Читать интересную книгу Шпион, пришедший с холода - Джон Ле Карре

– Но я полагал, что мы продолжим путь еще восточнее.

– Так и будет. Но сначала мы проведем пару дней здесь. Мы подумали, что надо дать шанс и немцам побеседовать с вами.

– Понятно.

– В конце концов, большая часть вашей работы была связана именно с Германией. Я уже передал им копию ваших прежних показаний.

– И они попросили о встрече со мной?

– Конечно. У них же никогда не было никого и близко похожего на вас. Человека, столь хорошо… Столь прекрасно осведомленного. Мое руководство согласилось, что мы обязаны дать им шанс лично допросить вас.

– А потом? Куда мы отправимся из Германии?

– Дальше на восток.

– С кем я встречусь здесь?

– А для вас это имеет значение?

– Не слишком большое. Просто я знаю большинство людей из Абтайлунга по именам, и мне стало любопытно.

– А кого бы вы ожидали увидеть?

– Фидлера, – мгновенно ответил Лимас, – заместителя начальника службы безопасности. Правую руку Мундта. Все важные допросы он проводит лично. Та еще сволочь.

– За что вы его так?

– Это злобный маленький садист. Я о нем наслышан. Однажды к нему на допрос попал агент Питера Гиллама, так он чуть не убил его собственными руками.

Лимасу действительно было многое известно о Фидлере. От фотографии в досье до подробностей показаний его бывших подчиненных. Невысокий, худощавый, аккуратный мужчина с гладким лицом – еще достаточно молодой. Темные волосы, светло-карие глаза. Умный и жестокий, как и сказал Лимас. При хрупком сложении он обладал въедливым умом и цепкой памятью и производил впечатление человека, лишенного каких-либо личных амбиций, но получавшего наслаждение, уничтожая карьеры и амбиции других людей. Фидлер был редкой фигурой для Абтайлунга – он не участвовал ни в каких внутренних интригах и казался полностью удовлетворенным ролью тени Мундта без всяких перспектив повышения. Его невозможно было причислить ни к одной из сформировавшихся клик. Даже те, кто тесно сотрудничал с ним в Абтайлунге, не смогли бы точно определить его подлинное место в иерархии этого силового ведомства. Фидлер оставался одиночкой: его боялись, его не любили, ему не доверяли. Если у него и существовали какие-то тайные мотивы или мнения, он надежно прятал их под маской вечного разрушительного сарказма.

«Мы делаем основную ставку на Фидлера», – объяснял Шеф. Они тогда ужинали втроем – Лимас, Шеф и Питер Гиллам – в том жутком доме в Суррее, похожем на сказочное жилище семи гномов, где Шеф обитал вместе со своей кнопкой-женой среди множества индийских столиков с резными медными столешницами.

«Фидлер – это покорный с виду служитель у алтаря, помощник верховного жреца, который однажды с удовольствием всадит тому нож в спину. Он – единственный человек, способный тягаться с Мундтом во всем, – Гиллам при этом понимающе кивнул, – и Мундт ненавидит его за это. Кроме того, Фидлер – еврей, а Мундт… Скажем так, нечто полностью противоположное. Взрывоопасная смесь. Нашей задачей было, – продолжал он, указывая на себя и Гиллама, – вручить Фидлеру оружие, способное уничтожить Мундта. Ваша миссия, мой дорогой Лимас, будет заключаться в том, чтобы убедить его пустить это оружие в ход. Не напрямую, конечно, поскольку вам едва ли доведется когда-нибудь лично с ним встретиться, на что я по крайней мере от всей души надеюсь».

Они дружно посмеялись тогда. Им всем это показалось хорошей шуткой. Разумеется, если иметь в виду специфическое чувство юмора Шефа.

Уже, должно быть, перевалило за полночь. Какое-то время они тряслись по проселочной дороге, проходившей то через лес, то полями. Потом остановились, «де-ка-вэ» припарковался рядом. Когда они с Петерсом выходили наружу, Лимас заметил, что во второй машине теперь ехали трое. Двое уже выбирались из нее, а третий, сидевший сзади, остался на месте, просматривая какие-то бумаги при свете лампочки в салоне, – худощавая фигура, почти полностью скрытая в тени.

Для стоянки было выбрано место рядом с заброшенной конюшней. В тридцати ярдах дальше виднелась еще одна постройка. При свете фар Лимас различил приземистый фермерский дом из бревен и беленого кирпича. Взошла полная луна. Она сияла так ярко, что поросшие лесом холмы в отдалении четко вырисовывались на фоне бледного ночного неба. Они пошли к дому – Петерс и Лимас впереди, двое других мужчин чуть отстали. Третий человек, приехавший с ними, по-прежнему оставался в машине и читал.

Рядом с дверью Петерс задержался, чтобы дождаться своих коллег. У одного из них в левой руке появилась связка ключей, и, пока он искал нужный, второй отступил чуть в сторону, держа руки в карманах, прикрывая товарища.

– Как я посмотрю, они ничего не оставляют на волю случая, – заметил Лимас, обращаясь к Петерсу. – Интересно, что они обо мне думают? За кого принимают?

– Им платят не за то, чтобы они думали, – ответил Петерс и, повернувшись к одному из них, спросил по-немецки: – Он придет или нет?

Немец пожал плечами и посмотрел в сторону машины.

– Придет, – сказал он. – Ему нравится появляться последним.

Они вошли в сопровождении одного из охранников. Внутри дом напоминал скорее частично обновленную охотничью хижину. Маломощная бледная лампочка под потолком давала тусклое освещение. Кругом царил дух запустения, из углов несло плесенью, словно домом давно никто не пользовался. Там и здесь были видны свидетельства его принадлежности государственной организации – схема эвакуации на случай пожара и размещения средств борьбы с огнем, казенная зеленая краска на дверях, тяжелые пружинные замки, а во вполне комфортабельной гостиной тяжелая темная мебель, уже сильно поцарапанная, соседствовала с неизбежными портретами советских вождей. Для Лимаса все это лишь служило подтверждением принадлежности Абтайлунга к неповоротливой бюрократической машине. Впрочем, разве нельзя было сказать того же и о Цирке?

Петерс сел, Лимас последовал его примеру. Прождав еще десять минут или даже немного дольше, Петерс обратился к одному из двух мужчин, продолжавших стоять, неловко переминаясь с ноги на ногу, у противоположной стены комнаты:

– Пойдите и напомните ему, что мы ждем. И найдите нам еды, мы голодны. – Когда один из охранников уже выходил, он добавил: – И виски, прикажите им принести для нас виски и стаканы.

Мужчина в ответ сделал неопределенный, но откровенно не слишком дружественный жест рукой и вышел, оставив дверь за собой открытой.

– Вам доводилось бывать здесь раньше? – спросил Лимас.

– Да, – кивнул Петерс, – несколько раз.

– Зачем?

– Со схожими целями. Не совсем аналогичными, но по работе.

– С Фидлером?

– Да.

– Он хороший профессионал?

Петерс пожал плечами.

– Для еврея не так уж плох, – ответил он, но в этот момент Лимас услышал звуки из прихожей, повернулся и увидел в дверях Фидлера. В одной руке он держал бутылку виски, в другой – стаканы и какую-то минеральную воду. Ростом был не выше пяти футов шести дюймов. На нем был темно-синий однобортный костюм, причем пиджак был длиннее, чем следовало. Выглядел он довольно ухоженным, но все равно слегка напоминал какого-то лоснящегося зверька, а его глаза действительно имели светло-карий оттенок. Фидлер посмотрел сначала не на них, а на охранника, стоявшего рядом с дверью.

– Можете тоже идти, – сказал он с легким саксонским акцентом. – Отправляйтесь и передайте своему напарнику, чтобы принес нам еды.

– Я уже попросил об этом, – пожаловался Петерс. – Они знают, что нам нужно, но пока ничего не принесли.

– О, это настоящие снобы, – иронично заметил Фидлер по-английски. – Они считают, что кормить нас – обязанность прислуги.

Всю войну Фидлер провел в Канаде. Лимас читал об этом в его личном деле, и акцент стал дополнительным напоминанием. Его родители были еврейскими беженцами из Германии, марксистами, и только в 1946 году семья вернулась домой, горя желанием любой ценой принять участие в строительстве нового немецкого государства по сталинскому образцу.

– Привет, – Фидлер обратился к Лимасу, как к старому знакомому, – рад вас видеть.

– Привет, Фидлер.

– Вот вы и оказались в конце пути.

– Что за чушь вы несете? – тут же вскинулся Лимас.

– Я всего лишь имею в виду, что вопреки любым обещаниям Петерса дальше на восток вы не отправитесь. Уж извините, – он произнес эту фразу с откровенным удовольствием.

Лимас повернулся к Петерсу.

– Это правда? – его голос дрожал от гнева. – Это правда? Отвечайте!

Петерс кивнул.

– Да. Я всего лишь исполнял роль посредника. Нам пришлось прибегнуть к такому способу. Простите, – счел необходимым добавить он.

– Но почему?

– Форс-мажор, – ответил за него Фидлер. – Ваш первый допрос должен был состояться на Западе, где только посольство могло обеспечить необходимые для этого условия. У Германской Демократической Республики нет посольств на Западе. Пока нет. И потому наши союзники согласились предоставить нам свои помещения, средства связи и иммунитет, которыми не обладаем сейчас мы сами.