буквально взлетаю с кровати и лечу в сторону двери, запинаюсь в самом конце и падаю на Умарова, который на рефлексах оборачивается и ловит меня в свои сильные, жестокие руки.
– Ты что творишь?! – цедит зло.
– Я с тобой, к сыну… – выдыхаю, не моргая, сердце рвется, мчит к малышу, я уже мысленно там, посыпаю свою дурную голову пеплом.
Я так боялась, что Баграт узнает мою тайну, что сама того не ведая подвергла сына опасности.
– Ты на ногах едва стоишь, – выдает, прищурившись.
– Я – мать. Я умру, если не увижу Игната…
Сжимает зубы. Не нравится все это. Окидывает мою фигуру злым взглядом и ровно через один вдох я оказываюсь на руках у Умарова, который идет по коридорам больницы со мной наперевес, не обращая внимания на персонал, откровенно шарахающийся при виде нашей безумной парочки.
Наконец, до меня доходит, что рука болит и я, прижимая кровящую конечность к себе, сжимаюсь вся.
Наш разговор с Умаровым только начался, он не закончен.
Я понимаю это по витающему в воздухе напряжению, по тому, как натягиваются литые мышцы, как сжимают меня в тисках руки.
Мы выходим на улицу, сразу же от холода тело пробивает озноб, ветер и мелкий дождь заставляют вздрогнуть и клацнуть зубами, в то время как Умар цедит ругательства сквозь сжатые зубы, перед ним паркуется внедорожник, массивный, тонированный, и Баграт не церемонясь закидывает меня на заднее сиденье, в то время как сам командует водителю:
– Выйди.
Мужчина подчиняется без слов, а Умар садится на переднее сиденье и вдавливает педаль газа в пол…
Меня вжимает в сиденье, голова идет кругом, подкатывает тошнота.
Баграт показывает, что церемониться со мной не намерен, а мне и не нужно, пусть домчит меня до моего ребенка.
Тошнота накатывает, и я прикрываю глаза, считаю до десяти мысленно, затем иду от обратного, виски болят, но я сжимаю зубы.
Когда сознание проясняется, выдаю тихо, но Умар слышит:
– А как же врач?
– Карета скорой помощи уже едет.
– Хорошо.
Отвечаю еще тише. Тело пульсирует. Горит огнем. А изнутри меня съедают демоны. Если с Брошечкой что-то случится, если мой малыш пострадает…
Слезы обжигают глаза. Моя жизнь катится куда-то не туда с того самого момента, как на горизонте появился Умар…
Он вырвал с корнем все, что у меня было, взамен подарил целый мир, хрупкий, самый ценный, он дал мне ребенка.
И пусть я живу в аду, но я благодарна Умарову за это чудо…
Чудо, которое он попытается отнять, как только узнает правду…
Молоточки опять долбят по моим вискам, а я почему-то вспоминаю старую притчу про царя Соломона, когда к нему приносят младенца и две женщины спорят, чей это сын.
Настоящая мать жертвует всем, отдает свое дитя ради его спасения…
И когда слезы опять текут по щекам и сознание начинает ускользать, я почему-то понимаю ту женщину.
Сейчас. В эту самую секунду я готова на все, чтобы только спасти своего малыша.
Если бы Баграт отказался помогать, я бы призналась, что ребенок его, я бы все отдала…
Скрежет колес говорит о том, что пытка дорогой окончена, соскребаю себя с диванчика и смотрю в окно, замечаю у подъезда карету скорой помощи, которая отличается от всех тех, которые видела ранее.
Эта машина, скорее, похожа на реанимацию на колесах, иномарка, которая часто мелькает в западных фильмах.
Умаров быстро выходит из машины, а я дергаю ручку, чтобы последовать его примеру, дверь не поддается, паника накрывает.
Долблю кулаками в окно.
– Умар, пожалуйста! Выпусти меня! Выпусти! Дай пойти к сыну!
Я кричу и бьюсь в машине, замечаю, как Баграт застывает, его спина каменеет, и он, наконец, оборачивается ко мне…
В два шага подходит и открывает машину, от неожиданности вываливаюсь в руки мужчины, который опять вместе со мной разворачивается и идет в сторону дома, но мы не доходим.
В этот самый миг моего малыша выносят на носилках.
– Игнат… – вырывается рыданием, и я буквально выпрыгиваю из рук Баграта, забываю все. И про боль, и про тошноту, я бегу к нему босиком, тапки теряются где-то.
Ноги шлепают по лужам, и я добираюсь до носилок, вцепляюсь в ручку своего малыша.
– Брошечка моя, сыночек, – рыдаю и меня отрывают от малыша, вижу перед глазами лицо врача…
Его имя вылетает из памяти. Помню только, как Баграт называл его Айболитом…
– Успокойся, Надежда, мальчик спит, я забираю его под наблюдение…
– Доктор, он… что с ним?
– Сделаем анализы, критичного ничего не вижу. Дети до пяти лет часто реагируют судорогами на высокую температуру. У ребенка это первый случай или еще были? – задает вопрос, продолжает держать мой взгляд.
Врач сейчас меня возвращает из шока и ужаса, заставляет мыслить, отвечать.
– Нет. Судорог никогда не было. Это впервые…
– Хорошо, – спокойное собранное лицо врача заставляет и меня успокоиться.
Врач окидывает меня взглядом с головы до пят, явно цепляет руку с вырванным катетером, там уже синяк разливается.
Качает головой и кустистые брови сходятся на переносице.
– Надежда, садитесь в машину. Я не буду вас разделять. Помещу в одну палату при условии, что вы будете строго выполнять все мои указания и без фокусов, – косит взгляд на мою руку и скрюченные пальцы, которые сминают медицинский халат.
На мгновение теряю дар речи, опускаю веки и выдыхаю с благодарностью:
– Я… не доставлю вам проблем, все сделаю ради Игната…
Узковатые губы чуть приподнимаются в улыбке, а затем врач переводит взгляд мне за спину, явно играет в гляделки с Умаровым.
Наконец, отпускаю доктора, и опять смотрю на сына. Такой крохотный, маленький мой, смотрю на тоненькие кисти рук, цепляюсь взглядом за тёмные волосики.
– Наденька, – вылетает на улицу бабушка, кутается в шаль, а я перевожу взгляд на взлохмаченную пожилую женщину, ее прозрачные голубые глаза, наполненные отчаянием и тревогой, за ней появляется и Вениамин Игоревич. Как всегда молчаливый и собранный, только на этот раз у него сорочка застегнута наперекосяк и лицо бледное.
– Прости меня, старую, не досмотрела за малышом нашим, не досмотрела, – принимается с ходу причитать Татьяна Алексеевна, а у меня сердце сжимается, подлетаю к женщине и обнимаю ее крепко.
– Бабуль, не плачь, все обойдется. Ты ни в чем не виновата!
– Наденька… – выдает с надрывом и моргает, вроде только понимает, в каком виде я стою перед пожилой парой, которая приютила меня, приняла, как родных, меня и моего малыша, зная, что мой фиктивный муж не имеет со мной ничего общего.
– Что с тобой произошло, дочка? Почему в таком виде? – задает вопрос Вениамин Игоревич.
Не решаюсь с ответом. Не рассказывать же мне пожилой паре, что их внучок натравил на меня уголовников, которые чуть не пустили меня по кругу, ну и все остальное…
Дрожу вся, но на помощь неожиданно приходит Умаров. Мужчина делает шаг вперед, становится рядом со мной и выдает уверенно:
– Надежда Юрьевна попала в ДТП. Сейчас ей необходимо побыть под наблюдением врачей. Не волнуйтесь, жизням вашего внука и невестки ничего не грозит. Они в руках профессионалов высокого класса.
Бабушка с дедом смотрят в лицо Умарова с каким-то странным выражением. Он их подавляет своей уверенностью, умением управлять людьми. От Баграта веет властью, а от его слов – весомостью.
Спустя мгновение дед кивает, словно принимает во внимание сказанное, а затем неожиданно спрашивает:
– А с кем имеем честь общаться?
Прикрываю глаза на мгновение. Если Баграт сейчас скажет, что я выкупленная им вещь, подстилка – я умру на месте, растворюсь, не выдержу подобного, но Умар опять не добивает меня, а, наоборот, заставляет посмотреть на него с благодарностью.
– Я – генеральный директор корпорации, в которой работает Надежда Юрьевна, сегодня она представляла свой проект, который прошел настолько удачно, что руководящему составу захотелось посмотреть все на местах, так сказать, но погода сыграла злую шутку и машины попали в легкое ДТП. Пока мать и сын – оба должны побыть под наблюдением профессионалов и прийти в себя.
Бабушка кивает быстро-быстро.
– С Игнатушкой и Надей все ведь будет хорошо, правда? – почему-то адресует свой вопрос не врачу, а именно Умарову, на что мужчина утвердительно кивает:
– Конечно.
– Все. На дальнейшую дискуссию времени нет. Надежа. Прошу в карету