Читать интересную книгу Чума - Александр Мелихов

Дежурный в вытрезвителе снова был усат, одутловат и немногословен, можно сказать, философичен. Скрылся в крашенном масляной краской больничном коридоре, позвенел ключами, и - приближающееся Юркино бурчание действительно звучало пьяным мыком: с виду он был абсолютно трезв, но, судя по всему, считал такую речевую манеру в общении с милицией хорошим тоном. Нижняя губа его была раздута, как банан.

- Замолчи сейчас же! - прозвенела четкая и бледная, как мраморный барельеф, Аня, когда Юрка попытался своими мыканьями "А что такого?..", "Они тоже не имеют права!.." включиться в ее достойную просительную речь.

Оказалось, милиция поступила с ним совершенно бессовестно: полагалось, если уж бить, то потом отпускать, он специально ради этого их и оскорблял, а они подло сначала побили, а потом еще и протокол составили. В итоге пуделя отпустили без последствий, а о Юркином поведении сообщили в школу.

Скандал, однако, пошел ему на пользу - это вообще был его стиль: дойти до какого-то края и только там спохватиться, ринуться в новую жизнь. Добродетельную и осмысленную. На этот раз он вдруг решил поступать в престижную физматшколу, которую в свое время окончила Аня, обложился задачниками и за месяц рванул до неузнаваемости, прошел в верхней десятке при конкурсе один, как говорили, к пяти. У него и везде результаты являлись удивительно скоро: отправился на гимнастику - тут же разряд, двинул на футбол - тут же сборная... А потом словно накапливалась в нем какая-то кислота, духовная изжога: неизменно кислое выражение лица, скорбно опущенный правый уголок губ, потом выходка за выходкой до какой-то их критической массы, чтоб было из-за чего ужаснуться и лишь тогда схватиться за ум. Не раньше. Схватиться за какое-то новое дело, чтобы обрести столь же стремительные и кратковременные успехи.

Однако из физматшколы он вернулся кислым в первый же день - одни тихони, маменькины сынки... Правда, пяток нормальных чуваков он вроде бы присмотрел. И что восхитительно - всех пятерых выгнали еще в первой четверти, Юрка не ошибся ни в едином случае - разбирается в людях, с долей отцовской гордости думал Витя, по-прежнему в глубине души убежденный, что рано или поздно все будет хорошо.

Он верил в это так же твердо, как теперь знал, что рано или поздно все будет хуже некуда.

Хоть бы уж только поскорей, что ли...

Когда знаешь конец, всегда высмотришь в прошлом тысячу предзнаменований. Которые в ту пору не только казались, но и были рядовыми эпизодами. И лишь конец - делу венец - все подряд обращает в предвестья: странные знакомства, разговоры недомолвками по телефону или в дверях - но у мальчишек ведь всегда имеются секреты от взрослых: замок Иф какой-нибудь, стыренные на толчке радиодетали... Поэтому и первый звонок в тот вечер ничего не предвещал, Витя спокойно пошел отворять, но Юрка его опередил. За дверью стоял некто волосато-прыщавый, за ним маячили безмятежные кудри Быстрова-гармониста.

- Сема, друган! - Вите, правда, и тогда была неприятна эта Юркина нежность бог знает к кому. Но нынешней ненависти ко всяческой нечисти не было: он еще не понимал, что она предвещает.

- Ну ладно, тихо, - буркнул Сема, подозрительно глянув на Витю и сделав движение головой, которое при снисходительном рассмотрении можно было принять за приветствие.

Юрка сунул ноги в кроссовки, ввинтился в свитер и был таков. Но гости его продолжали тянуться вереницей - от несмышленыша с соской в беззубом ротике до укрывшегося в диком волосе верзилы. Хорошо еще, Юрка приучил их после десяти не звонить, а побрякивать дверной ручкой: Аня ложилась рано, чтобы с утра приготовить для Вити горячий завтрак.

И все-таки какой-то наглец позвонил, да еще дважды, с расстановкой. Витя в негодовании распахнул дверь, намереваясь наконец высказаться, - за дверью стояли двое, совсем взрослые, в усах и... почему-то в милицейской форме. Юрий такой-то здесь живет? А вы кто ему будете? А вы бы не могли пройти с нами?

Витя смотрел на них, и выражение негодующего достоинства медленно трансформировалось в заискивающее. Он бы вообще бросился им в ноги, если бы не мгновенно возникшая уверенность, что все это происходит во сне.

Призрак дээндэшки располагался неподалеку, на первом этаже, в почти такой же квартире, как у Вити с Аней, только обклеенной нравоучительными плакатами, поэтому Витя первым делом ринулся в комнату мальчишек...

Обрюзгший косматый субъект лет сорока мрачным взглядом следил за прохаживающимся перед ним усатым лейтенантом, попадавшимся Вите и наяву. У стенки напротив Вите привиделась жалкая бабешка, беспрерывно промокавшая тыльной стороной кроваво-пятнистой ладони раздувшуюся верхнюю губу, каждый раз проверяя, не посветлел ли отпечаток.

- Значит, вы пили вдвоем? - уточняло усатое видение.

- А тебе завидно, что тебя не позвали?

Фантом лейтенанта приостановился, но ограничился совершенно детской мерой: с наслаждением дал щелчка в надежно защищенный космами лоб второго видения.

В призраке другой комнаты сидел призрак дамочки, ослеплявшей блеском золота на пальцах, в ушах, во рту. Он безутешно рыдал, пытаясь справиться с последствиями крошечным кружевным платочком. От ее носика и размытого накрашенного рта к платочку тянулась серебристая паутина прозрачнейших пленок и жгутиков: научно-популярный фильм "Ремесло стеклодува".

Призрак Юрки содержался в той комнате, которая в Витином доме была бы кухней.

Он сидел, откинувшись на диване, глаза безумно сверкали на бледной, как сыворотка, физиономии. В свитер его грязь была втерта так, словно его метров двести тащили по земле. На столе лежал прозрачный полиэтиленовый мешок, на дне и слипшихся стенках которого стыли какие-то желтоватые сопли.

- Вот, пожалуйста, клей "Момент", - дружески обратился к Вите новый лейтенант. - А нам с вами ботинки нечем заклеить. Их трое было на площадке, но двое через чердак рванули, а этот лежал жмуриком.

От призрака Юрки призраки милиционеров требовали одного: назвать своих партнеров, и дело будет предано забвению: никаких протоколов, никаких сообщений ни в школу, ни папе с мамой по месту работы. ("Вон у тебя какие родители хорошие, а ты клеем дышишь, как гопник! Здоровые ведь уже парни, взяли бы бутылочку...")

Однако Юрка твердил не вполне еще твердым языком, что видел своих партнеров впервые в жизни.

- Они тебя бросили, а ты их выгораживаешь? - как последнего дурня спросил его лейтенант.

- А что им, меня на себе тащить, когда уже менты... когда милиционеры поднимаются?

- "Менты"... Гляди, какой бывалый!

За "ментов" Витя еще раз врезал бы сыночку по сывороточной роже, но во сне не стоило лезть вон из кожи.

В сновидении пошли в ход всякие страшные слова: принудительное лечение, спецпэтэу, колония, штраф на родителей (этим Витю можно было испугать меньше всего), сообщение на работу...

Витя был наслышан и о принудительном лечении, где случайно залетевшие мальчишки заводят тесные связи с матерыми наркоманами, и о спецпэтэу, где новичков спускают в тумбочках по лестнице с пятого этажа, а при Юркиной склонности нигде не быть последним человеком - либо он прирежет, либо его прирежут... Поэтому Витя с магнетизирующей требовательностью посмотрел на тень Юрки (на такой риск нельзя идти даже во сне), но та принялась истерически колошматить себя в грудь и нетвердым языком, с завываниями выкликать, что лучше он пойдет в колонию, чем будет жить, зная, что он вломил...

Этот термин тоже не укрылся от внимания допрашивающих - они понимающе усмехнулись.

- Ты еще строишь из себя Зою Космодемьянскую!.. - заорал Витя (несколько даже утрируя свое бешенство, чтобы подладиться к видениям блюстителей порядка - и подладился).

- Не Зою Космодемьянскую, а Леню Голикова, - юмористически поправил фантом лейтенанта и прибавил строго: - Ты что, герой нашего времени?

- Нет, - потупился призрак Юрки.

Вите ужасно захотелось сообщить, что Юрка уходил вместе с улизнувшим Быстровым, но, разумеется, он не мог себе такого позволить даже во сне. И при всей своей перепуганной обалделости он ощутил глубинную гордость, что Юрка сохранил верность своим отвратительным друзьям.

Многажды повторенное слово "контроль" в конце концов раскрыло сердца милиционеров ("сознательности" они знали цену), и дело до следующего раза было предано забвению, а Витя наконец поверил, что все происходило наяву.

- Здоровски ты, папа, умеешь отмазываться, - робко, но не без восхищения сказал Юрка, когда они вышли во тьму.

Витя смолчал, чтобы не сорваться на членовредительство (каким ребенком он еще был в ту пору!).

- Но ведь все же хорошо кончилось?..

- Хорошо?!. А унижения мои?!. - Витя наконец сорвался на оплеуху, но Юрка был начеку. - А то, что ты занимался этой гадостью?!.

- Но интересно же попробовать!.. Ты говоришь - унижения... да перед ментами не такие, как ты, слюнтявку гонят - и то не считается унижение - это как охота, кто кого перехитрит. Ты еще скажи спасибо, что к Корзуну в отделение не повинтили - у него никто не отмажется! - В Юркином голосе послышалось почтение. - Даже ты. Если, может, потренируешься...