Читать интересную книгу Игра Джералда - Стивен Кинг

Глава 15

Она осталась со своим отцом одна в Сансет-Трэйлс днем 20 июля 1963 года по двум причинам. Одна была прикрытием для другой. Прикрытие заключалось в том, что она будто бы все еще немного боится миссис Жилетт, хотя прошло уже пять лет (а то и все шесть) после инцидента с печеньем. Настоящая причина была проста и незатейлива: она хотела побыть наедине со своим отцом.

У матери были какие-то подозрения, однако муж и десятилетняя дочка манипулировали ею, как шахматной фигурой, и, хотя ей это не нравилось, делать было нечего. Джесси сначала пошла к папе. Ей оставалось всего четыре месяца до одиннадцати лет, но ум у нее уже был не детский. И подозрения Салли Мэхаут имели основания:

Джесси приступила к осуществлению хорошо продуманной интриги, которая должна была позволить ей провести день затмения с отцом. Позже Джесси поймет, что это еще одна причина держать рот на замке по поводу того, что произошло в тот день, потому что найдутся и такие – ее мать первая, – которые скажут, что у нее нет права жаловаться, ведь она получила то, что заслужила.

В день накануне затмения Джесси нашла отца на веранде; он читал книгу «Пути мужества», а его жена, сын и старшая дочь ушли купаться вниз, на озеро. Том улыбнулся, когда она села рядом, и Джесси тоже улыбнулась. Готовясь к этой встрече, она покрасила губы помадой «Юм-Юм с мятой», – подарок от Мэдди к дню рождения. Джесси помада сначала не понравилась – какой-то детский оттенок и вкус, как у пепсодента, но папа сказал, что она красивая, и это разом обратило помаду в самый драгоценный из ее немногих косметических ресурсов, нечто особенное, что можно использовать только в чрезвычайных ситуациях.

Отец внимательно ее выслушал, однако даже не пытался скрыть выражение удивления и скептицизма в глазах.

– Ты что, действительно хочешь сказать, что до сих пор боишься Адриэн Жилетт? – спросил он, когда она закончила пересказ всем известной истории о том, как миссис Жилетт ударила ее по руке, когда она потянулась за последним куском торта. – Но это было.., я не помню точно, однако я тогда еще работал у Даннингера, значит, это случилось до пятьдесят девятого года. И спустя столько лет ты еще боишься? Прямо по Фрейду, моя дорогая!

– Ну-у-у, зна-а-аешь.., немного. – Она расширила глаза, пытаясь намекнуть, что мало говорит, но многое имеет в виду. На самом деле Джесси даже не знала, боится ли она старой Тьфу-Тьфу или нет, однако всегда считала миссис Жилетт нудной старой каргой, и ей вовсе не хотелось встречать, может быть, единственное в жизни полное солнечное затмение в ее компании, тем более что вполне могла организовать дело так, чтобы встретить затмение с отцом, которого обожала.

Джесси оценила этот скептицизм и отметила, что он был дружественным, возможно, даже несколько конспиративным. Она улыбнулась и добавила:

– Но я также хочу побыть с тобой. Он поднял ее ладонь к губам и поцеловал пальчики, как настоящий парижанин. В тот день он не брился – он часто не брился, когда был за городом, – и прикосновение грубой щетины отозвалось мурашками на коже ее рук и спины.

– Comme tu es douce, – сказал он. – Ма jolie demoiselle. Je t'aime «Какая ты нежная, моя дорогая мадемуазель. Я тебя люблю (фр.)».

Она захихикала, не понимая его корявого французского, но внезапно поняв, что все получится именно так, как она хочет.

– Это будет прекрасно. – сказала она счастливо, – только мы вдвоем. Я могу приготовить ранний ужин, и ты съешь его прямо тут, на веранде.

Он усмехнулся:

– Eclipse Burgers a deux «Гамбургеры для двоих? (фр.)»?

Она кивнула, засмеялась и в восторге захлопала в ладоши.

Потом отец сказал нечто странное, поразившее ее, потому что он не был человеком, который обращает особое внимание на одежду и моду:

– А ты могла бы надеть твое чудное новое летнее платье.

– Конечно, если ты хочешь, – сказала она, хотя она уже решила про себя, что попросит маму поменять это летнее платье. Вообще-то оно довольно красивое, но слишком тесное. Мама заказала его у «Сирс», руководствуясь в основном интуицией и надеждой, что если прибавить на авось один размер к прошлогоднему, то платье будет в самый раз. На самом деле она росла, особенно в некоторых местах, гораздо быстрее… Но если папе оно нравится, то она наденет его.

Отец проявил живую заинтересованность и подтолкнул дело сам. Начал тем же вечером, предложив жене после обеда (с парой бокалов красного вина), чтобы Джесси исключили из группы, которая завтра будет наблюдать затмение с горы Вашингтон. Большинство соседей по коттеджам ехали туда: сразу же после Дня поминовения они стали собираться и обсуждать вопрос о том, где и как лучше наблюдать грядущее природное явление (это была обычная летняя болтовня за коктейлями), и они даже присвоили себе название:

«Даркскорские почитатели солнца». Эти почитатели солнца арендовали один из мини-автобусов районной школы, чтобы совершить на нем поездку на вершину одной из самых высоких гор Нью-Гэмпшира, оборудованную специальными кабинами с солнечными очками и биноклями, отражателями и кинокамерами со светофильтрами.., и шампанским, разумеется. Для матери и сестры Джесси все это соответствовало определению самого тонкого и изощренного удовольствия. А Джесси находила все это довольно скучным.., и это еще до того, как в компанию была включена Тьфу-Тьфу.

Она вышла на веранду после ужина вечером 19-го будто бы почитать книгу С. Льюиса «Молчащая планета». Ее истинное намерение было в значительной степени менее интеллектуальное: послушать, как отец станет излагать свои – а точнее, их – планы и, если понадобится, помочь ему. Уже давно они с Мэдди знали об особых акустических свойствах комбинации гостиной и столовой в летнем коттедже, что, вероятно, объяснялось высокими потолками. Джесси предполагала, что даже Уилл знает о том, как передается звук из комнат на веранду. Видимо, только родители не ведали, что комнаты отлично прослушиваются, и большинство важнейших решений, которые они принимали, потягивая послеобеденный коньяк или кофе, были известны (по крайней мере их дочерям) задолго до того, когда поступят соответствующие распоряжения.

Джесси заметила, что держит Льюиса вверх ногами, и поспешила исправить положение, прежде чем Мэдди подойдет и подтолкнет ее в бок со смехом. Она чувствовала за собой некоторую вину, потому что эта молчаливая поддержка более походила на простое подслушивание, однако не настолько уж она виновата, чтобы остановиться. В конце концов не под кроватью же она прячется, она сидит себе тут на виду под яркими лучами заходящего солнца. Джесси смотрела пустыми глазами в книгу и размышляла о том, бывают ли затмения на Марсе, а если бывают, то есть ли там марсиане, которые могли бы эти затмения наблюдать. В принципе, если ее родители полагают, что их никто не слышит, когда они сидят там и болтают, разве это ее вина? И что же, следует пойти и сказать им об этом?

– Я так не думаю, – промурлыкала она голосом Элизабет Тэйлор из «Кошки на раскаленной крыше» и затем сложила руки с усмешкой Моны-Лизы. Джесси рассчитала, что в данное время может также не опасаться вмешательства старшей сестры: она слышала, как Уилл и Мэдди вполне добродушно болтают за какой-то игрой внизу.

– Я не думаю, что девочка что-то потеряет, если останется тут завтра со мной, – непринужденно говорил в это время в комнате отец.

– Конечно, – отвечала мать Джесси, – однако она то же самое увидит, только лучше, если поедет со всеми вместе, не правда ли? Она совсем стала папиной дочкой.

– На той неделе Джесси ездила с тобой и Уиллом в кукольный театр. Помнишь, ты рассказала мне, что, когда отошла за покупками, она осталась с Уиллом и даже купила ему мороженое по собственной инициативе?

– Ну, для нашей Джесси это не было самопожертвованием. – возразила Салли несколько мрачно.

– Что ты имеешь в виду?

– Я хочу сказать, что она поехала в кукольный театр потому, что хотела туда поехать, и позаботилась об Уилле тоже потому, что сама хотела мороженого!

– А почему, – спросил отец, – тебя это так беспокоит? Это же было не во вред другим! Она развивает социальное семейное сознание, понимаешь, милая? Нельзя же ее за это наказывать!

– Не дави на меня. Том. Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю.

Тут мрачность матери уступила более привычному тону, безнадежности. Этот тон как бы вопрошал: разве вы можете понять то, о чем я говорю? Особенно ты, ведь ты мужчина…

За последние годы Джесси улавливала эту интонацию все чаще. Она понимала, что, вероятно, это объясняется тем, что она сама растет и слышит и видит все больше, однако, несомненно, и тон этот появлялся у матери все чаще. Джесси никак не могла понять, отчего отцовская логика вызывает у матери такую реакцию.

– Нет. На этот раз не понимаю, дорогая. Это ведь наш летний отпуск, не правда ли? А я всегда считал, что, когда люди отдыхают, они могут делать то, что хотят, и проводить время с теми, с кем хотят. При условии, что это не во вред другим. По-моему, так.