Слухи о неизбежной войне с Россией родились не во Франции. Они приползли из Зимнего дворца. Кто их привез, кто их распространял в Париже — на этот вопрос не мог бы ответить даже министр полиции, если бы Наполеон не упразднил этот пост. Но то были слухи. Наполеон же еще в конце 1810-го или самом начале 1811 года стал укрепляться в мысли о необходимости новой войны, на сей раз войны против России.
По мере того как эта убежденность крепла, росло и беспокойство. Франция еще не отдышалась от предыдущих войн. Денежные курсы, ценные бумаги пали так низко, как не падали никогда. Страна голодала, во Франции столько вдов, столько матерей, оставшихся без сыновей, что кажется — страну заселили монахини. Черный цвет платьев сейчас — самый распространенный в стране. Наполеон знал, что Франция не хочет новой войны. Но не знал, желает ли он сам воевать? Зато он прекрасно сознавал, что и внутри страны и вне ее он царствует лишь благодаря внушаемому всем страху. И когда наступит для него час действительной опасности, его все покинут. А ведь он понимал опасность, навстречу которой шел, ибо еще год назад как-то сказал Коленкуру: «Я не хочу завершения своей судьбы в песках пустыни России». Но это было в прошлом. А теперь?
Сегодня, когда во дворце гремит оркестр, император назначил аудиенцию бывшему министру полиции Фуше. Наполеон никогда не заблуждался насчет этого человека и никогда ему не доверял. Но вот еще одно противоречие — он не приказал засадить Фуше в тюрьму, хотя тот подавал к этому бесчисленное количество поводов.
Когда Фуше открыл дверь огромного кабинета, Наполеон вышел из-за стола и остался стоять. Фуше понял — император не намерен ни спорить, ни беседовать, он только выслушает своего бывшего министра.
— Государь, я вас умоляю во имя Франции, во имя вашей славы, во имя вашей и нашей безопасности, вложите меч в ножны, вспомните о Карле XII!
Наполеон словно и не заметил Фуше, уставившись неподвижным взором в вычурный рисунок паркета. Молчание становилось тягостным, но Фуше уже не смел больше произнести ни слова, ему показалось, что Наполеон даже не слышал, о чем он говорил.
— Со времени моего брака все решили, что лев задремал, — голос у императора звучал глухо, и спокойный тон так не соответствовал цветистым словам, — пусть узнают, дремлет ли он... Через шесть или восемь месяцев вы увидите, чего может достичь глубокий замысел, соединенный с силою, приведенной в действие. Мне понадобилось восемьсот тысяч человек, и я их имею, я поведу за собой всю Европу...
Наполеон замолк на полуслове.
Фуше понял: аудиенция окончена. Когда он выходил из кабинета Наполеона, ему в спину донеслось:
— Пусть войдет господин Лезюр!
Метр Лезюр ни жив ни мертв. Вот уже более получаса император молча листает пухлый, в 500 страниц памфлет: «Возрастание русского могущества с самого начала его и до XIX века». Более полутора лет кропотливого труда, поисков в архивах. Памфлет написан по заказу императора, идея тоже подсказана Наполеоном. Но за эти полтора года император ни разу не вспомнил о своем заказе.
Рождение наследника престола и вовсе повергло Лезюра в уныние. Отныне Наполеону не о чем больше мечтать, он добился всего. А ведь еще год назад Лезюр был уверен, что он правильно понял своего повелителя — Наполеону нужен труд, который бы с очевидностью, на фактах, документах доказывал бы, что Россия, именно Россия испокон веков и поныне стремилась и стремится к завоеванию не только Европы — всего мира. И пока эта полуазиатская громада не будет сокрушена, нет спокойствия и мира для Европы. А кто может совладать с этим колоссом? Только Наполеон. Только гений императора способен предначертать путь к всеобщему миру. Но путь этот трудный, долгий, это тропа войны, в конце которой откроется цветущая долина мира...
— Господин историк, вам не кажется, что вы напрасно истратили время, силы и деньги?
Лезюр вздрогнул от неожиданности, от резкого, злого голоса. Это приговор. Беспощадный, жестокий. Отчаяние иногда делает слабых людей смелыми. В отчаянии Лезюр совершил дерзость — посмел противоречить императору.
— Ваше величество, умоляю, откройте страницу двести четвертую...
Наполеон, листая, разрывал бумагу... «Завещание императора Российского Петра I...»
И снова водворилась напряженная тишина. Историк ни жив ни мертв. Если и «завещание» не произведет впечатления на Наполеона, то... О том, что произойдет, Лезюру и подумать страшно.
Наполеон откинулся на спинку кресла. Улыбнулся.
— Господин Лезюр, кто автор этого завещания?
Лезюр возликовал. Император улыбается! Как жаль, что никто из придворных не видит этого. Он, историограф Лезюр, вызвал улыбку на лице Наполеона! Но как ответить на вопрос? Если назвать имя того, кто уверяет, что снял «точную копию» с завещания, император может и не поверить. И вместо улыбки он прикажет схватить обманщика и...
— Ваше величество, этот документ написан императором всероссийским — Петром Алексеевичем I.
Наполеон рассмеялся. Лезюр, конечно, видный ученый, но пройдоха. Что ж, пусть думает, что император ему верит. Это «завещание» наделает шума в Европе. Впрочем, и он, Наполеон, может поверить в его подлинность. А если поверить, то все сомнения прочь. Разве не он, повелитель почти всей Европы, обязан охранять ее от «азиатской жадности» российских царей?
Так тому и быть!
— Я прикажу опубликовать ваш памфлет на всех европейских языках. Я доволен вами, господин Лезюр. Уже близок великий час, и пусть все народы Европы знают, от какой опасности их спасает Франция.
...Платоновым овладело нетерпение. Война на одну ночь вернула его к привычной, мирной работе. Такого подарка он от нее не ожидал! Нет, голова должна быть холодной, трезвой. Ему не с кем из коллег посоветоваться, негде навести справки. Он один на один с противником и должен разгадать его маневр.
Опять в голову лезут сравнения, подсказанные военной действительностью. Ладно, пусть это будет ночь «полководца». Вот так, лейтенант Платонов, Владимир Алексеевич! «Завещание» — подделка, и он догадывается о том, кто ее сочинил. Но не это сейчас главное. Подделки, фальсификации всегда преследовали совершенно определенные и, по большей части, политические цели...
Итак, доктор Геббельс что-то промямлил насчет точной копии «завещания». А ведь точная копия предполагает дословность. Ерунда! Вот, извольте видеть: пункт XII — «Пользоваться религиозным влиянием на греко-восточных отщепенцев или схизматиков (gres désunis), распространенных в Венгрии, Турции и южной Польше...»
«Греко-восточные отщепенцы», «схизматики»? Что ж, выходит, православный русский царь именует православных же, живущих в Венгрии, Турции и южной Польше — «отщепенцами», «схизматиками»? Nonsens! Такое словоупотребление имеет место только в римско-католической терминологии. «Схизма» — слово греческое и означает «раскол». С точки зрения папства — схизматиками были восточные христиане, то есть православные.