53. НОЖНЫ
Посвистывая, Борька-жила шел по Никольскому переулку. В руках он держал обвязанный шпагатом пакет. Борька шел не останавливаясь. Отец приказал ему по дороге от филателиста домой нигде не задерживаться.
Это приказание было бы выполнено в точности, если бы внимание Борьки не привлекла рекламная тележка кино “Арс”, стоящая на церковном дворе. Вокруг стояли Миша, Генка, Слава и беспризорник Коровин. Они рассматривали тележку и горячо спорили.
Борька подошел к ним, с любопытством оглядел всю компанию.
— Ты на резину посмотри, на резину, — говорил Миша, тыкая ногой в колеса, — одни покрышки чего стоят.
Коровин засопел:
— Цена окончательная.
— Уж это ты брось! — сказал Генка. — Пять рублей за такую тележку!
— Тележку продаете? — Борька придвинулся ближе к ребятам.
Миша обернулся к нему:
— Продаем. А тебе что?
— Спросить нельзя?
— Нечего зря спрашивать.
— А я, может, куплю!
— Покупай.
— Сколько просите?
— Десять рублей.
Борька присел на корточки и начал осматривать тележку, ощупывать колеса. Пакет он положил рядом с собой.
— Чего ты щупаешь? — Миша взялся за ручки. — Колеса-то на подшипниках. Смотри, ход какой. — Он толкнул тележку вперед. — Слышишь ход.
Борька подвигался вместе с тележкой, прислушиваясь к шуму колес с видом большого знатока.
Миша остановился:
— Сама идет. Попробуй.
Борька толкнул тележку. Она действительно катилась очень легко.
Генка и Славка тоже подвигались вслед за тележкой, загораживая собой Коровина.
— А самое главное, смотри. — Миша отъединил планку, раздвинул щиты. Видал? Можешь даже спать. Поставил тележку — и ложись.
— Ты уж нахвалишь, — сказал Борька, — а резина-то вся истрепалась.
— Резина истрепалась? Смотри, что написано: “Треугольник”, первый сорт.
— Написано! И краска облезла. Вы уж давайте подешевле.
— Ладно, Мишка, — раздался вдруг голос Коровина, — я забираю тележку.
Мишкин азарт вдруг пропал:
— Вот и хорошо. Бери. Прозевал ты тележку, Жила!
— А я, может, дороже дам.
— Нет, теперь уж не дашь.
— Почему? — Борька подошел к пакету, поднял его.
— Потому! — Мишка усмехнулся.
Борька недоуменно оглядел ребят. Они насмешливо улыбались, только один Коровин, как всегда, смотрел мрачно.
— Не хочешь — как хочешь! — сказал Борька. — Потом сам будешь набиваться, но уж больше двугривенного не получишь.
Борька скрылся за поворотом. Мальчики забежали за церковный придел, и Коровин вытащил из кармана ножны.
Миша нетерпеливо выхватил их у него, повертел в руках, затем осторожно снял ободок и вывернул шарик.
Ножны развернулись веером. Мальчики уставились на них, потом удивленно переглянулись…
На внутренней стороне ножен столбиками были нанесены знаки: точки, черточки, кружки. Точно так же, как и на пластинке кортика.
Больше ничего в ножнах не было.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ.
СЕДЬМАЯ ГРУППА “Б”
54. ТЕТЯ БРОША
На уроке математики не оказалось мела.
Преподавательница Александра Сергеевна строго посмотрела на Мишу:
— Староста, почему нет мела?
— Разве нет? — Миша вскочил со своего места и с деланным изумлением округлил глаза. — Перед самым уроком был.
— Значит, он убежал, — насмешливо сказала Александра Сергеевна. — Верни его обратно.
Миша вышел из класса, побежал в раздевалку за мелом и увидел, что тетя Броша, гардеробщица, плачет.
— Ты что, тетя Броша? — спросил Миша, заглядывая ей в глаза. — Ты почему плачешь? Кто тебя обидел?
Никто точно не знал, почему гардеробщицу звали тетей Брошей. Может быть, это было ее имя, может быть, из-за большой желтой броши, приколотой к полосатой кофте у самого подбородка, а возможно, и потому, что она сама походила на брошку — маленькая толстенькая старушка. Она всегда сидела у раздевалки, вязала чулок и казалась комочком, приютившимся на дне глубокого колодца из металлической сетки, которой был обит лестничный проем. Она будто бы умела заговаривать ячмени. И действительно, посмотрит на глаз, пошепчет что-то — ячмень и проходит иногда на другой день, иногда через неделю.
И вот теперь тетя Броша сидела у раздевалки и плакала.
— Скажи, кто тебя обидел? — допытывался Миша.
Тетя Броша вытерла платком глаза:
— Тридцать лет прослужила, слова худого не слышала, а теперь дурой старой называть стали.
— Кто? Кто?
— Бог с ним! — Тетя Броша махнула рукой.
— При чем тут бог! — рассердился Миша. — Никто не имеет права оскорблять. Кто тебя обругал?
— Юра обругал, вот кто. Опоздал, а мне не велено пускать. Иди, говорю, к директору. А он мне — “старая дура”! А ведь хороших родителей… И маменька его здесь училась, когда гимназия была. Только, Мишенька, испуганно забормотала она, — никому, деточка, не рассказывай!
Миша схватил мел и, прыгая через три ступеньки, помчался в класс.
У доски маялся Митя Китов, по прозвищу “Кит”. Александра Сергеевна зловеще молчала. Кит при доказательстве равенства углов в равнобедренном треугольнике помножил квадрат гипотенузы на сумму квадратов катетов и уставился на доску, озадаченный результатом. Кит остался в седьмом классе на второй год и, наверное, останется на третий. На уроках он всегда дремлет или вырезает ножиком на парте, а на переменках клянчит у ребят завтраки. Клянчит не потому, что голоден, а потому, что великий обжора.
— Дальше! — Александра Сергеевна произнесла это тоном, говорящим, что дальше ничего хорошего не будет.
Кит умоляюще посмотрел на класс.
— На доску смотри, — сказала Александра Сергеевна.
Кит снова повернулся к классу своей толстой, беспомощной спиной и недоуменным хохолком на белобрысой макушке.
Александра Сергеевна прохаживалась между партами, зорко поглядывая на класс. Маленькая, худенькая, с высокой прической и длинным напудренным носом, она все замечала и не прощала никакой мелочи. Когда она отворачивалась, Зина Круглова быстро поднимала руку с растопыренными пальцами, показывая всему классу, сколько минут осталось до звонка. Зина, единственная в классе обладательница часов, сидела на первой парте.
Миша с возмущением посмотрел на Юру: “Задавала несчастный! Ходит с открытыми коленками, хочет показать, какой он закаленный. Воображает себя Печориным. Так и написал в анкете: “Хочу быть похожим на Печорина”. Сейчас, после урока, я тебе покажу Печорина!”
Миша вырвал из блокнота листочек бумаги и, прикрывая его ладонью, написал: “Юра обругал тетю Брошу дурой, Броша плачет, нужно обсудить”. В это время он смотрел на доску, и буквы разъехались вкривь и вкось.
Он придвинул записку Славе. Слава прочел и в знак согласия кивнул головой. Миша сложил листок, надписал: “Шуре Огурееву и Генке Петрову” — и перебросил на соседнюю парту.
Шурка-большой прочел, подумал и написал: “Лучше устроить показательный суд. Согласен быть прокурором”. Потом свернул и перекинул записку сестрам Некрасовым, но Александра Сергеевна, почувствовав сзади себя движение, быстро обернулась. Все сидели тихо, только Зина Круглова едва успела опустить руку с растопыренными пальцами.
— Круглова, к доске, — сказала Александра Сергеевна.
Кит побрел на место.
От сестер Некрасовых записка через Лелю Подволоцкую добралась до Генки. Он прочитал ее и написал внизу: “Отлупить как следует, чтобы помнил”.
Тем же путем записка вернулась к Мише. Он прочитал Шурин и Генкин ответы и показал Славе. Слава отрицательно мотнул головой. Миша придвинул записку к себе и начал на ней что-то писать, как вдруг Слава толкнул его под партой ногой. Миша не обратил внимания. Слава толкнул его опять, но было поздно. Александра Сергеевна протягивала руку к записке:
— Что ты пишешь?
Миша смял записку в кулаке и молча встал.
— Покажи, что у тебя в руке!
Миша молчал и не отрываясь смотрел на прибитые к стенам планки для диаграмм.
— Я тебя спрашиваю, — совсем тихо сказала Александра Сергеевна, — что ты писал на уроке? — Она заметила лежавшую под тетрадями книгу и взяла ее. — Это что еще такое? — Она громко прочла:
— “Руководство к истории, описанию и изображению ручного оружия с древнейших времен до начала девятнадцатого века”. Посторонние книги читаешь во время урока?
— Она просто лежала, я ее не читал, — попробовал оправдаться Миша.
— Записку ты тоже не писал? Постыдись! Староста, пионер, член учкома. Эту книгу ты получишь у директора, а пока оставь класс.
Ни на кого не глядя, Миша вышел.
55. КЛАССНОЕ СОБРАНИЕ
Он вышел из класса и сел на подоконник. В окне виднелись противоположная сторона Кривоарбатского переулка, два фонаря, уже зажженных, несмотря на ранний час, школьная площадка, занесенная снегом.