опасением ждала приезда мамы. Она должна была приехать на время Генкиных учений, а потом помочь мне с мальчиками ехать в Лопатино. Но мама улыбалась всем мальчикам одинаково, привезла всем лично ею связанные носочки с двойной обвязкой ступни. Этакие мягкие тапочки.
— Так, давайте, сразу меряйте, а то могла и ошибиться, — раздавала она подарки.
Я заметила, как мама внимательно наблюдает за тем, как Игорь и Миша одновременно натянули по носку на Костю, а потом уже примерили сами. Игорь сидел и рассматривал свои ноги в носках. А Миша сразу залез на стул, спрыгнул вниз, пропрыгал по комнате.
— Тëпкие и не коляются! — заявил он и допрыгав до мамы звучно чмокнул её в щëку. — Спасибо!
Его действия и благодарность повторил Игорь, и оба мальчишки попрыгали с кухни в комнату. Костя посмотрел вслед братьям, поднялся и пошёл к бабушке.
— Давно пошёл? — спросила мама, наблюдая за внуком.
— В год и месяц. Сейчас уже прямо хорошо ходит, хоть и медленно. Но он упрямый, падает, встаёт и снова идёт. Хотя ползком на четвереньках за ним не угнаться. Но мы принципиально ходим! — смеялась я. — Соска может со злости в стену полететь, это да. Но обратно на четвереньки не встаёт.
— Смотрю, всё друг за другом повторяют, — подняла взгляд на меня мама.
— Это да, — кивнула я. — Тут в начале весны Гена учил их шнурки шнуровать и завязывать. Костя тоже полез учиться. Сидят в коридоре на полу все четверо, и главное, хмурятся все одинаково.
— Ты смотрю, не отделяешь, — сказала мама.
— Ну, как не отделяю, для Миши я тётя Дина. Да и документы пришлось оформлять. Вроде, как под опеку взяли, подшефный. Одно дело приехал бы на время, но осенью, когда стало понятно, что ребёнок всё-таки остаётся, мы были вынуждены заняться этими бумажками. — Села за стол я.
— А мать явится? — прямо спросила мама.
— К кому? От мальчика она отказалась в роддоме. Бабушка уже в возрасте, и сильно болеет. Трёхлетний ребёнок всю зиму дома просидел, ни разу не выйдя на улицу. С этой стороны вопросов не было. — Пожала плечами я. — Мам, ты мне лучше прямо скажи. Я мальчишек может зря собралась в Лопатино везти… Всех? Я ведь уеду, по саду остались мелкие доделки, с осени группы пойдут. Принимать надо, обеспечение продуктами надо, да всё надо. В августе дома сдают, переезд же. Всё собрать, там разобрать. А мальчики считай на тебе будут.
— Боишься обижать буду? — поняла меня мама. — Да мне дети не в тягость, ты так решила, поперёк тебя я не пойду. Да и пакостить тишком… Не той мы породы. У тебя если ладно, то и хорошо. Прибыло, это не убыло.
Мама часто говорила так, словно старательно подчёркивала, что она человек простой, деревенский. Я обычно в такие моменты просила её мне напомнить, кто нас с сёстрами учил латыни, и сам проводил кучу всяких реакций для получения нужного лекарства.
Ладно… Не так это всё было легко, как выглядело со стороны. И дело даже не в том, что этот ребёнок был живым напоминанием о Генкиной измене. К мальчику я не ревновала. Муж однозначно и недвусмысленно выбрал меня и наших детей. Как бы ему самому не было это сложно, но он даже не заикался о поездке в ту часть, для встречи с ребёнком. И я знала, что это было лишь моим решением, без намёков и уговоров. Но некую настороженность по отношению к мальчику и недоверие преодолеть было сложно. Этот лёд треснул не сразу. И тот момент я хорошо запомнила.
Костя, которому было восемь месяцев, спал. Игорь и Миша играли в своей комнате. Я выскочила на улицу развесить бельё. А когда вернулась, Игорь в комнате был один, а Костя плакал.
Я кинулась в нашу с Генкой комнату, где стояла детская кроватка. Рядом с ней, на низкой табуретке из коридора стоял Миша, держа на весу над кроваткой свою машинку.
— Чего ты ичишь? Хочешь бику? — услышала я и выдохнула.
Ребёнок не делал ничего плохого, просто пришёл на плач младшего. А мне стало стыдно, ведь первым желанием было просто отшвырнуть эту машинку, пока она не упала на Костю, и оттащить от кроватки Мишу.
— Миш, — осторожно придержала я машинку. — Он просто пока маленький, и по другому не может сказать, что что-то не так. А игрушки у него пока вон, погремушки всякие и неваляшки. А такую красивую машинку он просто может сломать.
— Низзя! — прижал игрушку к груди Мишка.
— Конечно нельзя, вот подрастёт, тогда и поиграете в машинки, — согласилась я с ним. — Спасибо, что присмотрел за Костей.
Довольный похвалой мальчишка убежал в общую с Игорем комнату, а я занялась притихшим Костей. Моя собственная реакция на этот момент, меня неприятно удивила. Я весь день вновь и вновь прокручивала в голове эту ситуацию.
— Что случилось? — спросил Гена вечером, когда после ужина я вернулась на кухню, оставив Костю в кроватке, а Гена мыл посуду за всей семьёй.
Я без утайки ему рассказала.
— Дин, я сейчас спрошу, а ты честно ответишь, про себя, не вслух. У тебя такая реакция была потому что у кроватки был именно Мишка, или ты просто среагировала на тяжёлую машинку над маленьким ребёнком? Просто представь ту же ситуацию, только поменяй Мишу на Игорька. И честно ответь, что ты бы сделала. — Предложил мне Генка. — Ну вот, ты уже и улыбаешься. Не так всё плохо, да?
Я действительно начала улыбаться, поняв, что закрутившись по дому, я уцепилась за факт участия в этой ситуации Миши, и не стала анализировать.
— Видишь? — улыбался Генка. — Ты слишком много от себя требуешь. И слишком жёсткие требования к себе выдвигаешь. И если Миша хулиганит, не слушается и прочее и заслуживает ремня и постановки на дежурство в угол, значит он должен получить ремня и встать в угол! Ровно как Игорь и Костя. Вот точно, чего ты не должна, так это делать какие-то уступки и послабления, опасаясь, что это воспримется через призму того, что это не ты родила этого ребёнка. Иначе он очень быстро начнёт на этом паразитировать.
— Это просто ребёнок! А ты ему приписываешь знания по психологии и манипулированию, —