Читать интересную книгу Этюд в багровых тонах (др.перевод+иллюстрации Гриса Гримли) - Артур Конан Дойл

Больше мне добавить почти нечего, да оно и к лучшему, очень уж я устал. Я еще пару дней поездил по Лондону — я не собирался бросать работу, пока не наберу денег на билет в Америку. Я стоял у конторы, когда какой-то маленький оборвыш спросил, нет ли тут кэбмена по имени Джефферсон Хоуп — его, мол, джентльмен требует в дом 221‑Б по Бейкер-стрит. Я поехал сюда без всякой задней мысли, а тут этот молодой человек надел на меня наручники, да с такой сноровкой, какой я отродясь не видывал. Вот и вся моя история, джентльмены. Можете называть меня убийцей, но сам я считаю себя таким же поборником справедливости, как и вы.

Рассказ Хоупа был так увлекателен, и говорил он так убедительно, что все мы сидели в сосредоточенном молчании. Даже у профессиональных сыщиков, давно пресыщенных уголовными историями, проснулся неподдельный интерес. Когда Хоуп замолчал, на несколько минут воцарилась тишина — прерывал ее только скрип карандаша: Лестрейд доканчивал свою стенографическую запись.

— Я бы хотел прояснить одну подробность, — сказал наконец Шерлок Холмс. — Кто ваш сообщник, который приходил ко мне за кольцом?

Хоуп заговорщицки подмигнул моему другу.

— Своими тайнами я волен делиться с кем угодно, — сказал он, — но навлекать неприятности на других — увольте. Я увидел ваше объявление и сразу подумал, что либо это ловушка, либо кольцо действительно нашлось. Мой друг вызвался пойти и проверить. Согласитесь, он ловко это проделал.

— Безусловно, — от души подтвердил Холмс.

— А теперь, джентльмены, — сурово произнес инспектор, — мы должны действовать по закону. В четверг заключенный предстанет перед судьей, потребуется ваше присутствие. А до тех пор я несу за него ответственность.

С этими словами инспектор позвонил, и два стражника увели Хоупа прочь. Мы же с моим приятелем вышли из участка, сели в кэб и поехали на Бейкер-стрит.

Глава VII

Заключительная

В следующий четверг все мы должны были явиться к мировому судье, однако, когда четверг настал, свидетельствовать уже не понадобилось. Иные силы взяли дело в свои руки, и Джефферсон Хоуп предстал перед Судией, чей суд всегда строг, но справедлив. В ночь после ареста аневризма его лопнула, и утром его нашли простертым на полу камеры, с умиротворенной улыбкой на лице, точно в последний миг он успел окинуть мысленным взором небесполезно прожитую жизнь, в которой главное дело доведено до конца.

— Грегсон и Лестрейд все волосы себе повырывают, — усмехнулся Холмс, когда мы обсуждали это на следующий день вечером. — Пропала теперь громкая реклама!

— Не много-то они сделали, чтобы поймать преступника, — заметил я.

— Сколько именно вы сделали, не имеет в нашем мире ни малейшего значения, — ответил мой друг с горечью. — Главное — предстать перед публикой в выгодном свете. Ну да ладно, — продолжал он после паузы, уже веселее. — Я бы ни за что не отказался от этого дела. Не припомню ничего более замечательного. При всей его простоте в нем есть весьма поучительные подробности.

— Простоте?! — удивился я.

— Ну, другого слова, право же, не подберешь. — Холмс улыбнулся в ответ на мое удивление. — И доказательством может служить то, что мне удалось без всякой помощи, не считая нескольких довольно самоочевидных умозаключений, всего за три дня добраться до преступника.

— Это верно, — подтвердил я.

— Я вам уже говорил, что причудливость — скорее подспорье, чем препятствие. При решении подобной задачи полезно пользоваться рассуждениями от следствия к причине. Это очень удобный и предельно простой метод, однако к нему почему-то прибегают крайне редко. В обычной жизни чаще рассуждают от причины к следствию, а обратным порядком пренебрегают. На пятьдесят человек, способных к синтетическому мышлению, приходится всего один, способный к мышлению аналитическому.

— Признаться, вы меня запутали, — сказал я.

— Я ничего другого и не ждал. Попробую высказаться яснее. Допустим, перед нами некая последовательность событий. Большинство людей в состоянии сказать, к какому они приведут результату. Эти люди способны мысленно сопоставить события и сделать вывод, что произойдет то-то и то-то. Однако иногда попадаются люди, которые, зная результат, способны мысленно реконструировать события, приведшие к этому результату. Именно это я и называю аналитическим мышлением или рассуждением от следствия к причине.

— Теперь понятно, — сказал я.

— В нашем случае результат был налицо, надо было реконструировать все остальное. Давайте я попытаюсь восстановить ход моих мыслей шаг за шагом. Начнем с самого начала. Как вы помните, я подошел к дому пешком, стараясь ничего не воображать себе заранее. Я, разумеется, стал осматривать мостовую: вы помните, на ней четко отпечатались следы колес, которые, как выяснилось в результате расспросов, появились той же ночью. То, что это был кэб, а не частный экипаж, я понял по малому расстоянию между правой и левой колеей. Наемная повозка для рядовых лондонцев намного уже коляски джентльмена.

Таков был мой первый вывод. Потом я медленно пошел по садовой дорожке — почва на ней оказалась глинистой, а глина на редкость хорошо сохраняет следы. Для вас она, не сомневаюсь, выглядела просто как полоска истоптанной грязи, но у меня натренированный глаз и каждая отметина обретает свой смысл. В сыскном деле нет области более важной и более пренебрегаемой, чем искусство читать следы. Я, по счастью, всегда понимал важность этого умения, и за долгие годы оно стало для меня второй натурой. Я увидел глубокие отпечатки сапог констеблей, но увидел и следы двух человек, которые прошли по дорожке первыми. Понять, что они шли первыми, было совсем нетрудно, потому что местами следы их были полностью затоптаны. Таким образом, я получил второе звено цепи: ночных посетителей было двое, один очень высокого роста (это я заключил по длине шага), другой в щегольском платье — судя по маленьким, элегантным отпечаткам его туфель.

Войдя в дом, я смог убедиться в справедливости этого вывода. Обладатель элегантных туфель лежал передо мной. Следовательно, убийцей мог быть только его рослый спутник — если речь вообще шла об убийстве. На теле не было ран, однако перекошенные черты лица сказали мне, что человек этот предчувствовал свой конец. У тех, кто умирает от болезни или сердечного приступа, никогда не бывает такой гримасы. Понюхав губы покойного, я почувствовал кисловатый запах и понял, что его заставили принять яд. То, что именно заставили, я заключил опять же из выражения страха и ненависти. К этому выводу я пришел методом исключения, поскольку никакая иная гипотеза не объясняла фактов. И кстати, не такой уж это неслыханный прием. В криминалистике известно немало случаев насильственного отравления. Любой токсиколог немедленно вспомнит дело Дольского в Одессе и Летюрье в Монпелье.

Оставалось ответить на главный вопрос — почему. Явно не с целью грабежа: у убитого ничего не пропало. Что же тогда — политика или женщина? Мне предстояло решить эту дилемму. Я сразу же стал склоняться к последнему. Политические убийства, как правило, совершаются предельно быстро: сделал дело — и сбежал. Наш же убийца, судя по всему, никуда не торопился, он оставил следы по всей комнате — из этого следовало, что он провел в ней немало времени. Так хладнокровно обычно мстят по личным, не по политическим мотивам. Когда на стене обнаружили надпись, я только укрепился в своих подозрениях. Надпись выглядела слишком фальшиво. А когда отыскалось еще и кольцо, исчезли последние сомнения. Мне было совершенно ясно, что кольцо должно было напомнить убитому о некой отсутствующей, а возможно, и умершей женщине. Именно в этот момент я поинтересовался у Грегсона, не запросил ли он Кливленд о подробностях определенной стороны жизни мистера Дреббера. Грегсон, как помните, ответил мне отрицательно.

После этого я внимательно осмотрел комнату: это дало мне новые доказательства того, что убийца очень высок ростом, а еще я узнал некоторые второстепенные детали, вроде трихинопольской сигары и длины ногтей. К этому моменту я уже понял, поскольку не видел никаких следов борьбы, что у убийцы от возбуждения хлынула носом кровь — отсюда и пятна на полу. Я видел, что следы крови совпадают со следами его ног. Такое, как правило, бывает только с очень полнокровными людьми, и я рискнул предположить, что убийца — краснолицый мужчина могучего сложения. События подтвердили мою правоту.

Выйдя из дома, я сразу же сделал то, что не удосужился сделать Грегсон. Я дал телеграмму начальнику кливлендской полиции, в ней содержался один-единственный вопрос: каковы были обстоятельства женитьбы Еноха Дреббера. Ответ оказался исчерпывающим. В нем говорилось, что Дреббер уже обращался в полицию с просьбой защитить его от некоего Джефферсона Хоупа, давнего соперника в любви, и что упомянутый Хоуп в данный момент находится в Европе. Я понял, что ключ к разгадке у меня в руках, оставалось лишь задержать преступника.