Маршал Мортье
Тем не менее по приезде Наполеона в Москву все-таки образовалась небольшая делегация от живущих в городе иностранцев, которая попросила допустить ее к императору, чтобы рассказать ему о своих радостях и страхах. Наполеон принял эту делегацию, целиком состоящую из иностранцев, «в большинстве своем самых богатых купцов, обосновавшихся в Москве; во главе их фигурировали г-да Рисс и Сосе, компаньоны-руководители крупнейшей французской книготорговой фирмы в империи»119. Их цель была весьма почтенна: движимые чувством гуманности и общественной безопасности, они явились отдать свое имущество под покровительство завоевателя, которому они рассказали о высылке Ростопчиным сорока иностранцев. Император потребовал подробностей, но сквозь его доброжелательные манеры проскальзывали некоторые нетерпение и неудовольствие; он сократил аудиенцию, озабоченный, очевидно, отсутствием той депутации бояр, которая обманула его ожидания. «Несмотря на эту внешне холодную первую встречу, Наполеон не бросил своих соотечественников и дал ход их просьбе». На следующий день (3/15 сентября) он принял меры в этом направлении. «Забота, проявленная императором к судьбе сорока изгнанников, скоро выразилась в конкретных действиях. Список их имен был вручен маршалу герцогу Тревизскому, назначенному московским губернатором. Наполеон, которому передали список, заглянув в него и увидев имена одних лишь артистов, литераторов или негоциантов, приказал позвать Бертье. «Напишите от моего имени графу Ростопчину, – сказал он, – что войны ведутся солдатами против солдат, а не против артистов, учителей или торговцев. Скажите ему, что если хоть с одним из французских изгнанников что-нибудь случится, русские офицеры, находящиеся в плену, ответят за это головой». Он простер свою заботу еще дальше: приказал, чтобы по нашим следам была отправлена погоня. Руководить ею был назначен адъютант короля Неаполитанского, юный граф Луи де Нуайе. Во главе кавалерийского отряда этот офицер проскакал вдоль берега Москвы-реки двадцать пять верст вниз по течению, но все усилия были напрасны. Барка уже много дней как плыла по водам Оки»120. Пришлось ждать еще долгие месяцы, чтобы не сказать «долгие годы», прежде чем эти гражданские лица, жертвы войны между Францией и Россией, вернулись домой.
Некоторые москвичи, покинувшие, как г-жа Фюзий, центр города, узнали новость о приходе наполеоновских солдат с запозданием. Это вполне можно понять: процесс овладения городом происходил без сколько-нибудь заметных инцидентов. Итак, 3/15 сентября, на рассвете, г-жа Фюзий, по-прежнему встревоженная, сидела у окна. «Вдруг я вижу конного солдата, – рассказывала она, – и слышу, как он спрашивает кого-то по-французски: «В эту сторону?» Судите сами, каково было мое удивление! Я, всегда бывшая чуть более смелой, чем моя подруга, кричу ему: «Месье, вы француз?» – «Да, мадам». – «Значит, французы здесь?» – «Вчера в три часа они вошли в предместье». – «Все?» – «Все». Я посмотрела на мою подругу. «Должны ли мы радоваться, – спросила я ее, – или тревожиться, избавившись от одной беды, чтобы, возможно, попасть в другую, еще большую?» Наши размышления были очень грустными, и события подтвердили, что это предчувствие было более чем обоснованным». Во второй половине дня, когда первые волнения прошли, актриса решила отправиться на дрожках в центр города. Она видела лишь размах беспорядков, неизбежных в подобных ситуациях: разрушения, грабежи, дома, брошенные жителями и т. д. Ночью солдаты бродили по городу и врывались в дома в поисках еды и алкоголя. Еще одна француженка рассказывала, что в полночь итальянские солдаты осадили ее дом. Его перепуганные обитатели бросили им несколько краюх хлеба и тем самым добились их ухода, избежав дальнейшего буйства. Тем временем мадам Фюзий с ужасом обнаружила, что ее собственный дом, занятый военными, буквально «перевернут вверх дном». Побоявшись вмешаться, она вернулась к своим друзьям.
Большинство солдат оккупационной армии днем и ночью оставались начеку и спали в обнимку с ружьями. «Этого было довольно, чтобы у несчастных иностранцев вновь появились нехорошие предчувствия»121, – говорила одна француженка. Страхи и тех, и других были вполне обоснованы, потому что самое худшее ждало впереди. Война – это всегда испытание, которое иногда к тому же бывает очень продолжительным. На долю московских французов и так уже выпало немало страданий. Тридцать один из них находились на пути в Сибирь, имущество остальных было разграблено или повреждено солдатами оккупационной армии. Все они, перепуганные и расстроенные, находились вдали от родины. В Москве у них не осталось даже привычных убежищ. Взятие города их братьями-французами совсем не являлось для них гарантией безопасности, а очень скоро появились слухи о пожаре…
Глава 4
Французы в центре московского пожара
Напрасно ждал Наполеон,Последним счастьем упоенный,Москвы коленопреклоненнойС ключами старого Кремля:Нет, не пошла Москва мояК нему с повинной головою. […]Она готовила пожарНетерпеливому герою.
Александр Пушкин. Евгений Онегин. 1823–1830.
Начало сентября 1812 года выдалось в Москве тревожным. Слишком много примет указывало на то, что готовится нечто серьезное. Во всяком случае, на это указывали слухи. А ведь, как говорится, дыма без огня не бывает! Как раз об огне и шли разговоры в городе. Личность и идеи Наполеона, победителем вошедшего в Москву, имели далеко не единодушную оценку. Человек внушительный и умеющий расположить к себе, он нес на своих крыльях войну, ужасные картины нетерпимости и разрушения. Осенью 1812 года Россия определенно боялась его. Но эта гордая и отважная страна не собиралась позволять управлять собой иностранному монарху, пускай даже и пребывающему на вершине славы. Русская аристократия в особенности готова была решительно защищать свою идентичность и свое Отечество. Потерпев поражение на поле боя, но отказываясь сдаваться на милость врагу, она не имела иного выбора, кроме как взять на вооружение стратегию отступления и тактику выжженной земли, чтобы неприятелю доставались лишь руины. Таким был настрой и московского губернатора генерала
Ростопчина. Настроенный яро антифранцузски, человек пылкий и склонный к насилию, он не отступал перед возможностью намеренного разрушения Москвы во имя спасения земли русской. Во всяком случае, так говорили в его окружении и то же без колебаний утверждали французы, свидетели катастрофы. Французская колония Москвы, не покинувшая город, стала жертвой того, что явилось одним из самых знаменитых и самых страшных эпизодов франко-русского противостояния начала XIX века – пожара 1812 года.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});