об этих проскрипционных списках — новое заявление: «Все лица, подозреваемые в саботаже, спекуляции, скрывании запасов и скупке, подлежат немедленному аресту, как враги народа, и заключению в тюрьмах Кронштадта, впредь до предания военно-революционному суду».

Так в течение нескольких дней ПВРК ввел два устрашающих понятия: «враги народа» и «подозреваемые».

28 ноября (10 декабря) правительство придало официальный характер понятию «враг народа»; подписанный Лениным декрет недвусмысленно заявлял: «В полном сознании огромной ответственности, которая ложится сейчас на Советскую власть, за судьбу народа и революции, Совет Народных Комиссаров объявляет кадетскую партию… партией врагов народа». Руководители партии подлежали суду революционных трибуналов. Трибуналы эти были только что учреждены Декретом о суде, согласно которому считались отмененными «все законы, противоречащие декретам ЦИК Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов и Рабочего и Крестьянского Правительства, а также программам-минимумам РСДРП и партии СР…». В ожидании появления новой редакции Уголовного кодекса суды должны руководствоваться лишь теми законами, которые «не отменены революцией и не противоречат революционной совести и революционному сознанию», — определение довольно широкое, дающее простор различным злоупотреблениям. Все судебные учреждения старого режима были упразднены и заменялись местными судами и рабоче-крестьянскими революционными трибуналами. Трибуналы предназначались «для борьбы против контрреволюционных сил в виде принятия мер ограждения от них революции и ее завоеваний, а равно для решения дел о борьбе с мародерством и хищениями, саботажем и прочими злоупотреблениями торговцев, промышленников, чиновников и пр. лиц», и, как признавал народный комиссар юстиции 1918–1928 годов Д. Курский, не были судами в привычном, «буржуазном» смысле этого слова; они были трибуналами диктатуры пролетариата, органами борьбы против контрреволюции, стремящимися скорее искоренить, чем судить. Среди этих трибуналов фигурировал и Революционный трибунал по делам печати, призванный рассматривать правонарушения прессы и прекращать издание печатных органов, «сеющих смуту путем явно клеветнического извращения фактов».

Пока понятия «враг народа» и «подозреваемый» занимали свое место в новом судебном механизме, Военно-революционный комитет приобретал определенную структуру, в нем продолжали образовываться новые отделы. В городе, где запасы муки были ничтожны (их хватало на выдачу полфунта хлеба в день на взрослого человека), вопрос продовольственного снабжения получал первостепенное значение.

4 (17) ноября был организован Отдел снабжения и продовольствия ПВРК, который в первом же своем обращении к гражданам Петрограда заклеймил представителей «богатых классов, пользующихся нуждой народа», и объявил, что «пришло время реквизировать у богачей излишки, а возможно, и все их добро». 11 (24) ноября Отдел принял решение немедленно отправить в хлебопроизводящие губернии особые отряды, сформированные из солдат, матросов, рабочих и красногвардейцев, для доставки продуктов первой необходимости, нужных Петрограду и фронту». Это предприятие ПВРК предвосхитило будущую политику реквизиций, которую в течение трех последующих лет будут осуществлять «продовольственные отряды» и которая станет еще одним фактором усиления конфронтации между новой властью и крестьянством, фактором террора и репрессий.

На Военно-следственную комиссию, созданную 10 (23) ноября, были возложены обязанности арестовывать офицеров-контрреволюционеров, изобличаемых, как правило, их солдатами, членов «буржуазных» партий, чиновников, подозреваемых в «саботаже». Но очень скоро Комиссии пришлось взяться за самые разные дела. В тревожной обстановке голодающего города, где отряды Красной гвардии и только что возникшей милиции проводили обыски, занимались вымогательствами и грабежами от имени Революции, размахивая сомнительными мандатами с подписью какого-нибудь «комиссара», каждый день перед Комиссией представали сотни личностей, обвиненных в различных преступлениях: грабежах, спекуляции, скупке предметов первой необходимости, а также в «принадлежности к враждебному классу» или «в состоянии опьянения».

С апелляцией к «революционной стихийности масс» большевикам надо было обходиться с большой осторожностью. Случаи сведения счетов, разные виды насилия множились с каждым днем, особенно часты были вооруженные разбои и грабежи винных лавок и погребов Зимнего дворца. Явление это приняло такие размеры, что, по предложению Дзержинского, ПВРК создал Комиссию по борьбе с погромами. 6 (19) декабря эта Комиссия объявила город Петроград на осадном положении и ввела комендантский час, чтобы «покончить с погромами и грабежами, чинимыми темными элементами, маскирующимися под так называемых «революционеров»».

Но куда серьезнее этих спорадических трудностей большевистское правительство опасалось все разрастающейся чиновничьей забастовки, начавшейся сразу же после переворота 25 октября (7 ноября). Эти опасения привели к созданию 7 (20) декабря Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем, вошедшей в историю как ВЧК или ЧК.

За несколько дней до рождения ЧК правительство не без колебаний приняло решение о роспуске ПВРК. Временная оперативная структура, созданная накануне вооруженного восстания для руководства боевыми действиями, выполнила поставленные перед ней задачи. ПВРК осуществил захват власти и сумел защитить новый режим до той поры, пока тот не создал свой собственный аппарат. И теперь, чтобы избежать смешения властных функций, неразберихи компетенций, он должен был уступить свои полномочия законному правительству, Совету Народных Комиссаров.

Но как в этот критический, по мнению большевистских вожаков, момент перейти к управлению «вооруженной рукой пролетарской диктатуры»? На своем заседании б декабря правительство поручило «товарищу Дзержинскому составить особую комиссию для выяснения возможностей борьбы с такой забастовкой[13] путем самых энергичных революционных мер, для выяснения способов подавления злостного саботажа». То, что выбор пал на «товарища Дзержинского», не вызвало никаких возражений, этот выбор был для всех очевиден. За несколько дней до заседания Ленин, падкий до параллелей между двумя великими революциями — французской 1789 года и российской 1917, — спрашивал своего секретаря Бонч-Бруевича: «Неужели у нас не найдется своего Фукье-Тенвиля, который привел бы в порядок расходившуюся контрреволюцию?». 6 декабря выбор такого, пользуясь другой формулировкой Ленина, «крепкого пролетарского якобинца» был одобрен единодушно. Феликс Дзержинский, проявивший себя за несколько недель своей работы в ПВРК отличным специалистом по вопросам безопасности, проведший к тому же многие годы в царских застенках и хорошо познакомившийся с методами «охранки» (царской политической полиции), «знал свое дело!».

Перед заседанием правительства 7 (20) декабря Ленин отправил Дзержинскому следующую записку:

«К сегодняшнему Вашему докладу о мерах борьбы с саботажниками и контрреволюционерами.