Читать интересную книгу Скрут - Марина Дяченко

Она не требовала ответов на свои вопросы, она говорила как бы сама с собой – однако звезды на небе гасли, и проступали силуэты деревьев, и Игар мог уже разглядеть ее лицо.

Плохо соображая, что творит, он взял ее голову в свои ладони и прикоснулся губами к ее сухому рту. Она попыталась вывернуться; он впился в нее с настоящей страстью. С жадностью, порожденной раскаянием и благодарностью.

Она не ответила на его поцелуй. Она замерла в ужасе, и губы ее были покорны, а сердце заколотилось так, что на тонкой обнаженной шее едва не лопнула жилка.

Цикады одна за другой смолкли.

Наконец, Тиар запрокинула голову, пытаясь высвободиться; не отрываясь от ее губ, Игар поднял глаза – и отшатнулся, потому что по щекам женщины двумя дорожками катились слезы.

Над их головами разгоралось небо. Небо изменялось. Небо маялось, меняя краски, наливаясь светом, как та жемчужина, которую Игар видел на ярмарке, давным-давно, еще до того, как попасть в скит. И подумал тогда, что небо тоже круглое, как жемчужина, как луна или солнце, только гораздо, гораздо больше…

Он стоял перед ней на коленях. Даже на коленях он был намного выше – но ему казалось, что он смотрит на Тиар снизу вверх.

– Прости, – сказал он шепотом. – Я должен был найти женщину. Это ты, Тиар. Это ты; я должен… увезти тебя. Если нет – другая женщина умрет, а она моя жена… нас сочетал Алтарь, Тиар. Я… не врал, я… полюбил тебя, как… прости меня. Ради любви… Ради человека… Ради Илазы. Для нее я… сделаю это. А для тебя я сделаю что угодно, и прямо сейчас. Хочешь? Любое желание. Ну, хочешь?!

Тиар молчала.

Может быть, нечто подобное виделось ей во сне. Может быть, она мечтала и боялась верить. Может быть, из всей Игаровой тирады она поняла только последние его слова и содержащийся в них призыв; а может быть, наоборот. Может быть, она видела его насквозь, и в его искреннем… почти искреннем порыве ей виделась торговля. Обмен… Мера за меру.

А потом в ее глазах мелькнуло еще что-то, и он вдруг испугался. Она заперта, как в ловушке, в беспомощном теле; телу свойственны потребности, в том числе низменные, и…

Будто только сейчас прозрев, он понял, что она имела в виду, говоря о ноше, которую он принял на себя. Может быть, сейчас, когда он так патетически обещает ей исполнение желаний… Она всего лишь хочет попросить его… о помощи в самой обыкновенной нужде?..

Она поймала его панический взгляд. Бледно улыбнулась:

– Сейчас солнце встанет. Сейчас…

Высоко в разгорающемся небе кувыркалась, взлетала и падала маленькая черная птица.

Игар только сейчас почувствовал, как пропиталась росой трава. И он сам, и куртка, на которой сидела Тиар, и ее широкая юбка, разметавшаяся по земле.

– Я так давно не видела, – сказала Тиар шепотом. – Посмотри и ты.

На горизонте, там, где желто-зеленое соприкасалось с серо-голубым, вспыхнула искра. Маленькая птица в зените разразилась трелью, как гимном.

Вся степь, лежащая к востоку, в долю секунды покрылась цветными, победно пылающими огнями. Каждая капля росы превратилась в яркую, глубокую звезду, в маленькое синее-желтое-зеленое, густо-фиолетовое, рубиново-красное солнце, не уступающее величием тому единственному, грузно вылезающему из-за горизонта. На короткий миг восхода светило щедро сыпануло драгоценным камнем, вывалило пред глаза земным скаредам все богатства мира, все богатства, которых им никогда больше не увидеть и не найти, поскольку слепы, убоги, скупы, не сподоблены…

Никогда в жизни Игар не видел ничего подобного. То есть видывал, конечно, рассветы – но такого фейерверка на его долю не выпадало, и он решил не без основания, что больше и не выпадет. Так, улыбка жизни, мир глазами Тиар…

Солнечный диск взлетел. Цветные огни погасли; теперь это были просто капли влаги, которые скоро высохнут, сожранные лучами. Мимо сидящих на обочине Игара и Тиар проскрипела первая телега, и возница покосился мрачно и с недоумением.

– Вот и все, – сказала Тиар, и Игар понял вдруг, что она счастлива. – Вот и все, Игар… И больше ничего не надо. А теперь можешь продавать меня… Хоть в балаган.

– Нет, – он вдруг почувствовал себя вором, которого застали на месте преступления. – Нет, что ты… Нет…

– А зачем же я тебе нужна? – удивилась Тиар. – Ты искал меня… Но не надо говорить. Дай, я посмотрю… на шмелей.

– Я искал тебя, потому что ты Тиар! – ее рассеянная небрежность почему-то страшно его задела. – Какая бы ты ни была… Ты Тиар!

– Или Диар, – отозвалась она беспечно. – или Деор… Имя мне придумали. Придумали, потому что я свое собственное – забыла, да…

Он почувствовал, как кровь отливает от щек:

– Но… нет! У тебя… родимое пятно на лопатке, как ромб!

Она обернулась. Глаза ее были огромные – и совсем черные, как деготь.

– Я не хотел тебя обидеть, – пролепетал он жалобно. – Тиар… Я не хотел…

Она вдруг улыбнулась. Так могла бы улыбнуться королева, одаривая милостью своего смиренного подданного:

– А… ты посмотри. Подними кофту и посмотри…

Она повернула голову. Совершенно царственным жестом; в какую-то секунду ему померещилось, что диск солнца – монета, на которой вычеканен ее гордый профиль.

От города бежали, размахивая суковатыми палицами, два старика с головами, одинаково повязанными шарфом. Один был чуть ниже – а в общем, совершенно одинаковые.

– Прости, – прошептал он униженно.

Ее одежда путалась у него под руками. Под кофтой была сорочка, чистая, даже, кажется, накрахмаленная, но единственный крючок зацепился за что-то и не желал отпускать…

Старики бежали, и идущие по тракту люди в ужасе шарахались от палок и грязных, захлебывающихся ругательств; Игар мельком подумал, что это они крахмалят ей сорочку. Каждый день?..

Крючок оторвался.

Узкая, как лезвие, белая спина с рядом острых выступающих позвонков. Он провел по ним ладонью – чуть касаясь, прося прощения…

И поднял сорочку выше.

Обе лопатки ее были чистые. Обтянутые молочно-белой, какой-то даже голубой холодной кожей.

* * *

Удивительно, но Илаза ждала прихода сумерек. Ждала появления убийцы; сидела, прислонившись спиной к широкому стволу, жевала травинку и смотрела, как опускается солнце. ТОТ появлялся, как правило, еще засветло, в нехороший час, когда у многих неспокойно на душе – между уходим дня и приходом вечера. На грани. В сумерках, одним словом. Илаза ждала.

Она оглядывалась и прислушивалась – и все равно появление тени застало ее врасплох. Привычный испуг, мороз по коже; усилием воли она взяла себя в руки. Подняла глаза. Попросила серьезно:

– Можно… поговорить? С вами?

Чуть заметное сотрясение веток. Хорошо, что она не видит собеседника. Она боится его увидеть. Его присутствие и так слишком ощутимо.

– Я… вы знаете, я чем угодно готова поклясться, что больше не убегу. То есть не попытаюсь…

Она запнулась. С кем она беседует? С говорящим пауком?!

– Я… дождусь Игара. Игар удачлив. Он все сделает, как обещал. Я не буду больше бегать, драться… Я только хочу попросить.

Она замолчала. Тишина. А вдруг все это время она разговаривала со случайной белкой?!

Она поднялась. Огляделась; сделала несколько неуверенных шагов:

– Вы… здесь? Вы слышите?

– Конечно, – негромко сказали у нее за спиной, и сердце бухнуло, как обернутый мешковиной молот.

– Не бойся… Я запугал тебя. Больше не буду. Все.

Она улыбнулась – жалобно и недоверчиво:

– Я… хотела попросить.

Слова просьбы приготовлены были заранее. Доведя до конца всю красивую длинную фразу, Илаза снова улыбнулась – с трудом. Зачем себя насиловать, если он за спиной, то все равно не видит ее улыбок… а видит, так не понимает… а губы трескаются и болят…

– Нельзя, – серьезно отозвалось переплетение ветвей.

Она почему-то ждала, что он не откажет. Улыбка прилипла к ее губам, сделавшись совсем уж нелепой:

– А… почему?..

В темнеющих кронах тихонько треснул сучок. Вряд ли он сломал его случайно – скорее всего, щелкнул специально для Илазы, чтобы обозначить свое теперешнее местоположение.

– Ты видела курильщиков «рыбьей гривы»?

Илаза вспомнила. «Рыбью гриву» курила старая экономка, давно, еще в Илазином детстве. У нее были странные, будто подернутые пеленой глаза; девочка ее опасалась. Не кухне говорили, будто у экономки гниют мозги и скоро полезут из ушей. Илаза боялась – и все же с нетерпением ждала этого момента; к сожалению, экономку выгнали прежде, чем мозги ее догнили окончательно…

А еще на базаре. Там они сидят в особом ряду, с трубками до пупка, серолицые, дурно пахнущие…

– Хочешь быть, как они?

– Нет, – ответила Илаза прежде чем даже подумать.

– Потому нельзя. Я понимаю, что тебе было хорошо, когда я тебя ужалил… Но каждый день нельзя. Учись радоваться жизни просто так без моей помощи… Небо светлое, ручей чистый… Еды вроде хватает…