Лил повел плечами.
— Слышал. Только мама рассказывала про него иначе, чем вы, — сказал он. Тила тут же подобрался, словно охотник, почуявший добычу.
— Оправдывала дракона и обвиняла во всех бедах его хозяина? — вызывающе поинтересовался он. — Это вполне в духе Айлин. Она давно славится своими странностями.
Но Лил оставил без внимания выпад против матери.
— Не обвиняла пожалевшую Желку девочку в предательстве, — ответил он. И тут же услышал негромкий голос Арианы.
— Расскажи, — попросила она. — Я всегда была уверена, что девочка не могла так поступить со своим другом. Не может быть правдой история, которой нет в «Сказаниях о драконах».
Тила фыркнул.
— А то, что придумывает сумасбродная тетка, конечно, не подвергается никакому сомнению, — заявил он, и Ариана даже в полумраке заметила, как сжались кулаки у Лила. Он держал себя в руках только ради нее, но рано или поздно оскорбления Тилы вынудят его ответить. И что тогда будет, Ариана не хотела даже представлять. Поэтому поспешила разрядить обстановку.
— Не так давно произошла эта история, чтобы о ней можно было забыть, — певучим маминым голосом завела она сказку. — Люди уже научились не только противостоять драконам, но даже придумали, какую пользу можно извлекать из своих побед… — и тут запнулась, поскольку дальше шел пересказ всех тех издевательств, какие удачливые охотники творили над малолетними дракончиками, а Ариане совсем не хотелось ранить Лила этими подробностями. Поэтому она решила пропустить их и сразу же перейти к сути истории. — Однажды в руки охотников попался дракончик удивительного желтого цвета. Он был невеликих размеров и так слаб, что с трудом поворачивал голову и совсем не мог шевелить крыльями. Охотники быстро поняли, что от него не будет никакого проку в хозяйстве, и хотели было прикончить его на месте. Но потом все же решили продать пленника в цирк на потеху, и вскоре дракончик, прозванный Желкой, стал самым популярным местным аттракционом. Женщины ходили в цирк, чтобы увидеть красивейшую янтарную чешую, дети — чтобы посмеяться над испуганной безобразной мордой, а мужчины — желая прочувствовать собственную силу, узрев дракона в полном подчинении человека.
— Как-то странно ты рассказываешь, — прервал ее Тила. — Вроде и все верно, да только дракон у тебя не чудовищем выглядит, а жертвой жестоких людей.
— А разве это не так? — без тени смущения отозвалась Ариана и продолжила свою историю: — Несладко жилось Желке и между представлениями. Хозяин цирка не просто не любил его, а люто ненавидел, как и всех его сородичей. Если бы Желка не приносил ему львиную долю дохода, он давно сжил бы его со свету. Но деньги хозяин любил пуще собственной матери, а потому продолжал кормить дракона.
Желка жил в клетке, спал на холодном полу и питался объедками, которых едва хватало, чтобы он мог на представлении перевоплотиться в дракона. Но хозяину именно это и было нужно: истощенный, измученный Желка даже не помышлял о каком-либо сопротивлении. В таком состоянии его можно было не опасаться; а то, что чешуя поблекла, так невелика беда: все равно ее не видно под слоем протухших яиц, коими зрители щедро потчевали мерзкого ящера…
— Тьфу, — незаметно сплюнул Тила. Мать вроде и то же самое рассказывала, но словно совсем по-другому. Тогда у него даже в мыслях не было пожалеть дракона, ведь всем ясно, что тот получил по заслугам. По каким именно заслугам, Тила тогда не задумывался. А Ариана говорила так, что неведомые раньше вопросы возникали сами собой, и Тила вдруг очень отчетливо представил себе худого, изможденного, избитого мальчишку, вся вина которого состояла лишь в том, что он умел превращаться в ящера. Ни разу в жизни он не причинил никому вреда — не имел на это ни сил, ни возможностей. А впереди маячило только такое же беспросветное существование и мучительная смерть или от палки хозяина, или от камней беснующейся толпы. Именно такая казнь была утверждена в отношении провинившихся драконов. А за провинностями дело обычно не становилось.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Только один-единственный человек на всем белом свете жалел Желку и пытался хоть как-то облегчить его жизнь, — голос Арианы смягчился, и взгляд стал теплым и мечтательным. — Сказания не сохранили ее настоящего имени, а в цирке, где она служила акробаткой, ее нарекли Девочкой-луной, так как она всегда выступала в наряде с полумесяцем на груди. Желка звал ее просто Луной, а она его Эмбером, потому что не хотела обижать своего друга придуманной хозяином кличкой.
Луна, как могла, старалась помочь ему выжить. Тайком от хозяина она заменяла ему гнилую воду для питья свежей и приносила хлеб. Она смывала отвратительно пахнущие снаряды и врачевала полученные им на представлении раны. Она научила Желку говорить и однажды заронила в его голову мысль о побеге. И в его жизни появился смысл.
Оруженосец Тилы всхрапнул и перевернулся на другой бок. Но Ариана не слышала его. Она жила историей, пропуская ее через себя и еще острее чувствуя трагедию Желки, потому что рядом сидел Лил и Ариана невольно примеряла на него страдания другого драконьего детеныша и едва не вздрагивала от накатывающего ощущения беспросветного ужаса.
— Долго не решался Желка заговорить с Луной о своей мечте. Но однажды Луна пришла к нему в слезах и со следами побоев. Только тогда Желка понял, что она такая же пленница хозяина, как и он, и все, что Луна делала для него, она делала под страхом серьезного наказания. «О, как бы я хотела сбежать из этого проклятого цирка! — прошептала Луна, когда потрясенный Желка выслушал ее историю. — От этого изверга, который называет себя нашим хозяином. Но из города не выберешься: сквозь эти стены и мышь не проскочит. Если бы я только умела летать…» Из ее закрытых глаз снова потекли слезы, и тогда Желка сказал то, что она даже не надеялась услышать: «Я умею!» И Луна все поняла.
Они вместе придумали план, как организовать побег, проработав его до мелочей. Желке требовалась пища, чтобы восстановить силы и, превратившись в дракона, выбраться из клетки. И Луна приносила ему продукты, ни разу не сказав, как их удается добыть и каких сил ей это стоит. Желка молча глотал еду, надеясь только, что придет тот день, когда он сможет возместить подруге все принесенные жертвы. Он мужал на глазах; чешуя снова становилась блестящей, грудь — широкой, а кровь — горячей. Желка осторожно пробовал прутья решетки на прочность и рассчитывал через неделю-другую с ней расправиться. Но в один из вечеров Луна к нему не пришла. И только вновь ставший острым драконий слух различил болезненные вскрики и слезные мольбы о пощаде такого знакомого и такого дорогого голоса.
Силы возросли стократ!
Желка не мог думать ни о чем другом, кроме как о том, что хозяин избивает Луну. Он не помнил, как разворотил клетку, как добрался до хозяина, разрушив половину цирка, как отшвырнул мучителя, сломав ему хребет…
— Глупая девчонка, — пробурчал Тила, хотя и не слишком уверенно. — Нашла, с кем связываться. Пожалела дракона. Выкормила его. А потом как увидела, на что он способен, так и взялась за ум. Да только поздно было!
— Не могла она отказаться от своего друга, ради которого рисковала жизнью, — опустив голову, повторила Ариана. — И Желка не мог так жестоко поступить с Луной, которая делала для него столько хорошего.
— Он же дракон, — довольным голосом отозвался Тила, почувствовав опору под ногами, когда повествование расставило все по своим местам. — Им неведома благодарность. Они думают только о себе.
— Тогда он должен был просто улететь, как только вырвался из клетки! — с силой возразила ему Ариана. — К чему он затеял поиски, отнявшие у него драгоценное время? К чему потом кинулся за Луной, побежавшей к охранному пункту? Ему нужно было просто взмыть вверх, и ни одна стрела не достала бы его!
Драконы, как и люди, могут быть жестоки. Но они не бывают глупы!
Тила хмыкнул, однако не нашелся, что ответить. Действия Желки в конце истории действительно вызывали удивление. Когда мама уверенным голосом говорила, что было именно так, Тила принимал ее слова на веру. А когда Ариана начала приводить доводы…