— Вы собираетесь отослать меня домой? — снова обессиленно спросила Магда.
Он ответил холодным спокойным тоном:
— Я желаю получить объяснение. Бог свидетель, не твоя вина в том, что ты так уродлива. Но отослав мне чужой портрет, ваша семья совершила по отношению ко мне продуманный и жестокий акт обмана. Теперь я подозреваю, что и вся наша переписка была всего лишь составной частью вашего гнусного плана! Возможно даже, что те нежные послания писала вовсе не ты.
Она с трудом приподнялась на кровати. Локоны и ленточки растрепались, от этого она выглядела просто комично. Но глаза ее горели, словно факелы, а ответ был тверд:
— Их писала я. От первого до последнего.
Его губы скривились.
— В своих письмах ты не раз повторяла о своих возвышенных чувствах, об уважении, которое ты якобы испытываешь ко мне. Ты говорила, что твое единственное желание — служить мне. Интересно, неужели это любящее сердце подсказало тебе этот дьявольский план?
Не в силах ответить, Магда спрятала лицо в ладонях. Она знала, что ей в конце концов придется услышать все эти вещи, но теперь, когда она их слышала, они уничтожали ее.
Вдруг Эсмонд спросил:
— Когда ты получила это увечье?
— В детстве. Это был несчастный случай. Меня сбросила моя лошадь.
Эсмонд отвернулся, нахмурился и стал мерить гневными шагами комнату. В его голове пронеслась их мимолетная встреча в замке Шафтли. Тогда Магда была тоже под вуалью, но он не придал этому значения, решив, что это деталь траурного одеяния. Ее тетушка говорила в письме о несчастном случае, но ему и в голову не приходило, что случай обернулся трагедией. Леди Шафтли писала о Магде только хорошее, и Эсмонд не мог понять, как девушка, которая сама в жизни так настрадалась, могла согласиться участвовать в подобной гнусной затее? Его душа мучилась как в Аду. Ему захотелось убежать из этой комнаты, оседлать Джесс и уехать из Морнбери, чтобы никогда больше сюда не возвращаться.
Этот рок, конечно, рок, который преследовал его, обрек Эсмонда на несчастья. Весь дом окружен несчастьем. Смерть вырвала из его объятий Доротею, а сегодня случилось вот это… Какое отвратительное лицо!.. Он попался в капкан, ловко поставленный Адамом Конгрейлом, как последний дурачок. Только теперь он осознал, что необходимо было до свадьбы хоть раз увидеться с Магдой. Но теперь уже поздно.
Это женское существо, сидящее на кровати, подумал он, только и может вызвать в сердце мужчины, что жалость. Да, граф пожалел ее. И чем больше он думал о ее несчастье, тем ужаснее ему казалось то, что девушка, которая могла превратиться в настоящую красавицу, была так жестоко наказана судьбой, получив кошмарные увечья.
Эти румяна и пудра… Этот опущенный вниз рот… Эти рубцы… О Господи, как можно заставить себя полюбить это лицо?! Как ему преодолеть отвращение?! Отослать ее домой? Нет, невозможно. Его просто-напросто поднимут на смех. Даже королеве Анне эта ситуация может показаться пикантной, и она наверняка будет хихикать вместе со своими подданными. Королевский двор зашумит, словно пчелиный улей, если туда сунуть палку, от такого первосортного скандала. И как ему после этого посещать кофейни или появиться в споем клубе? Да, надо признать, что граф Морнбери был гениально одурачен и оказался последним болваном. Адаму Конгрейлу, этой хитрой лисе, ловко удалось женить его на своей уродливой дочери.
Холодная ярость ходила в душе Эсмонда штормовыми волнами. Если он ее отошлет обратно сразу же после свадьбы, то истина тут же откроется, и он станет первым дураком во всем Лондоне.
Нет, такого позора ему не пережить.
Внезапно он прервал свое нервное хождение по комнате и быстро вернулся к кровати.
— Я понял ваш план, — хрипло проговорил он. — Твой негодяй отчим хранил правду в тайне от меня, чтобы заполучить в зятья крестного сына королевы и графа Морнбери. Метил он высоко, а для достижения своей цели использовал самые низкие и подлые методы. И ты была участницей всего этого! Ты, которая в таких нежных выражениях писала мне о своей привязанности! Как я был слеп! Как мог поверить?! О, если бы ты хоть на секунду встала на мое место и почувствовала то, что чувствую я, то ни за что не допустила бы, чтобы это произошло.
Магда бессильно уронила руки и посмотрела на него своими большими печальными глазами.
— Ругайте меня, сколько хотите, — сказала она. — Что я могу ответить на ваши упреки? Я привыкла к тому, что меня незаслуженно ругают и делают мне больно…
На какую-то секунду ее слова заставили его устыдиться своего поведения, но он тут же нахмурился и, обидчиво выпятив нижнюю губу, воскликнул:
— Я ругаюсь только тогда, когда меня до этого доводят! Неужели так трудно понять, что ты первая скрипка в этом заговоре?
— Я могу признать лишь то, что далеко не красавица, — ответила она.
— Хорошо. Я еще раз повторю: не твоя вина в том, что у тебя на лице эти шрамы, — терпеливо повторил он. — Твоя вина в том, что ты приняла участие в дьявольском обмане. Конечно, будь у меня другой характер, я бы сделал вид, что не заметил ничего особенного в твоем лице, и продолжал бы улыбаться. Но я не терплю предательства, а ты предала нашу дружбу и слово чести. Ты не достойна звания благородной женщины.
Ее ногти врезались в мякоть ладоней. Магда чувствовала: еще немного, и она не выдержит. Не могла несчастная рассказать Эсмонду о зверствах отчима — тот мог отыграться на матери. Она прошептала:
— Я вернусь в Страуд.
— Ты теперь будешь делать только то, что я прикажу! — оборвал он. — Я не собираюсь выставлять себя перед всеми на потеху! Что ж, я совершил глупость и теперь буду расплачиваться за нее, но ты останешься здесь и будешь играть роль графини Морнбери!
Она села на кровати и измученными, широко раскрытыми глазами попыталась заглянуть в его глаза.
— Но вы же не хотите этого…
— Разумеется, не хочу, — жестко отрезал он. — Но ты останешься. Если бы ты не захотела, то не совершился бы этот обман. Боже, каким же я был дураком! Но никто никогда об этом не узнает! Клянусь! А ты должна принять наказание.
— Что вы собираетесь сделать со мной?
Он молча, сжав губы, смотрел на нее. В нем проснулся демон, до этого дремавший и не беспокоивший его долгое время. Глаза Эсмонда, казалось, прожигали девушку насквозь, она почувствовала холод под сердцем от этого ненавидящего, безжалостного взгляда. Молчание графа было страшно. Лучше бы он накричал на нее или даже ударил. Заламывая руки, она упала перед ним на колени:
— Эсмонд, Эсмонд, простите меня, простите мне то, что, кажется, невозможно простить! Вы не понимаете… Вы не можете знать… — Она осеклась и, вскинув руки к волосам, стала яростно срывать с себя все эти нелепые ленточки, кружева, рванула ожерелье, и дорогой жемчуг раскатился по полу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});