Читать интересную книгу Солнечные узоры - Борис Зайцев

Конечно, вряд ли можно было думать, что эта изба сохранила свой интерьер. Кроме штраб — следов врубок от лавок и воронцов, — внутри не сохранилось примет традиционного крестьянского жилища.

Следующий дом в деревне, привлекший наше внимание, стоял под № 29.

— Продадим недорого. Возьмите, если хотите, — заметив наше любопытство, иронизирует хозяйка. — Когда-то, лет сто, а может, двести, еще в Дрезне построены были и наша изба и дом Ершова. В этих избах пряжу ткали. Светлые они. Мы их так и называли: избами-«пряхами». А если окна глядят на север, то такая изба «непряхой» звалась. А потом дед их купил, сюда привез.

Действительно, дома были похожи друг на друга и, пожалуй, одного возраста. Во всяком случае, ставил их в Севастьянове один плотник, до того схожи общие приемы в стройке изб. Но существуют некоторые различия в их украшении. Если дом Ершова украшен несколько строго, аскетично, то декор дома № 29, принадлежавший Власову, напоминает кружева разнаряженной девицы. У дома № 29 укорочены помочи. Причелины иные. В их декоре уже отсутствуют и резные солнышки, и другие символические знаки земледельческого культа славянской мифологии.

На концах причелин, там, где они прикрывают помочи, мы видим тех же стилизованных лебедей, как и на наличниках дома Ершова. Этот мотив часто встречается на старинных рисунках. И сейчас «лебединый знак» мы можем встретить на избах Городецкого района Горьковской области. В книге М. П. Званцева «Нижегородская резьба» (М., 1969) иллюстрация № 11 показывает аналогичную доску-ветреницу, но ее декор схематичен, даже грубоват. На доме же Власова причелины с лебедями исполнены в более искусной манере.

Много ли, мало ли увидели мы в Севастьянове? Казалось бы, километры пути и крохи сведений. Но сколько поэзии истинного народного искусства в этих незамысловатых избах, будто смотришь в глубинный колодец чистой ключевой воды.

Так и остались в памяти от деревни Севастьянове легкая кружевная накидка с изящными лебедями на причелинах одного дома и напевные солнышки на причелинах другого.

От Севастьянова недалеко и до села Бывалина. Оно принадлежит Павлово-Посадскому району, но зримых границ районов, разумеется, не существует. Не заметите вы разницы и в облике крестьянских усадеб: ведь тон всей стройке задает восточное направление от Москвы.

В Бывалине вся улица состоит из уютных усадебок по-коеобразной связи с кессонированными воротами и калитками. Поистине деревянная улица! Нет на ней кирпичных строений. Просто необыкновенно живучи народные традиции в организации жилища.

На погосте, чуть поодаль от улицы села, сохранилась деревянная церковь, построенная в 1717 году. Но от этой почтенной даты мало что сохранилось в облике памятника. В XIX столетии церковь одели в ампирные одежды, исказив произведение народного зодчества.

Наше путешествие по клязьминскому кусту деревень мы продолжим, перейдя небольшой мостик через живописную речку Дрезну. Отсюда проселок вывел нас в соседнюю деревню Козлово. Она не была отмечена сколь-нибудь ценными сооружениями деревянного народного зодчества, но в ней, как и в последующих деревнях — Теренино, Сонино, Логиново, Бабаеве, были свои интересные особенности.

Глухие стены амбаров в Козлове со срубами колодцев и журавлями над ними, избы с традиционным устройством слеговых кровель на консолях и курицах в Теренине — все это придавало облику деревень ощущение гармоничности, цельности ансамбля крестьянских усадеб.

Эти деревни в соединении с Севастьяновой предстают перед нами поистине кладезем народного зодчества. Их облик, сохранивший традиции плотницкой стройки, вызывает удивление и вместе с тем радость. Есть еще откуда черпать живительную воду народной поэзии!

Если в наши дни возможно увидеть целый ансамбль традиционных крестьянских усадеб на территории самой Москвы, в бывшем селе Коломенском, то это вовсе не значит, что и все Подмосковье состоит из столь же богатых россыпей образцов народного зодчества. Севастьянове, Яковлев-ское, Анциферово… Эти села по крупицам сберегли живое образное слово народного искусства.

Равнинный, почти плоский ландшафт восточного Подмосковья, скромная «ситцевая» природа. Здесь не увидишь ни прославленных мемориальных усадеб, ни древних памятников архитектуры. Не любили эти болотистые земли ни в эпоху деятельного Петра, ни в век «просвещенной» Екатерины. Но жили здесь с виду простенькие деревеньки, которые таили в себе образцы народного искусства. Именно по городам и весям восточного Подмосковья расцвело самобытное народное творчество. Родники крестьянского поэтического видения, будучи отдалены от городской культуры, сохранили чистоту своего миросозерцания.

Тысячи дорог ведут в наши дни туристов в северные края. За воплощенными сказками народного творчества отправляются путешественники, не пугаясь грандиозных пространств нашего поморского Севера. Не километрами, а сотнями километров приходится отмерять там пройденные пути. И в памяти остаются не трудные дороги, а произведения такого простого и вместе с тем необыкновенного топора. Так мы смеем заверить отважных путешественников, что и восточные районы Подмосковья столь же богаты на встречи с народным творчеством.

Множество изб и в каждой избе много деталей: двери, наличники, причелины, полотенца, коньки, курицы, потоки, крыльца. Деталь народной архитектуры содержит в себе образ. Сравните детали построек классического Севера с подобными же деталями нашего Подмосковья. Внешне они вроде бы и отличны, но единит их сила образного мышления, сила выразительности, запечатленная с чувством меры и красоты.

Теперь отправимся мы в путь по Горьковскому шоссе, бывшему старинному Владимирскому тракту, печально известной Владимирке. Захваченные своей целью, мы проезжаем мимо роскошной усадьбы Разумовского, сына фаворита Елизаветы Петровны. Только в имени усадьбы Горенки долго будут слышаться нам заунывный перезвон кандалов и рыдания прощающихся с арестантами родственников.

Как жаль, но не придется нам остановиться и в не менее роскошной усадьбе Голицыных Пехре-Яковлевском. Нельзя объять необъятное. Иначе нам не хватит любого времени, чтобы пройти лишь по избранным дорогам великого Подмосковья, где сохранились до наших дней творения плотницкого топора. И только оказавшись на территории Ногинского района, мы выйдем у села с поэтичным названием — Старая Купавна.

Поначалу, разглядывая издали панораму застройки поселка, вы будете охвачены недоумением. Уж не изменили ли мы тему наших исследований? К чему идти по улицам из современных блочных зданий? Но вот в разрыве новых домов мелькнул бревенчатый сруб. Чуть поодаль раскрылся приземистый силуэт деревянного фронтона.

В Старой Купавне сохранилось не только название поселка, но и частично его старая застройка. История этого поселения восходит к началу XVIII века.

Когда Петр насаждал в России промышленные предприятия, Купавна была пожалована купцу Земскову для постройки в ней шелковой мануфактуры. В ту пору была здесь небольшая слободка в 30 дворов и 78 душ населения. По распоряжению Петра к Купавинской мануфактуре были приписаны «вольные» люди, ремесленники из разных мест государства. Купавинское текстильное предприятие было одно из первых в Подмосковье. В то время здесь работало свыше 500 ткачей.

Тяжелейшие условия труда порождали волнения фабричных рабочих. Зарево 1905 года не миновало и ткацкий поселок. В наши дни тонкосуконный комбинат имени Акимова, названный в память об отважном борце за освобождение труда, — огромное предприятие, оснащенное современнейшим оборудованием.

От небольшой площади перед входом на территорию комбината слева разворачивается панорама нового поселка, скорее города. А прямо перед фабричными воротами приютились избы Старой Купавны. На тихих улочках старого поселка в облике бревенчатых срубов узнаешь лицо ушедшего быта. И если появляется у вас легкая грустинка, то, разумеется, это не скорбь об отсутствии груды поленниц, розвальней и прочих атрибутов патриархального хозяйства. Эта грустинка схожа с той, которая настигает нас при виде на московских улицах старого, чуточку смешного автомобиля довоенного выпуска.

Мы идем по разбитому на строгие прямоугольники поселку, дань регулярной застройке XVIII века. Не сохранились те первые дома ткацких семейств, но их новые соплеменники стоят на тех же местах. На улице Полевой, 28, нас встречает высокая «двужирная» постройка, отмеченная налетом стиля модерн. Как-то трудно сказать о ней изба, скорее дом, двухэтажный о восьми окнах по первому этажу, а второй этаж вровень со средней русской избой, которой быть бы с тремя красными окнами, но здесь всего лишь одно большое окно. Так что и не назовешь сразу второй этаж светелкой или мансардой.