Когда Фьора и ее спутницы вошли в помещение, то услышали шум и крики: две женщины, судя по одежде, представительницы привилегированных слоев общества, ругались с таким остервенением и неразборчивостью в выражениях, что удивили бы любую торговку рыбой с Нового рынка.
– Старая кляча! – орала одна. – Ты еще узнаешь, кто я такая!
– Я это давно знаю. Если бы ты была быком, вместо того чтобы быть коровой, мы смогли бы устроить кормушку…
– Не задохнись от злости! Ты так и брызжешь желчью. Потому-то и лицо у тебя такое желтое.
– Не желтее, чем у тебя! Правду говорят, что твой покойный муж по утрам мочился на него.
Женщина, проглотившая это последнее оскорбление, оказалась не кем иной, как Иеронимой Пацци. Обезумев от ярости, она судорожно искала, чем бы запустить в голову своей противнице. В конце концов, найдя пузырек с настойкой алтейного корня, Иеронима пустила его в ход, но промахнулась, и он со звоном разбился упав на каменные плитки пола. Видя, что дело принимает неприятный оборот, аптекарь смело ринулся в гущу сражения и попытался утихомирить противниц, которые уже схватились врукопашную.
– Что же вы стоите? Помогите мне! – крикнул он двум помощникам, которые, облокотившись на прилавок, с интересом следили за схваткой. Те нехотя послушались, явно желая подольше насладиться захватывающим зрелищем. Донна Пацци и благородная Корнелия Донати давно ненавидели друг друга. А все началось с любовного соперничества: Корнелия отбила у Иеронимы мужчину, за которого та стремилась выйти замуж. Правда, с тех пор Иерониме удалось взять реванш, так как Аугусто Донати обманывал жену с любой находящейся в пределах его видимости юбкой, но вражда между женщинами все же не ослабела. При каждой встрече между ними по любому поводу вспыхивали дикие ссоры. На сей раз причиной раздора послужила безобидная баночка с губной помадой, на которую претендовали обе женщины.
В конце концов противниц с трудом разняли, и в то время как они, переводя дыхание, подсчитывали потери, аптекарь разрешил их спор, решительно заявив:
– Я не продам эту помаду ни той, ни другой! Недавно мне заказала точно такую же донна Катарина Сфорца, племянница его святейшества папы Сикста IV. Слух о превосходном качестве моей помады дошел даже до Рима. Я отправлю ее туда!
И жестом, исполненным величия, он взял забытую на прилавке баночку и запер ее в один из многочисленных ящичков. В заключение аптекарь добавил:
– Это вовсе не означает, донна Иеронима, что вы не должны мне за разбитый флакон и пролитую настойку алтея. Я выпишу вам счет…
– Я бы не разбила флакон, если бы эта мегера не вывела меня из себя! – воскликнула дама Пацци. – Пусть она тоже платит!
Несмотря на здоровенный синяк под глазом, Иеронима держалась очень уверенно. Это была видная, прекрасно сохранившаяся тридцатипятилетняя женщина, с хорошей фигурой и аппетитными формами. Поговаривали, что она неплохо утешается в своем вдовстве с неболтливыми любовниками, которые не меньше ее были заинтересованы в сохранении тайны, так как принадлежали к челяди семьи Пацци.
Старый Джакопо, патриарх рода Пацци, слыл за человека с тяжелой рукой, строго следящего за поведением своих домашних. Люди втихомолку судачили об одном недостаточно скромном слуге, затравленном охотничьими собаками, о болтливой служанке, которую, предварительно задушив, зарыли в лесу, набив ей рот землей, или о молодой, некстати забеременевшей кузине, которая якобы скончалась от полного упадка сил, вызванного на самом деле тем, что из бедняжки старательно выпустили всю кровь. И если все то, что болтали об Иерониме, соответствовало истине, то она здорово рисковала. Но женщина была хитра, умела ладить со свекром и даже имела на него влияние. К тому же их объединяла общая страсть: деньги.
Иеронима со злостью швырнула на прилавок монету и уже собиралась уходить, когда Фьора остановила ее.
– Кузина, как же ты пойдешь в таком виде? Попроси у мессира Ландуччи мазь, чтобы как-то скрыть свой синяк. У него имеются чудодейственные средства… – сказала она с невинным видом.
Но Иерониме не понравилось такое вмешательство. Смерив девушку презрительным взглядом, она прошипела, как змея:
– Мне достаточно покрывала. А ты, несчастная, как ты смеешь говорить со мной как с ровней! Прочь с дороги!
Но Фьора была не из тех, кого можно безнаказанно оскорблять.
– Посмей только повторить эти слова в присутствии моего отца! А то с ним ты так слащава, говоришь таким елейным голоском. И не забывай, что находишься в доме его друга.
– Вы только ее послушайте! – ухмыльнулась Иеронима. – Ну прямо принцесса…
– Я больше, чем принцесса, я дочь Бельтрами…
– Ты в этом так уверена?
Если этот подлый вопрос и смутил Фьору, то она не подала виду и, гордо вскинув голову, ответила:
– Главное, что мой отец в этом уверен!
Корнелия Донати, приведя себя в порядок после недавней стычки, заступилась за девушку.
– Малышка, не связывайся ты с этой гадиной! Все знают, что твой отец – прекрасный человек. Он пользуется заслуженным уважением, чего не скажешь о семействе Пацци. Ступай своей дорогой, Иеронима! С нас довольно!
– Я ухожу, но мы с тобой еще встретимся, Корнелия Донати! А что касается этой девчонки, то придет день, когда она очутится в моем доме, в полной моей власти. Вот тогда я ей покажу, как унижать меня на людях!
И женщина пулей вылетела из аптеки – только мелькнуло фиолетовое покрывало. Фиолетовый был ее любимым цветом. Она считала, что он очень идет пышным блондинкам. Оставшиеся молча смотрели друг на друга, пораженные последними словами Иеронимы.
– Что она имела в виду? – спросила Кьяра. – Я не понимаю, каким образом она сможет держать Фьору у себя дома?
– Если только вынудит ее выйти замуж за своего сына, – прошептала Корнелия…
– За этого ужасного карлика, горбатого и хромоногого? – возмутилась Кьяра. – Для этого необходимо, чтобы мессир Франческо сошел с ума… чего не приходится опасаться.
– Однако именно об этом браке она и мечтает, – сказала толстая Коломба. – Одна из ее служанок шепнула мне пару слов, когда мы встретились у торговца свечами. Донна Иеронима считает, что это наилучший способ прибрать к рукам состояние Бельтрами. Ведь всем известно, что Фьора наследует своему отцу.
– Что будет только справедливо! – подтвердила Корнелия Донати. – Но подозреваю, что Иеронима изо всех сил станет добиваться этого состояния. Ведь если бы не Фьора, оно бы перешло к ней. С такой потерей нелегко примириться. Да к тому же ее покойный муж не был старшим сыном в семье, следовательно, ей нечего ждать от старого Джакопо. Доля наследства, которую он оставит несчастному Пьетро, будет невелика, и его мать…