Читать интересную книгу Весь Хайнлайн. Дорога доблести - Роберт Хайнлайн

Внезапно я подскочил и крикнул, чтобы он остановился.

Надо вам сказать, что я физически не могу заблудиться. Если угодно, можно назвать это экстрасенсорным свойством. Мама же говорила, что у ее сынишки есть «шишка направления». Как ни называйте, а я только в шесть или семь лет узнал, что есть люди, которые могут заблудиться. Я же всегда знаю, где север, в каком направлении лежит место, с которого я отправился в путь, и как далеко я от него нахожусь. Я могу вернуться туда точно по прямой, а могу и по собственным следам, даже в темноте или в джунглях. Именно по этой причине меня столько раз производили в капралы и даже поручали обязанности сержанта. Патрули, которыми я командовал, всегда возвращались обратно, кроме убитых, конечно. Городским ребятам, которым джунгли не пришлись по душе, это весьма импонировало.

А закричал я потому, что таксист повернул направо вместо того, чтобы свернуть налево, и уже готовился к новому повороту, дабы вернуться на круги своя.

Такси продолжало набирать скорость.

Я снова заорал. Таксист же, казалось, напрочь забыл английский.

Однако несколько позже ему все же пришлось остановиться из-за дорожной пробки. Я вышел из машины, таксист также выскочил из нее и стал что-то визгливо кричать на кантонском диалекте, указывая при этом на счетчик. Вокруг нас собралась толпа китайцев, которая все время росла, причем китайчата уже начали хватать меня за одежду. Я крепко придерживал деньги рукой, но очень обрадовался, увидев полицейского. Я позвал его, и мне удалось привлечь его внимание.

Полицейский протолкался сквозь толпу, помахивая внушительной дубинкой. Это был индус. Я спросил его: «Говоришь по-английски?»

— Еще бы. И даже понимаю по-американски.

Я изложил ему обстоятельства дела и пояснил, что таксист посадил меня у Чанг-Эли, а потом гонял машину по кругу.

Коп кивнул и заговорил с таксистом на каком-то третьем языке, похоже, на малайском. Потом коп сказал:

— Он не знает английского. Думал, вы велели ехать в Джохор.

Мост, ведущий в Джохор, лежит совсем в другом направлении, чем причал, но тоже еще на территории острова Сингапур. Я с раздражением буркнул:

— Черта с два он не понимает по-английски!

Коп пожал плечами:

— Вы его наняли и, значит, должны оплатить по счетчику. Потом я объясню ему, куда надо ехать, и мы договоримся о цене.

— Да я скорее отправлюсь в ад!

— Вполне возможно. Расстояние до него очень небольшое, особенно в этих кварталах. Думаю, вам все же лучше заплатить. Время простоя бежит быстро.

Иногда приходит час, когда человек должен встать на защиту своих принципов, чтобы потом, бреясь, он мог не стыдиться собственного взгляда. Я побрился еще утром, а потому уплатил восемнадцать с половиной сингапурских долларов за то, что потерял час времени и оказался дальше от места назначения, чем был, когда садился в машину. Таксист требовал еще чаевых, но коп приказал ему заткнуться и ушел вместе со мной.

Обеими руками я держался за карманы с деньгами, документами и с тотализаторным билетом, который я положил к документам. Но моя авторучка исчезла, равно как и носовой платок и ронсоновская зажигалка. Когда же я почувствовал, что чьи-то невидимые пальцы ощупывают браслетку часов, я поспешил согласиться на предложение полицейского, рекомендовавшего мне услуги своего двоюродного брата — человека честного, который отвезет меня к причалу за условленную и умеренную плату. «Брат» оказался под рукой, и через полчаса я уже был на борту своего судна. Нет, никогда не забуду Сингапура — уж больно тут набираешься опыта.

Глава 2

Двумя месяцами позже я оказался на Французской Ривьере. Департамент Доброй Волшебницы присматривал за мной на всем пути через Индийский океан, Красное море и далее вплоть до Неаполя. Все это время я вел здоровый образ жизни, каждое утро делал зарядку и загорал, после обеда спал, а вечерами играл в покер. К тому времени, когда мы добрались до Италии, я уже был обладателем великолепного загара и кругленькой суммы.

В самом начале плавания один из игроков спустил все наличные и решил поставить на кон свои билеты Ирландского тотализатора. После непродолжительного спора билеты превратились в валюту, где каждый билет соответствовал двум американским долларам. К концу путешествия у меня оказалось 53 билета.

Перелет из Неаполя во Франкфурт занял всего несколько часов, но за это время департамент Доброй Волшебницы успел передать меня в ведение департаментов Путаницы и Издевательства.

Прежде чем отправиться в Гейдельберг, я завернул в Висбаден, чтобы повидать матушку, отчима и ребятишек, и тут узнал, что они только накануне выехали в Штаты, направляясь на базу ВВС Элмендорф на Аляске.

Тогда я поехал в Гейдельберг и с ходу стал знакомиться с городом, не подозревая, что шлейф невезения уже тащится за мной. Чудесный городок — прекраснейший замок, отличное пиво и крупнотелые девы с румяными щеками и с фигурами, похожими на бутылки кока-колы, в общем, все говорило, что это местечко, как никакое другое, подходит для получения ученой степени. Я даже начал прицениваться к жилью и познакомился с молодым фрицем в студенческой шапочке и с дуэльными шрамами на лице, не менее страшными, чем мой. Казалось, все шло путем.

Свои планы я обсудил с первым сержантом, который отвечал за дембель.

Он покачал головой:

— Эх ты, бедолага!

Почему? Да потому, что Гордону не полагалось никаких ветеранских привилегий. Оказалось — я вовсе и не ветеран. И шрам мой ничего не стоил, и то, что я укокошил людей в стычках больше, чем их можно загнать в… а, неважно куда! Оказывается, эта война вовсе не являлась войной, и Конгресс до сих пор не принял закона, предоставляющего «военным советникам» льготы для получения образования.

Думаю, виноват я сам. Просто всю жизнь слышал о ветеранских привилегиях… Господи, да я сам сидел на одной скамейке в химической лаборатории с парнем, который собирался окончить колледж с их помощью.

Сержант отечески напутствовал меня:

— Не пыли, сынок. Езжай домой, поступи на работу и обожди годик. Не иначе как они примут закон и придадут ему обратную силу, это уж точно. А ты еще молодой.

Вот я и оказался на Ривьере, в штатском, задумав надышаться воздухом Европы, пока не пришло время закругляться и возвращаться домой. Гейдельберг накрылся… Мое жалованье, вернее, тот остаток, что я не успел спустить в джунглях, плюс деньги за неиспользованный отпуск, плюс выигрыш в покер составляли сумму, которой хватило бы на первый год учебы в университете. А вот до получения степени эти деньги никак нельзя было растянуть. Я ведь рассчитывал, что буду жить на ветеранские дотации, а наличность послужит своего рода страховкой.

Мой пересмотренный план был ясен. Попасть домой, во всяком случае до начала учебного года. Наличные денежки разойдутся на оплату жилья и пансиона у тетки с дядей, следующее лето где-нибудь подработать и вообще держать нос по ветру. Опасность попасть в армию мне больше не угрожала, так что способы одолеть последний курс колледжа должны были подвернуться, хотя стать герром доктором мне уже не светило.

Колледж, однако, открывался только осенью, а сейчас было лишь начало весны. Поэтому я решительно настроился на знакомство с Европой, прежде чем приложить зубы к граниту науки. Другого такого случая могло и не подвернуться.

Была и еще одна причина, чтобы отложить отъезд, — те самые билеты. Подходило время жеребьевки лошадей. Ирландский тотализатор начинается как лотерея. Сначала продаются билеты в количестве, достаточном, чтобы обклеить ими Центральный вокзал в Нью-Йорке. Ирландские больницы получают 25 процентов выручки, так что они единственные, кто выигрывает наверняка. Незадолго до скачек начинается жеребьевка. Лошадей два десятка. Если твой билет не выиграл лошади, то цена ему, как листу оберточной бумаги (хотя какие-то утешительные призы есть и для этой категории). Если ты «получил» лошадь, это еще не значит, что ты выиграл. Некоторые из этих лошадей, может, и до старта не доберутся, а из тех, что выйдут на старт, большая часть приплетется в хвосте. Тем не менее любой билет, выигравший лошадь, даже если она, по общему мнению, способна только доковылять до стойла, теперь приобретает на весь период между жеребьевкой и скачками цену в несколько тысяч долларов. Сколько именно тысяч — это уж зависит от рейтинга лошади. Но цены высоки, ведь и самая плохая лошадь, как известно, чудом может прийти первой.

У меня было 53 билета. Если хоть один из них выиграет лошадь, я получу столько, что мне хватит на Гейдельберг. И я остался до жеребьевки.

Европа — дешевое местечко. Молодежное общежитие — роскошь для парня, вернувшегося из «райских» кущ Юго-Восточной Азии. Даже Французская Ривьера не так уж недоступна, ежели найти к ней правильный подход. Я не стал снимать апартаменты на La Promenande des Anglais[39], а снял крошечную комнатку четырьмя этажами выше и двумя километрами дальше набережной, да еще с общими «удобствами». Конечно, в Ницце есть роскошные клубы, но их вовсе не обязательно посещать, поскольку на пляжах стриптиз ничуть не хуже, чем в клубе, да еще бесплатно. Я не понимал этого высокого искусства до тех пор, пока не увидел, как юная француженка снимает платье и натягивает бикини на глазах у обывателей, туристов, жандармов и собак (не говоря уж обо мне), и все это никак не нарушает снисходительных французских норм относительно «неприличного обнажения». Ну разве что чуть-чуть нарушает.